Текст: Денис Безносов
1. Sunjeev Sahota. China Room
Viking, 2021
Жили-были три индийские девушки, исполнилось им по пятнадцать лет, а значит пришло время выходить замуж. Собрали их вместе и посадили в «фарфоровой комнате» (названной так из-за посуды, хранившейся там) возле дома трех братьев, которым вслепую суждено было стать мужьями девушек. Поскольку мужей своих они никогда не видели и — согласно традициям — исполняли супружеский долг в темноте, у одной из девушек полуслучайно завязывается роман не с тем мужем. Именно она окажется бабушкой рассказчика, когда-то эмигрировавшего с семьей в Великобританию.
Свой постколониальный роман Сахота строит на свойственных жанру дихотомиях Востока-Запада, древней традиции и современной цивилизации, сложносочиненного прошлого с экзотическими обычаями и верованиями и упрощенного настоящего с обыденным порядком вещей. Судьбы людей с черно-белых фотографий, глубоко запрятанные семейные секреты, принципиальная непохожесть миров покинутой Индии и обретенной Британии, женщины, лишенные права на собственное тело, мужчины, которым запрещено воспринимать женщину по-другому. Иными словами, народные традиции, противоречащие здравому смыслу. А роман получился из этого материала, увы, неоправданно надуманный и пустой.
2. Lisa McInerney. The Rules of Revelation
John Murray Press, 2021
Сначала Лиза Макинерни написала очень ирландский трагикомичный роман The Glorious Heresies о криминальном Корке, нелепом убийстве, теле-от-которого-нужно-избавиться, мафии, проститутках и наркотиках. Затем Макинерни сочинила для законченной истории необязательное продолжение — The Blood Miracles, — где отсидевший Райан Кьюсак (сын того самого Тони Кьюсака, который по заданию большого босса избавлялся от трупа), отправляется из криминального Корка в не менее криминальный Неаполь и сталкивается там с местной Каморрой. Казалось бы, мы узнали о Райане Кьюсаке достаточно (даже больше, чем требовалось), однако две части хорошо, а три лучше: примерно так появились The Rules of Revelation. На сей раз многострадальный Райан Кьюсак из наркоторговца переквалифицируется в музыканта, выступает со своей группой и сочиняет песни. Но, разумеется, прошлое его не отпускает: то тут, то там возникают персонажи, с которыми его когда-то связывали всевозможные делишки. Правда, целостного повествования все равно никак не выходит — то есть Макинерни, несомненно, умеет писать, остроумна, язвительна и т.д., но сконструированная ею история как будто полностью состоялась в первой книге, не нуждавшейся в продолжении и, уж точно, не имевшей предпосылок перерасти в целую трилогию.
3. Damon Galgut. The Promise
Europa Editions, 2021
Юарская литература много рассуждает о сущности и происхождении апартеида (что вполне понятно, ведь историческая дистанция невелика). Иногда из таких рассуждений рождаются большие и важные книги, вроде Disgrace Дж. М. Кутзее или The Restless Supermarket Ивана Владиславича, но чаще — что-то попроще, и The Promise, увы, именно из этой категории. Перед смертью жена просит мужа выполнить последнюю просьбу — передать (вернуть) дом служанке-африканке, тот дает обещание, но не выполняет, и отныне над семьей повиснет нечто вроде проклятия, все пойдет не так и не в ту сторону, а взаимоотношения будут портиться от года к году.
Замах у Гэлгута поистине фолкнеровский, однако камерная катастрофа никак не раздувается до метафизического эпоса — как бы ни изворачивался автор, мы продолжаем следить за частной историей, из которой тихо и вяло произрастает довольно очевидная метафора. На иносказательном уровне Гэлгут не сообщает ничего нового для южноафриканской литературы, не предлагает никакого неведомого доселе ракурса — как, впрочем, и не особенно убедительно работает с готовым материалом. Единственное, что в некоторой степени оправдывает существование романа — это стилистика: плотный язык, баланс простых и усложненных синтаксических формул, перескакивание с одного персонажа на другого и сдержанные, вакуумные диалоги, где несказанное зачастую красноречивей сказанного.
4. Mary Lawson. A Town Called Solace
Alfred A. Knopf, 2021
Маленький канадский городок. Два преступления — одно в прошлом, одно в настоящем. Три связанных между собой персонажа — семилетняя девочка, разведенный мужчина, старая умирающая женщина. Три трагедии — пропавшая сестра, развалившийся брак, ошибка, совершенная от отчаяния и длительной депрессии. Три точки зрения. Повествование от третьего, от первого, от третьего лица. Тайна, которой суждено раскрыться на последних страницах. Жизнь, которая надломилась и пошла дальше. Трогательные диалоги. Сентиментальные рассуждения. Душещипательные письма. Описание бытовых сцен. Кот, которого нужно кормить, иначе некому. Коробки, которые нужно разобрать, потому что они — метафоры.
Тихий, понятный, безупречно симметричный, скроенный без стилистических ухищрений и аффектаций роман Мэри Лосон до того правильно устроен (и потому похож на десятки других), что постоянно ловишь себя на мысли — сочинение сразу могло бы стать сценарием. Потому что в нем как будто нет ничего, кроме стройной истории, пускай и рассказанной с трех ракурсов. То есть в общем-то неплохой A Town Called Solace скорее похож на короткий сериал, этакую медлительную драму с напряженной музыкой и харизматичными актерами в главных ролях, нежели на большую и серьезную литературу, сообщающую нечто большее.
5. Maggie Shipstead. Great Circle
Alfred A. Knopf, 2021
Медлительная многостраничная мелодрама о свободе, самокопании, обретении себя, человеческих взаимоотношениях и прочих сентиментальных банальностях. Современная актриса, потерявшая когда-то родителей в авиакатастрофе, соглашается на роль женщины-летчицы, пропавшей без вести при попытке — вслед за Амелией Экхарт — совершить кругосветное путешествие. Добросовестно работая над ролью, та принимается за изучение исторических фактов, чтобы разобраться в произошедшем и, возможно, раскрыть тайну исчезновения (и попутно покопаться в собственной голове).
Повествование, как обычно, ведется в двух временных планах — тогда и сейчас, причем «тогда» рассказывается настолько подробно и обычно, что можно смело пролистывать целые главы, тем более чуть позднее все случившееся не раз повторят и внимательно обдумают. Ближе к середине сочинение Шипстед из исторического превращается в любовный роман с эмоциональными метаниями главной героини сначала между двух мужчин (вышла замуж она не совсем по любви — у дядюшки накопилось много долгов), затем между теми же мужчинами и фронтовой подругой. И все это душераздирающе, драматично, чувственно, с глубокомысленным вглядыванием в горизонт и всевозможными «почему люди не летают, как птицы».
6. Francis Spufford. Light Perpetual
Faber & Faber, 2021
25 ноября 1944-го немецкая V-2 (первая в мире баллистическая ракета дальнего действия. - Прим. ред.) обрушилась на магазин Вулвортс в лондонском Нью-Кроссе и погребла под собой 168 человек, среди которых были дети. Проходя изо дня в день мимо мемориальной таблички (по пути на работу в Голдсмитском колледже), историк Фрэнсис Спаффорд размышлял о прерванных жизнях и строил теории: как бы они могли сложиться, упади злосчастная ракета несколькими метрами дальше, скажем, в парке Бексфорд, где, кроме нескольких голубей, не было ни души. Из таких домыслов родился простой и изящный роман о пятерых детях, не погибших тогда, в 44-м, чтобы дожить до XXI века. Спаффорд рассказывает об одном дне из жизни каждого персонажа в четырех временных точках (1949, 1964, 1979, 1994 и 2009). Алек — наборщик в Times, Бен — автобусный кондуктор, страдающий шизофренией, сестры Вэлери и Джо тщетно налаживают отношения с мужчинами (у одной агрессивный фашист, у другой – рок-музыкант), а Верн занимается недвижимостью и постепенно достигает в своем деле успехов. Пять умозрительно достроенных судеб, попытка воскресить погибших посредством искусства и прозрачная проза без единого следа эксперимента. Старая добрая реалистичная литература, какой не суждено ни на кого повлиять и сообщить нечто оригинальное — но это и не всегда плохо.
7. Anuk Arudpragasam. A Passage North
Hogarth, 2021
В 1983 году на Шри-Ланке началась долгая гражданская война, продлившаяся больше тридцати пяти лет. Причина конфликта — последствия обретенной независимости (1948) и дискриминация тамильского населения сингальским (повстанческие «Тигры освобождения Тамил-Илама» боролись за создание суверенного государства). Протагонист A Passage North — как раз тамильского происхождения, он решает не принимать участие в происходящем и бежит из родной страны в соседнюю Индию, чтобы вести там спокойный образ жизни. Но прошлое, как водится, идет по пятам. Однажды вечером он получает две весточки — одну от дочери бывшей сиделки бабушки, скончавшейся при не вполне выясненных обстоятельствах (не исключено, что суицид), другую — от бывшей девушки, политактивистки, с которой когда-то не сложилось. Разумеется, протагонист отправится на похороны, встретит по дороге возлюбленную и станет многословно и по-прустовски размышлять о минувшем, утраченном, невозвратимом, неизбежном, непоправимом, но больше прочего — о нежелании участвовать в истории своего народа, о побеге от кошмара и всепоглощающих угрызениях совести. Роман Арудпрагасама — трехчастное странствие героя на разоренный войной тамильский север Шри-Ланки, путь от получения вестей из прошлого до сожжения тела, длинная, временами изнуряющая, временами банальная рефлексия о прошлом в хорошо знакомых постколониальных декорациях.
8. Brandon Hobson. The Removed
Harper Collins, 2021
Классическая экспозиция — семья, травмированная смертью ребенка и постепенно разваливающаяся на части, внимание к утраченному и пренебрежение живым. В основе повествования — узловое событие и расходящиеся лучами монологи персонажей (наподибие The Sound and the Fury, но речевые регистры менее выразительны). Травму переживает каждый — дети (родные и усыновленный), мать, отец, постепенно поглощаемый Альцгеймером.
Принципиальное отличие романа Хобсона от множества ему подобных — обильное использование фольклорной мифологии индейцев Чероки, преимущественно связанной с загробным миром и перерождением человека в нечто иное, эфемерное и вместе с тем почему-то осязаемое. За посредничество между мирами выступает некое метафизическое существо Тсала, обитающее, как Харон, где-то на границе и, вероятно, отвечающее за процессы перехода отсюда туда. Тсала говорит иносказаниями, подкрепляя почти каждое свое слово притчей; он пересказывает истории, одновременно фольклорные и реальные, как бы при их помощи комментируя происходящее/произошедшее. Совмещая два плана — реалистичную психологическую драму семьи с сюрреалистичными потоками сознания фольклорного духа, — Хобсон демонстрирует, каким образом в болезненной ситуации восприятие реальности как привычного порядка вещей приобретает новые интерпретации из-за мифологического сознания. Благодаря такому синтезу The Removed получился весьма изящным и достойным всяческого внимания.
