Текст: Андрей Цунский
Кто воспитал Ушинского?
Трудно говорить о тех, кого общественное мнение предпочло забыть, читатель и издатели как-то тоже плохо помнят, и только преподаватели и студенты педагогических учебных заведений почитывают – когда готовятся к зачету. В Америке в моде был доктор Спок – а ведь многое из им написанного не было открытием: об этом говорил Константин Дмитриевич Ушинский.
Вспомнилась ни к селу ни к городу дивная новелла любимейшего Николая Семёновича Лескова «Из истории одной московской фамилии». Там в результате невероятной коллизии законная жена дворянина оказалась в церковной книге венчана с крепостным. Никто не мог исправить чудовищное положение, оставлявшее детей дворянина без гимназии и социального статуса. Но сумел помочь (кстати, если вы решили мм… как бы точнее выразить мысль… отдохнуть от соцсетей, то почитайте непременно. Получите огромное удовольствие) вовсе не образцовой морали дьячок, который сначала подчистил книгу, а потом написал поверх очевидной подчистки то же, что и было, – но сам факт порчи книги потребовал разбирательства, и правда восторжествовала. Но бывает – и так куда чаще бывает – наоборот.
Как Совет министров РСФСР победил церковную книгу
В Государственном архиве Тульской области имеются неопровержимые документы: Константин Дмитриевич Ушинский родился 19 февраля (по юлианскому календарю), 3 марта – по календарю точному, то бишь григорианскому, 1823 года. Двадцать ТРЕТЬЕГО. Однако все юбилейные торжества проводятся не в третий год десятилетий, а в четвертый. Почему?
Не знаю, как случилось, что при подготовке одиннадцатитомного издания трудов Ушинского в прошлом столетии академик и видный ученый Василий Яковлевич Струминский указал год рождения «1824». Может быть, он просто ошибся. Может, устал или отвлекся, да мало ли что бывает. Но как раз в это время заслуженных педагогов решили награждать особой медалью – и назвали ее медалью Ушинского. И случилось так, что дата рождения великого педагога и писателя «1824 год» угодила в Постановление Совета министров РСФСР № 396 от 25 июня 1946 года, которым было утверждено описание медали К. Д. Ушинского. Кстати, медаль до сих пор остается официальной наградой Министерства образования и науки РФ.
А год рождения Ушинского в официальных бумагах до сих пор – вопрос неясный. Исследователи трактуют вопрос по-разному. Одни придерживались – что при советской и некоторых других формах власти вполне понятно – мнения, что в постановлении правительства цифры вернее, чем на самом деле. Начали писать. Что папа Ушинского Дмитрий Григорьевич нарочно подделал такую запись в церковной книге, чтобы на год раньше отправить сына в гимназию. Почитав Лескова, вы поймёте, что такая подчистка церковной книги была делом трудноосуществимым – и кстати, подсудным. А последствия такого преступления были бы нешуточными. Так что родился Константин Дмитриевич в 1823 году, но бюрократическая глупость сделала его на год моложе. Хотя это не так уж и важно.
Капнист или Гусак?
Константин Дмитриевич, как мы уже выяснили, родился в 1823 году. Его отец – Дмитрий Григорьевич – дворянин, весьма для своего времени неплохо образованный. Учился он в Московском университетском благородном пансионе – это не высшее образование, но лучшее из средних. Когда началась война 1812 года – пошел сражаться. Богатства особого не имел – в приданое за женой взял сотню десятин земли и тридцать душ крепостных. То есть – тридцать семей с женами и детьми.
Делаем необходимое пояснение. Десятина в данном случае не 1,09 га, как часто перекладывают в наше время. В XVIII и начале XIX века помещичью землю мерили так называемой владельческой, или хозяйственной десятиной, равной 3200 квадратных саженей, или 1,45 гектара. Много или мало – иметь сорок пять гектаров?
Вот у Пушкина было земли куда как больше. И крепостных тоже. Только все заложено-перезаложено, большое имущество – великие печали.
А вот Дмитрий Григорьевич был небогат, но практичен. Усадьба была на окраине Новгорода-Северского, причем дом был добротный, на берегу Десны – с прекрасным видом на окрестности. Двор большой, фруктовый сад – прекрасный. А еще была в усадьбе великолепная библиотека. Отметим особо это обстоятельство. Впрочем, этот райский уголок он обустроил настолько замечательно после женитьбы. В энциклопедиях и биографиях часто встречается формулировка «…зажил мирной обывательской жизнью, вступив в брак с дочерью местного капиталиста, урожденной Капнист». С дочерью Капниста-капиталиста. Это написано не в советское время. Просто автор этой формулировки – писатель и педагог Матвей Леонтьевич Песковский – тоже работал в стилистике своего времени. Времени чеховских Лопахиных, когда прогрессивная часть России стремилась делать дело. Капиталист в его глазах было куда как почтеннее, чем дворянин и помещик.
Если жизнь человека начинается с путаницы, то кого удивит, что и дальше продолжается путаница, причем не только в направлении от рождения человека к его уходу из нашего мира, но и в сторону обратную! Жену Дмитрия Григорьевича звали Любовь Степановна. А вот фамилия… Одни называют фамилию Капнист, другие Гусак. Но мы не уподобимся Ивану Ивановичу и Ивану Никифоровичу и не будем ссориться из-за «гусака». Она была из рода Гусаков. Но настоящая фамилия Любови Степановны – Карпинская, ее отец, статский советник Степан Степанович Карпинский, был известным человеком в губернии.
Начальное образование дала маленькому Косте именно Любовь Степановна, именно она разбудила в нем жажду знаний и любовь к чтению. Отец же собрал библиотеку и создал в доме атмосферу добра и уважения членов семьи друг к другу. Так были заложены не только черты формировавшейся личности Ушинского – но и основы его будущих педагогических взглядов. О матери же сам Константин Дмитриевич написал: «Мать моя умерла, когда мне не было еще двенадцати лет, а отец по смерти матери почти не жил дома, так что жил я один с меньшим братом моим в том хуторке, куда никто не заглядывал».
Помощь после трагедии
В рамках статистики смерть родного человека не кажется трагедией. Ну драма, ну горе – так может сказать бесчувственный, равнодушный и очень глупый человек. Но когда ребенок теряет мать – это может стать причиной страшных изменений в психике, нанести ужасный ущерб формирующейся личности. В такой момент самое важное, чтобы рядом были люди тактичные, сострадательные – и здравомыслящие. Здравомыслие при этом должно быть направлено на их собственные слова и действия.
И такие люди рядом с Ушинским нашлись. Но прежде всего хочу предостеречь читателя от скоропалительных выводов, на которые все мы бываем чересчур падки. «Он сам пишет, что отец почти не жил дома! Отец его бросил! Негодяй!» Не спешите. Поставьте себя на место мужчины, который жил по старинному укладу, отдавая себя хозяйству и службе, а был он, между прочим, судьей, уважаемым, известным неподкупностью и порядочностью – оставив воспитание детей жене. Он любил их, и смерть жены была для него страшным ударом. Те, кто уже проглядел наискосок биографию Ушинского, крикнут: «И что же он сразу женился?»
Овдовевший офицер, судья и просто мужчина – он понимал, что ему одному не справиться, а нужно было поднимать детей, которых у него было пятеро. Старшим – Саше и Владимиру – еще как-то мог сказать: «Держитесь, сыны», – но что говорить Косте, шестилетнему Сереже, и совсем крошечной четырехлетней Кате? Как объяснить им, что жизнь не кончилась, что будет еще много хорошего, что горе не вечно? Женитьба в такой ситуации была спасением и для него, и для детей. Но было очень важно, чтобы новая женщина в доме оказалась доброй, не старалась заменить мать – но занять место матери. Не заменить – но быть рядом. Просто ли это? Прежде чем отвечать, спросите себя: а вы бы смогли? Хотя кто может знать такое – даже о себе.
И кроме того, легко сказать – жениться… На ком? Кто выйдет замуж за немолодого уже мужчину, занятого на службе, не слишком богатого, и с пятью детьми? И все же такая женщина нашлась. Дочь генерала Василия (Вилима) Родионовича Гербеля, Наталья Васильевна. В этой семье богатство не было главным, важнее было что-то другое. Она нашла нужные слова – потому что чувства ее и к мужу, и к его детям были искренними. Она не могла стать им матерью – но стала другом. И Константин Дмитриевич всегда вспоминал о семье своей только с любовью.
Педагог для педагога
В гимназию Константин Дмитриевич пошел в третий класс. Это трудно – вокруг ведь дети постарше, и многие больше чем на два года. В такой обстановке многое зависит от того, кто стоит во главе гимназии. А во главе гимназии в Новгороде-Северском стоял… бывший судья Илья Федорович Тимковский.
Сейчас нам трудно представить себе, чтобы судья пошел на такую неказистую должность. Не торопитесь.
Человек этот учился в семинарии, Киево-Могилянской академии и в Московском университете, и за представленные сочинения (нечто вроде дипломных работ) получил две серебряные медали на философском факультете, серебряную и золотую – на юридическом. В семинарию – после нескольких лет домашнего обучения поступил он в 1781 году, а юридический факультет Московского университета окончил в 1796 году. Пятнадцать лет непрерывного обучения при образцовой успеваемости! Кто теперь может похвастать таким академическим опытом?
Он послужил и в Петербурге. Там он стал секретарем сената и на этом посту составил «Систематическое расположение законов российских» – фактически привел в порядок для совершенствования правоприменительной практики все российское законодательство! За эту работу получил он от государя бриллиантовый перстень. При департаменте министерства юстиции составил проект третейского совестного суда.
Завершив столичную карьеру, стал профессором Харьковского университета, где преподавал гражданское и уголовное право, усовершенствовал обучение законам и форму судопроизводства российского, кроме того, ввел «всеобщую словесность на правилах эстетики и ученую историю в отделении филологических и словесных наук».
Надо ли говорить, что блистательно знал он иностранные языки, римское право, логику и риторику, поэзию и ораторское искусство... Среди его работ «Опытный способ к философическому познанию российского языка», «Сравнение юстиниановых законов с российскими». В 1811 году по состоянию здоровья вышел он в отставку, какое-то время был глуховским уездным судьей – а затем, в 1825 году, стал директором гимназии.
Итак, ему было всего пятьдесят два года, но в те времена этот возраст почитался за старость. Он нечасто приходил в гимназию (то есть – не каждый день), но первым делом упразднил… телесные наказания, что было в те времена делом просто обязательным.
«Почтенный старик, переходивший беспрестанно от Горация и Вергилия к Библии и от постовых молитв, которые он сам читал в кругу гимназистов, к цитатам из Тацита и Цицерона, был и в то время явлением не совсем обыкновенным, а ныне даже очень и очень редким. Вот почему во время Ильи Федоровича Тимковского воспитанники гимназии отличались на экзаменах во всех университетах. Между нами жило, мы и сами не знали почему, какое-то благоговейное уважение к науке и к тем немногим учителям и даже товарищам, которые ревностно ею занимались». Умение переводить трудные места Горация или Тацита было патентом на всеобщее уважение. Такого ученика 7-го класса знали даже довольно оборванные мальчуганы первейшего (т. е. приготовительного) класса, смотрели на него с уважением и произносили его имя как имя какого-нибудь Гумбольдта.
О гимназии Ушинский вспоминал не только это. Те, кто заинтересовался, могут почитать его воспоминания о Новгород-Северской гимназии не отходя от компьютера. Однако нас интересует фигура его главного учителя – Ильи Федоровича Тимковского. О нем пишет сам Ушинский: «Твоим нелицемерным, продолжавшимся до гроба служением науке, твоим благоговейным уважением к ней и твоею постоянною верою в другую, гораздо более высшую святыню ты посеял в сердцах своих воспитанников такие семена, которые да поможет им Бог передать своим детям и воспитанникам».
Почему большой юрист стал большим педагогом? Потому что он был юристом настоящим. Не послушным применителем статей и параграфов, а человеком с пониманием духа права, огромным жизненным опытом. Знатоком права римского, в основу которого легла латинская мудрость Сенеки и Цицерона. Для него была важнее всего этическая сторона любой его деятельности.
Об Ушинском – и не только
Вспомним, как воспитывали нас, как воспитывали своих детей мы? В одной работе, посвященной Ушинскому, я нашел его постулаты оформленными в таблицу под цифрами. Ну – кому-то так удобнее. Давайте вспомним, не доводилось ли нам этого слышать или даже говорить…
1. Главная предупреждающая мера есть по возможности ровная жизнь - не возбуждающая у детей капризов и упрямства.
Нужно подождать, пока дети вырастут, а уж там уйду к тебе.
2. Должно удовлетворять всем законным требованиям ребёнка прежде ещё, чем они перешли в сильные желания.
- А вот нечего баловать!
3. Должно всегда доставлять ребёнку возможность деятельности, сообразной его силам, и помогать ему только там, где у него не хватает сил, постепенно ослабляя эту помощь с возрастом ребёнка.
- Какой велосипед? Она упадет! Какой ножик? Он ведь порежется!
4. Никогда не обещать ребёнку, чего нельзя выполнить, и никогда не обманывать его.
- Пойдем обязательно! Если у тебя не будет не будет троек, в следующее воскресенье. (…)
5. Если приходится отказать дитяти, то отказать решительно, разом, без колебаний, и потом не менять своего решения.
- Ну подожди, мы еще подумаем…
6. Не отказывать в том, что можно дать или дозволить.
- см. п. 2.
7. Если упрямое желание уже проявляется, то обратить в другую сторону внимание дитяти или прекратить распространение каприза быстрым наказанием.
- Ай, вот тебе мороженое. Только не ори!
8. Воля воспитателя должна быть для дитяти такою же неизменною, как закон природы, и чтобы ему казалось столь же невозможным изменить эту волю, как сдвинуть с места каменную стену.
- Ладно, возьми, пока отец (мама) не видит.
9. Не заваливайте ребёнка приказами и требованиями, предоставляя ему большую независимость; но немногие требования воспитателя должны быть неизбежно выполнены, а невыполнение их влечь наказание с такой же точностью, как нарушение физических законов здоровья влечёт за собой болезнь.
- И в комнате убрала, и троек нет, и уроки сделала… Так, а что это за пятно на платье! Никаких дворов и подружек!
10. Расположение духа взрослого, воспитывающего ребёнка, не должно иметь влияние на ребёнка…
- Ну, подрался, побил кого-то, с детьми бывает… все равно он молодец, мужчиной растет…
«Упрямство, или, как мы назвали его, упорство, происходящее от нелюбви ли или даже от положительной ненависти к воспитателю, если и может быть сломлено наказаниями, то последствия такого перелома – трусость, скрытость, тайная злоба…»
Достаточно ли хорошо мы знаем Ушинского? Да знаем ли мы его вообще? Не слишком ли легко отказались мы когда-то от мудрости предков, почитая за нее лозунги и формулы? Не от того ли мир вокруг нас стал настолько хрупким? Давайте думать. Не забывая о том, что у многих родителей сейчас совсем другие заботы.
