Текст: Дмитрий Шеваров

Фото: Плакаты на Невском проспекте накануне выборов в Учредительное собрание/his.1september.ru

22 декабря

Андрей Шингарев, 48 лет

Масса рано или поздно образумится. Солдаты возвратятся домой, рабочие исстрадаются от голода и безработицы большевистской разрухи и изуверятся в своих безумных вождях, уголовные постепенно снова попадут в тюрьмы, охранники и монархисты, быть может, с помощью большевиков загребут жар их руками и чего доброго добьются реставрации; германцы, разложив Россию и надругавшись над нею, уйдут nach Vaterland или будут эксплуатировать новую «колонию», и только идеологи и безумцы никогда не поймут, что они сделали и чьим орудием они были. Они — самые интересные и самые ужасные из всей этой пятерной смеси большевистской бурды. Они дрожжи и, как дрожжи, первые должны гибнуть от эффекта брожения, ими вызванного. Как могут они верить в своё «дело»? Могут, вероятно, по той же схеме, по которой скептик никогда не поверит: Credo, quia absurdum.

Но одного я не понимаю, то, чего не мог понять никогда. Как эта вера в величайшие принципы морали или общественного устройства может совмещаться с низостью насилия над инакомыслящими, с клеветой и грязью. Тут или величайшая ложь своему собственному богу, или безграничная глупость, или то состояние, наконец, которое английские психиатры определяют понятием moral insanity — нравственное помешательство, неспособность различить добро и зло, слепота и глухота к низкому, подлому, преступному.

Фигуры Ленина и Луначарского мне представляются принадлежащими к этой последней категории...