Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Республика советской детской литературы развивалась по особым законам. Всё начиналось с политических задач, которые, собственно говоря, никогда не снимали с повестки дня. Писатели должны были разъяснять детям необходимость Октябрьской революции, показывать глубокую органичность пионерской организации, чтобы никаких сомнений не было в правильности нашего пути. А как же иначе?
Какое-то время идеологи отвергали волшебную сказку, призывая только к полезной, воспитательной и поучительной детской литературе, которая дает читателям знания и умения. Потом те идеологи, в большинстве, оказались в лагерях – и отнюдь не пионерских – и сказку возродили. Сентиментальные, «слащавые» книги для умненьких-благоразумненьких девочек советская культура презирала всегда. Эти ограничения, эти чрезвычайные обстоятельства пошли на пользу. Развивались необычные жанры. В том числе – разговор с детьми как со взрослыми, воспоминания о своем детстве, продолжающие традиции Аксакова и Горького. Славные получались книги. В эту индустрию влилась и Валентина Осеева – в те годы, когда детская литература в нашей стране уже получила «тяжелую артиллерию» и популярность среди ребят. Аудитория расширялась: школьники все раньше учились читать и становились активными книголюбами.
…Она родилась в семье революционеров-подпольщиков. Обыски, лихорадочные переезды, расставания с отцом – всё это Валентина познала рано. Ее мама – газетный корректор (в советское время она много лет работала в газете «Гудок») – тоже посвятила себя революции, водила знакомство с сестрами Владимира Ульянова. Она начала учиться в Киевской гимназии, потом училась в Житомирской. Часто вспоминала самарские страницы детства: туда они тоже попали, увиливая от слежки. Девушка мечтала стать актрисой. В конце концов, ее приняли в Киевское театральное училище – правда, на отделение драматургии. Но очередной переезд, отменить который было невозможно, помешал получить диплом. А, может быть, к тому времени она решила, что есть в мире вещи поважнее театра?
В 1917 году для Осеевых не стоял вопрос – как относиться к революции. Сегодня многие не любят вспоминать о таком выборе наших прадедов и прабабушек – революционный романтизм не в моде. Не стоит обманываться. Наступило их время – голодное, но полное надежд. Ее отец, оставивший семью, но не порвавший с дочерями, проектировал мосты.
Мать Валентины по заданию партии поступила на службу в трудовую коммуну имени Клары Цеткин – учить уму-разуму трудных детей, недавних беспризорников. Вскоре педагогом стала и Валентина – на шестнадцать лет. Сначала помогала маме, потом работала в Москве, в Даниловском спецприемнике для беспризорных детей. Там случались настоящие «восстания гладиаторов». Валентину Александровну воспитанники любили, но, бывало, могли убить во время буйных восстаний. Но обошлось. Однажды ее спас будущий муж – Сергей Хмелев. В разгар бунта он прискакал в коммуну на белом коне и утихомирил бузу. Осеевой тогда только исполнилось 19. Чуть позже она научится работать с ребятами так, что защитники уже не требовались.
Как воспитывать, не впадая в нравоучительный тон? Осеева стала рассказывать истории. Она рассуждала: «Нотация – это без пользы: сиди, слушай и дрыгай ногой… А если вдруг задуматься и сказать: «А вот, ребята, мне припомнился один случай, очень похожий…» И рассказать почти такую же историю, но чтоб не рассусоливать, а то все пропало. И чтоб до сердца дотянуть». До сердца – это уже писательская программа.
Вместе с воспитанниками Осеева ставила свои пьески – часто из их жизни. Вот тут-то и развернулись ее актерские способности. Ребятам – а это сложная, бунтарская аудитория – так нравились ее рассказы и сценки, что Осеева и сама поверила в свое литературное дарование. Ученики буквально заставили ее в 1937 году отправить в редакцию рассказ «Гришка».
Его напечатали. «Пошли три мальчика в лес. В лесу грибы, ягоды, птицы. Загулялись мальчики. Не заметили, как день прошёл», - так начинался этот поучительный (быть может, слишком поучительный) рассказ. Дебютантке уже исполнилось 35 – и она, конечно, сомневалась в своем писательском будущем. Но очень быстро нашла свою интонацию, стала мастеров полусказок – полупритч о современных детях.
Писатель «о морали» сложнее всего. Выручает только музыка слова, да сказочная атмосфера. Да У Осеевой получались простые и ясные притчи – короткие, чтобы прочитать на одном дыхании. Именно она рассказала нам, что «пожалуйста» -- это волшебное слово. Таких рассказов, по-толстовски назидательных, у нее вышло немало.
Например, «Бабка» - о старушке, которая повторяли: «Обидеть – что ударить, а приласкать – надо слова искать». А родные сумели оценить ее только после смерти. Многие, прочитав, увидели: а ведь это про нас, про наших стариков…
Или «Почему?» – один из лучших рассказов о лжи и совести. Рассказ с таинственной атмосферой. Мальчик сваливает свою проделку на собаку, потом – после долгих сомнений – раскаивается. А завершается всё так.
Пес думает: «Почему меня выгнали во двор, почему впустили и обласкали сейчас?»
Мама долго не спала. Она тоже думала: «Почему мой сын не сказал мне правду сразу, а разбудил меня ночью?»
«И я тоже думал, лежа в своей кровати: «Почему мама нисколько не бранила меня, почему она даже обрадовалась, что чашку разбил я, а не Бум?»
Изящный финал. Три «почему», которые долго не выходят из головы. Я, например, с детства помню этот сюжетный поворот.
Почти про всех советских детских писательниц можно сказать, что они сочиняли добрые книги. Это самая банальная истина. У Осеевой я бы отметил умение строить фразу – как правило, короткую. Там нет ни одного лишнего междометия. Было время, те самые «добрые книги» (и осеевские не в последнюю очередь) высмеивали, называли слащавыми. Патока на сахарине. Видимо, в то время мы забыли, что вместо, быть может, слишком предсказуемой, заданной доброты может явиться прямая пропаганда агрессии, грабежа. Бывает, представьте, и такая. Иногда она растет легко и быстро как сорная трава.
В литературном институте она училась вместе с Сергеем Михалковым – уже известным. Сама держалась совсем не в богемном стиле. Умела и влюбляться, и любить, но не напоказ. Не стремилась к интервью, к фотографиям в компании знаменитостей.
Зато именно она написала первую всесоюзно известную послевоенную детскую книгу. «Васек Трубачев» принес Осеевой славу и немаловажный статус «главной» писательницы про пионеров. Сталинская премия (рассказывают, что Осеева, в отличие от коллег, никогда не козыряла этой наградой), школьная программа по внеклассному чтению, многочисленные переиздания, экранизации, квартира напротив Моссовета…
Трубачев. Дети получили настоящий пионерский эпос о трех томах – конечно, не сразу, за несколько лет. Ее сравнивали с Аркадием Гайдаром – но тот никогда не обращался к столь крупной форме. И Осеева впервые от рассказов перешла к роману с продолжениями. Первая часть написана блистательно, вторая – самая увлекательная, как-никак, про войну. Третья книга оказалась скромнее, ее, признаться, дочитывали не все. Но достаточно и дилогии. Осеева начала писать про Васька сразу после войны.
Получилась энциклопедия пионерской жизни, вполне правдоподобная и не прямолинейная. Стенгазета, лыжные экскурсии, впечатления от нового учителя и вожатого, размолвки неразлучных друзей – всё это узнаваемо и притягательно. И юмором сага о Трубачеве не обделена – особенно первая часть. Это книги о людях, которые жили с открытыми дверями, умели дружить и крепко понимали, что без взаимовыручки всем будет тяжко. Они все – почти как родственники, школьники, учителя, их родители. Братство? Можно и так сказать. Так существовало советское общество, мы еще застали его фрагменты, осколки. Это отличает их от нас сильнее, чем политическая система. Пионерская жизнь для героев Осеевой – не проформа. Это опыт, полный ошибок. Опыт существования в обществе – не менее важный, чем учеба. И частенько звучит понятие «пионерская честь».
Первые читатели трилогии нередко считали, что речь у Осеевой идет о самых настоящих ребятах, их не отличить от современников. И в то же время они интересны, иногда эксцентричны. И письма – в самых настоящих бумажных конвертах – писали откровенные эпистолы не только автору, но и Ваську Трубачеву, честному парню Одинцову и другим ее героям.
Осеева умела писать не скучно, ее положительные герои, начиная с Васька, непременно ошибаются, оступаются – как же без этого? Было время, «Трубачева» пытались отменить – как реликт коммунистических времен. Думаю, с этим ничего не выйдет. Слишком много плоти и крови в этих книгах. В особенности – в двух первых. И они не умирают даже, потеряв поддержку государственной идеологии.
Приведу и один современный читательский отзыв, случайно попавшийся на глаза – его автор не была ни пионеркой, ни, тем более, комсомолкой, но… «Я горячо волновалась за Васька, Сашу, Севу Малютина, едва не плакала, прочитав о гибели девочек, радовалась возвращению ребят в родной город после украинских мытарств... Словом, эмоций было много». Это не рекламный ход, и таких рецензий на старенькую пионерскую классику немало. Думаю, скоро их станет еще больше. Если наши современники не разучатся читать, то обратятся, кроме прочего, именно к такой литературе. С неё начнётся что-то новое в нашей жизни.
C ее героической биографией (семья революционеров, работа с беспризорниками) Осеева могла бы годами «блистать» на заседаниях и чествованиях, поближе к орденам и должностям, но вкуса к общественной жизни у нее не было. Они не занимала никаких обременительных постов в Союзе писателей, не слишком часто выступала перед пионерами. Для писателя такое воздержание – великое благо. Она жила призванием. Сначала – педагогическим, потом – литературным.
И к ней пришла настоящая удача. Для нескольких поколений школьников – а особенно школьниц – дилогия о Динке стала сокровенной, любимой. Ее, как правило, читали не по совету родителей или учителей. Ее самостоятельно искали в библиотеках, а узнавали о Динке во дворе, у старших приятелей. Эта книга входила в узких круг по-настоящему любимых, настоящих, самых потрепанных на любой полке. Видеть такие лохмотья из собственных сочинений – счастье для писателя.
Обычное писатели начинают с автобиографических фантазий. Осеева завершила книгой, в которой многое – из ее собственного детства. «Маленькая вихрастая девушка» росла в семье революционеров. Только их фамилия – не Осеевы, а Арсеньевы. А Динка – это, скорее всего, вариация на тему домашнего имени Тинка, Валентина. И родители, и друзья – почти всё там из ее детства. Место действия – тоже из её гимназических лет. Их трех сестер Динка – самая эмоциональная, самостоятельная и непослушная.
Она дружит с мальчишкой, который мечтает сбежать от отчима. Его имя тоже помнили сотни тысяч читателей – Ленька. Это повесть о предреволюционном времени, в которой, как и, например, в катаевском «Парусе», есть «свои» и «чужие», «красные» и «белые». А как же без политики, когда речь идет о начале века, о семье, в которой дети распространяли мятежные прокламации? Но книг на схожую тему хватало. А «Динка» отличалась вниманием к словам, чувствам и эмоциям. Это повествование, в котором многие страницы дышат. Там многое воспринимается не как рассказ о прошлом. Слишком много своего знания о людях вложила Осеева в эту книгу – наверное, собирала ее десятилетиями, по крупицам. Наверное, это и называется – «до сердца дотянуть».
Она любила петь романсы, знала их множество. Знала, что такое поздняя любовь, прогуливалась на улице Горького, почти каждый день получала письма от читателей… Валентина Осеева прожила 67 лет, и ушла из жизни на взлёте писательской известности. От нее ждали новых книг, действительно ждали. Наверное, такой уход счастливее, чем долгая жизнь в забвении.
