Текст: Василий Авченко /РГ
Может быть, это главные русские идеи вообще - государственность (вплоть до деспотии), вольница (вплоть до бунта) и территориальное расширение (вплоть до Аляски и космоса)?
Работа на самом краю
Отношение Пушкина к Петру и Пугачеву отражено в целом ряде его сочинений. Дальневосточная тема остается как бы в тени, к тому же Пушкин успел посвятить ей лишь три фрагмента: "О Камчатке", "Камчатские дела (от 1694 до 1740 года)" и "Наброски начала статьи о Камчатке". Все эти записи сделаны при чтении "Описания земли Камчатки" Степана Крашенинникова и в значительной степени представляют собой конспект этого труда. Крашенинников - ботаник, географ, этнограф - исследовал Дальний Восток в 1733-1743 годах; его книга "Описание земли Камчатки", вышедшая в 1755 году, стала международным бестселлером.
Пушкин поставил на одной из своих "камчатских" рукописей дату - 20 января 1837 года. Историк, пушкинист Натан Эйдельман писал:
"Семь дней до дуэли, девять дней до смерти! ...Разгар трудов над четвертым томом "Современника", твердое намерение писать новые главы для "Истории Пугачева", на столе груды материалов по истории Петра; денежный долг давно перевалил за сто тысяч, ненависть и презрение к Геккерну, Дантесу отравляют мысли и сердце. Некогда, совершенно нет времени... Но Пушкин сидит и упорно делает выписки из толстого фолианта".
Тем самым Эйдельман констатирует неслучайность обращения Пушкина к теме, и все-таки камчатские наброски всерьез почти не изучались, а последний из них был опубликован литературоведом Сергеем Бонди лишь в 1933 году. Да, по большей части это не оригинальные пушкинские тексты, а выписки из сочинения Крашенинникова. Однако считать их не более чем конспектом, доказывает Эйдельман, - неверно. В них - начиная уже с самого отбора фактов - проявилось не только крашенинниковское, но и пушкинское.
Наставления Степана Крашенинникова
Труд Крашенинникова начинается так: "О Камчатской земле издавна были известия, однако по большой части такие, по которым одно то знать можно было, что сия земля есть в свете; а какое ее положение, какое состояние, какие жители и прочая, о том ничего подлинного нигде не находилось". К зиме 1836-1837 годов многое изменилось, но и тогда мало кто в России представлял себе, что такое Камчатка. Этот уже достаточно давно присоединенный к России край предстояло не только изучать и осваивать, но и прописывать в пространстве русской культуры. Пушкин, побывавший на кавказском, черноморском и бессарабском фронтирах империи, в последние недели жизни занялся именно этим.
Невыездной поэт словно "столбил" крайние точки страны, утверждая ее владения.
Интересно и то, что Пушкин выписывал из Крашенинникова, и то, что добавлял от себя. В огромном труде 1755 года - масса сведений о географии, климате, фауне, флоре, минералах, быте коренных жителей. Пушкин выписывает топонимы, сведения об аборигенных народах, упоминает "бобров" - каланов, "огнедышащие горы" (вулканы), мифического ворона Кутха, медведей, лососей... Но куда больше, чем природа, этнография и прочая экзотика, Пушкина интересовало освоение Камчатки русскими.
Из первых, "естествоиспытательских" разделов крашенинниковского труда он выписал сравнительно немного. Куда глубже Пушкин занялся последней, четвертой частью книги - "О покорении Камчатки, о бывших в разные времена бунтах и изменах и о нынешнем состоянии российских острогов". Поначалу между казаками и камчатскими аборигенами происходили настоящие сражения. Там и тут у Крашенинникова встречаются жуткие описания: "Дикарей убито и потоплено столько, что Большая река запрудилась их трупами"; "Все казаки с женами и детьми были перерезаны"; "Все камчадалы погибли, не спаслись и те, которые сдались. Ожесточенные казаки всех перекололи..."
"Так погиб камчатский Ермак!"
Нетрудно заметить, что камчатские сюжеты сливаются с двумя другими ключевыми в представлении Пушкина темами русской истории - Петровской эпохой и казацкой вольницей. Вот уже сами казаки, недовольные суровостью своего предводителя Владимира Атласова (ок. 1661-1711), бунтуют и сажают его в "казенку" - тюрьму. Вскоре на полуострове оказывается сразу трое конкурирующих между собой представителей государевой власти, "начальников Камчатки": бежавший из-под замка Атласов и вновь присланные Чириков и Миронов. Последний сразу был "зарезан от казаков", Чирикову дали время покаяться, после чего "бросили скованного в пролуб", Атласова казаки зарезали спящим.
"Так погиб камчатский Ермак!" - восклицает Пушкин, как бы устанавливая этой параллелью с покорителем Сибири подобающий фигуре Атласова исторический масштаб.
Очевидно, Пушкин готовил для журнала "Современник" статью о покорении Камчатки. Сохранилось ее возможное начало:
"Завоевание Сибири постепенно совершалось. Уже все от Лены до Анадыри реки, впадающие в Ледовитое море, были открыты казаками, и дикие племена, живущие на их берегах или кочующие по тундрам северным, были уже покорены смелыми сподвижниками Ермака. Вызвались смельчаки, сквозь неимоверные препятствия и опасности устремлявшиеся посреди враждебных диких племен, приводили их под высокую царскую руку, налагали на их ясак и бесстрашно селились между сими в своих жалких острожках..."
Возможно, был и замысел художественного произведения. Пушкинист XIX века Павел Анненков считал, что Александр Сергеевич делал камчатские записи "для будущего художнического воспроизведения казачьих подвигов и правительственных распоряжений в этой земле". Порой выписки перерастают в прозаические наброски:
"Камчатка - страна печальная, гористая, влажная. Ветры почти беспрестанные обвевают ее. Снега не тают на высоких горах. Снега выпадают на 3 сажени глубины и лежат на ней почти 8 месяцев. Ветры и морозы убивают снега; весеннее солнце отражается на их гладкой поверхности и причиняет несносную боль глазам. Настает лето. Камчатка, от наводнения освобожденная, являет скоро великую силу растительности; но в начале августа уже показывается иней и начинаются морозы".
Незарастающая тропа
Отправляясь на последнюю дуэль, Пушкин оставил на столе камчатские наброски, из которых шедевру, подобному "Капитанской дочке", родиться было не суждено. С другой стороны, он все-таки успел наметить дальневосточную тропу русской словесности. Вскоре ее "обновили" Иван Гончаров и Антон Чехов - первые классики главного калибра, добравшиеся до Дальнего Востока и написавшие о нем выдающиеся книги "Фрегат "Паллада" и "Остров Сахалин".
Тропа эта не заросла до сих пор. А значит, и Пушкин внес вклад в освоение Дальнего Востока - процесс, который идет вот уже несколько столетий на самых разных уровнях - административном, хозяйственном, военном, культурном.
