Текст: Денис Безносов
Обложки взяты с сайтов издательств
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
1. Мариз Конде. Я, Титуба, ведьма из Салема
М.: Эксмо, 2019 (пер. З. Линник)
Существует определенная традиция живописания эпохи рабства, присущая в основном афроамериканской литературе и объединяющая очень разных авторов – от Тони Моррисон до Колсона Уайтхеда. Технически сюжеты и персонажи меняются от романа к роману, но, по сути, они зачастую настолько между собой похожи, что достаточно прочесть один, чтобы понять, о чем другие. Книга Конде – из этой серии. Судьба барбадосской рабыни Титубы выделяется разве что эпохой (конец XVII века), процессом над салемскими ведьмами и колдовскими способностями главной героини (Титуба - самая натуральная ведьма). В остальном нас ждут вполне привычные декорации: кошмарно бесчеловечный быт, необузданное самодурство и свирепствующая жестокость хозяев, неудачные попытки сбежать и т.д.
Плохие белые рабовладельцы плохи и бездушны, хорошие рабы наделены человеческими качествами и беспомощны, хозяева мучают и пытают, рабы страдают и мечтают о лучшей жизни.
При всем желании не получается отыскать в книге хоть что-то примечательное, а чудовищно корявый перевод только добавляет разочарования.
2. Richard Flanagan. The Narrow Road to the Deep North
Chatto & Windus, 2014
(На русском издана в переводе В. Мисюченко под названием «Узкая дорога на дальний север»; М.: Эксмо, 2016)
Образцово плохой, стереотипный роман, слепленный по всем канонам будущих киноадаптаций. Три временных плана – до, во время и после страшных военных событий, дежурный любовный треугольник, дежурное описание тяжелого быта военнопленных с наркоманами-надсмотрщиками, жестокость которых призвана пугать до мурашек (в данном случае речь о японцах, что лишний раз сгущает краски), – наконец, дежурная рефлексия на тему былого на старости лет. Исходил автор из похвальных намерений – рассказать городу и миру о малоизвестных событиях времен Второй мировой, когда около 60 тысяч военнопленных (преимущественно британцев и австралийцев) в чудовищных условиях строили Тайско-Бирманскую железную дорогу смерти, ту самую, у которой мост через реку Квай.
Конечно, Флэнаган старался, и труд его был вознагражден сердобольным жюри Букера, но интересное в его книге исчерпывается страшным историческим сюжетом, с которым он ко всему прочему толком не справился.
Впрочем, не исключено, что любителям «английских пациентов» и прочих мелодрам, вписанных в реальные события, изделие Флэнагана понравится.
3. Луис Альберто Урреа. Дом падших ангелов
М.: Фантом Пресс, 2020 (пер. М. Александровой)
Добротная трагикомическая семейная сага о мамах-папах-сыновьях-сестрах-внуках, надеждах на будущее, ругани, взаимонепонимании и привязанности друг к другу во что бы то ни стало. Как и полагается семейным сагам, речь в ней пойдет о трех поколениях мексиканского семейства де Ла Крус, но в центре сюжета окажутся два брата – Старший Ангел, патриарх семейства, умирающий от рака, и Младший Ангел, изгой и чужак среди своей родни. По всем правилам жанра, де Ла Крусы соберутся впервые под одной крышей на поминках бабушки (совпавшими с юбилеем Старшего), туда же впервые за многие годы приедет Младший, там же все дружно переосмыслят свое отношение к семейным ценностям и предадутся философским мыслям о прошлом. Сюжет Урреа выстроит нелинейно – начнет с поминок, перейдет к детству братьев, потом нырнет обратно и снова туда, диалоги у него будут пестрить испанскими словечками и сленгом, а персонажи - шутить на фоне вполне обычной занудной драмы, даже мелодрамы.
Читать такую книгу приятно – живые герои, хороший перевод, в конце концов, красивая обложка – но, увы, без этого чтения вполне можно обойтись.
4. Jeffrey Eugenides. The Marriage Plot
Fourth Estate, 2011
Очаровательное и незамысловатое рассуждение о свойственном для викторианского романа «брачном сюжете» и его применимости к современному повествованию. Ностальгические 1980-е, Деррида-Эко-Talking Heads, героиня со старомодным именем Мадлен погружена в филологические штудии, но в свободное от занятий время мечется между двумя студентами – загадочным дарвинистом с маниакально-депрессивными симптомами и честолюбивым греком-теософом, мечтающим поехать в Индию.
Сюжет ожидаемо развивается по законам всевозможных джэйн-эйров с гордостями-предубеждениями и миддлмарчами, с той существенной разницей, что персонажи Евгенидиса, в отличии от персонажей Остин и Элиот, знают немало о структуре «брачного сюжета», а потому способны проанализировать происходящее и попытаться избежать ошибок.
Это в теории, на деле же они, конечно, ничего избежать не смогут, поскольку, сами не отдавая себе в том отчета, являются такими же персонажами. Несмотря на такие банальные умозаключения, Евгенидис, будучи, несомненно, выдающимся рассказчиком, все же сумел собрать из заведомо неинтересного материала вполне симпатичный текст.
5. Реза Негарестани. Циклонопедия: соучастие с анонимными материалами
М.: Носорог, 2019 (пер. П. Хановой)
Квазиконспирологический экспериментальный детектив иранского философа Резы Негарестани исследует феноменологию Ближнего Востока и довольно забавно потешается над собственной формой. Сюжет книги сводится к подробной каталогизации сомнительно-провидческой эссеистики некоего вымышленного философа, чья рукопись была случайно обнаружена в прологе романа. Некто Парсани посвятил всю свою жизнь путаным метафизическим теориям о нефтяной сути всего сущего, петропанкизме, пиродемонизме и, скажем, о всевозможных шизотратегических кромках. С трудом пробираясь через нагромождения спекулятивных гипотез и теологических саморефлексий, толком не понимаешь, издевается над тобой автор или же, наоборот, - пытается донести до тебя серьезные размышления о прошлом и будущем Земли и питающей все вокруг нефти. Вполне вероятно, что он имел в виду и то и другое, а
«Циклонопедия» - это шутка и глубокомысленное исследование одновременно, однако напоминает эта проза нечто среднее между «Маятником Фуко» и «Лениным-грибом».
С той разницей, что текст Негарестани строится исключительно на одном авторском методе, отчего кажется чудовищно однообразным, хотя и весьма занятным поначалу.
6. Hanya Yanahihara. The People in the Trees
Picador, 2018
(На русском издана в переводе В. Сонькина под названием «Люди среди деревьев»; М.: АСТ, Corpus, 2018)
Первый роман Янагихары, как известно, основан на реальных событиях - обстоятельствах жизни нобелевского лауреата в области медицины Дэниэла Гайдузека, обвиненного в растлении малолетних. Помимо этого биография знаменитого вирусолога примечательна его исследованиями народов Океании и Новой Гвинеи в частности, а также несколькими десятками усыновленных и удочеренных детей. Оба сюжета (о судимости за растление и путешествиях) нашли свое отражение в романе Янагихары, но история о путешествиях приобрела отчасти магико-реалистический оттенок. По сюжету The People in the Trees Нортон Перина (художественная версия Гайдузека) отправляется в экспедицию на загадочный остров в Микронезии, где якобы живет племя, владеющее даром бессмертия.
Именно этот сюжет по-настоящему интересно прописан - от деталей быта обнаруженного племени со всеми жуткими ритуалами и локальной метафизикой до магических элементов (древних «сновидцев», чье тело вечно, а разум не совсем).
Что же касается сюжета о растлении, эта часть куда хуже, она написана так же неуклюже, как переживания Джуда из A Little Life, и кажется потому искусственным довеском к действительно неплохой книге.
7. Мо Янь. Лягушки
М.: Эксмо, 2020 (пер. И. Егорова)
Сначала родное отечество велело восстанавливать демографию, и потребовались полчища акушерок, чтобы выполнить государственное указание. Потом политика поменялась, было принято всепартийное решение ввести закон, регулирующий рождаемость, - «одна семья - один ребенок», и потребовалось переквалифицировать акушерские группы в отряды специалистов по прерыванию или предотвращению беременности. (Разумеется, в обеих ситуациях отыскались подходящие цитаты Мао, который был настолько мудр, что предусмотрел их на все случаи жизни.) Позднее политика партии изменится еще несколько раз, мастера принудительных абортов превратятся в добродушных гинекологов, а за их спинами останутся тысячи жизней, искалеченных согласно поручениям сверху. В гротескно-сатирической форме Мо Янь рассказывает историю одной такой акушерки, но, конечно,
на самом деле рассказывает историю Китайской Народной Республики и заодно всего остального мира, где соображения эффективности частенько затмевают и этические вопросы, и даже здравый смысл.
Если судить по переведенным книгам (это шестой роман, выходящий по-русски), то у Мо Яня в основном получаются шедевры, а кроме того, ему чрезвычайно везет с переводчиком.
8. William Gaddis. J R
Dalkey Archive, 2016
Уильям Гэддис - по-настоящему великий писатель, такая же глыба, как, скажем, Джойс, Фолкнер, Фостер Уоллес, Пинчон или Делилло. Каждый из пяти его романов - безупречное произведение искусства, виртуозная словесно-визуально-музыкальная конструкция, требующая досконального изучения. У каждого - своя особая интонация и специфическая композиция, но везде в той или иной степени диалоги персонажей постепенно поглощают авторскую речь. Если в первом и фундаментальном романе The Recognitions эта тенденция только наметилась, то во второй большой книге Гэддиса J R уже целое повествование превратилось в сплошной неатрибутированный полилог. Чтение такого 700-страничного «разговора», изредка прерываемого монтажными склейками, подобно прослушиванию радиопьесы или просмотру театральной постановки в кромешной темноте.
Персонажи J R сталкиваются друг с другом на улице, покидают комнаты на полуслове и точно так же внезапно возникают в комнате, говорят по телефону, смотрят телевизор, читают книги, ловят такси и бесконечно с кем-то разговаривают, но мы можем только слышать речь и строить догадки о происходящем.
Хорошо, если в диалоге звучит обращение по имени, тогда по крайней мере становится понятно, кто говорит или с кем говорят, но чаще всего приходится ориентироваться по особенностям речи персонажа, словам-паразитам и междометиям. Чтение J R - весьма трудоемкий, но страшно увлекательный процесс. Тем более что это довольно смешная и язвительная книга о взлете и падении 11-летнего миллиардера и доведенном до абсурда американском обществе 1970-х. И тем более аналогов этому роману и творчеству Гэддиса нет, а наследников немало.
