Текст: Анна Матвеева — прозаик, лауреат литературной премии имени П. П. Бажова
Обложка и фрагмент книги взяты с сайта издательства
Павел Петрович Бажов «Письма. 1911—1950»
Изд. "Кабинетный ученый", Москва — Екатеринбург, 2018
Нехорошо читать чужие письма, но если это письма выдающихся писателей, читать их очень даже хорошо и полезно. Трудно сказать, как бы сам Павел Петрович Бажов отнёсся к идее опубликовать свою архивную корреспонденцию разных лет – при его бережном внимании к человеку и к слову наверняка пожелал бы пройтись по всем текстам заново, с карандашиком. Но читатель – причём совсем не обязательно литературовед или неутомимый исследователь творчества уральского барда – от отсутствия редактуры здесь только выиграл. Да и составлен бажовский эпистолярий так, что не особенно в ней нуждается (другое дело – подробности частной жизни). Урок вам, будущие классики – пишите каждое письмо в расчёте на будущую публикацию, даже если это всего лишь просьба в редакцию отправить загулявший где-то гонорар!
Письма, опубликованные в 2018 году благодаря усилиям сотрудников екатеринбургского Дома-музея Бажова, впервые вышли без купюр, и к уже печатавшемуся в советское время массиву были добавлены новые «эпистолы», предоставленные дочерью писателя, Ариадной Павловной (той самой Ридчёной, которая столь часто упоминается в довоенной корреспонденции Павла Петровича).
Каждое письмо сопровождается подробными комментариями, и почти каждое читается как маленький рассказ, который очень хочется растащить на цитаты.
Биография Бажова невероятна. И учёба в духовной семинарии, и гражданская война, и преподавание в школе, и работа с письмами (опять-таки) читателей газеты «Крестьянская жизнь», и создание сказового жанра, и поездки по уральским заводам, и фантастическая прижизненная слава, и депутатство, и дружба с опальным маршалом Жуковым, и – как у любого человека – страдания и невзгоды. Смерть троих сыновей, вынужденное отстранение от работы, сомнения, уныние. Знаменитую «Малахитовую шкатулку», юбилей которой мы отмечаем в этом году, Бажов писал в тяжёлом душевном состоянии, вообще вся его работа над сказами была по сути преодолением кризиса – может, поэтому в каждой истории сквозит неприкрытая печаль?
Но вот интересно – в письмах своих Бажов практически ни на что не жалуется. Не предъявляет претензий. Не считает, что его обошли и не дали заслуженного (а обходили, судя по всему, регулярно – проблема с авторскими правами актуальна во все времена). Если хочет кого-то покритиковать, то делает это мягко и с юмором, хоть и непреклонно указывает корреспонденту (даже если это его близкий друг) на ошибки и неточности. Немного сожалеет об ухудшающемся здоровье и больше всего о том, что многое не успевает сделать из того, что было запланировано. А делать наспех, поверхностно считает неверным: «Как всё-таки обидно, что жизнь такая коротенькая, а спешить всё-таки нельзя».
Корреспонденты Бажова – друзья, родные, коллеги, редакторы, биографы, но зачастую и совсем незнакомые люди – солдаты, рабочие, пионеры или… графоманы.
Барышне, решившей показать ему свои стихи, но забывшей представиться, Павел Петрович в письме от 12 мая 1946 года сообщает буквально следующее:
«Милая девушка! Должен Вас огорчить: стихи мне не показались такими, чтобы по ним можно было предугадать будущую поэтессу. В них не видно наклонности мыслить образами, т.е. того признака, который в первую очередь является особенностью поэта. Не заметно и природной склонности к скандированию. Рифма, видимо, Вам даётся с трудом. Даже в этих отобранных стихах кой-где вползают в строку ненужные «ужи» («уж») и понадобилась постановка неправильных ударений («перъевый»)».
Литературный вкус Бажова, его внимание к языку, дар к точной формулировке – то, что объединяет те его письма, где речь идёт об изящной словесности. Некоторые корреспонденции – это готовые рецензии, например, письмо к А.А.Суркову, отправленное в ноябре 1945 года, представляет собой подробный и очень убедительный разнос «Демидовых» Е.А. Фёдорова. Бажов питал к некоронованным железным королям Урала огромный интерес, Демидовы для него – особо значимые персонажи русской истории, и простить Фёдорову неаккуратное обращение с фактами, которые их касаются, он решительно не мог. К тому же Бажова раздражала поверхностность автора «Демидовых», который не удосужился исследовать источники или хотя бы пораскинуть мозгами:
«Приведу пример. Автор, рассказывая о строительстве Невьянской башни, говорит: забивались дубовые сваи в обхват. Каждый читатель пройдёт это место спокойно. Что ж, дуб не баобаб, не фиговая пальма. Крепкое дерево, в нашей стране растёт. Бывает ещё морёный, или томлёный. А вот растёт ли это дерево на Урале или нет ли там другого, более пригодного для сваи – это можно и не знать. В результате появляется хорошо усваиваемая развесистая клюква.
Или другой пример: Демидов, доехав до устья реки Утки, плывёт по Чусовой, смотрит по сторонам и думает: «И всё это моё!». Любой читатель воспримет это спокойно, т.к. уверен, что с картой владения Демидова автор ознакомился хорошо. На деле выходит иное. От устья Утки, которая потому и называлась в отличие от других речек Уток – Межевой, начинались владения Строганова. Получается – выехал в чужие владения и говорит: «Это моё!».
Не думайте, что это блохи. Это те сваи, из несуществующего уральского дуба, на которых держится вся лёгкость романа».
К максимально бережному обращению с источниками и вниманию к деталям Бажов призывает и другого своего корреспондента – писателя Бориса Рябинина, книгами которого в детстве зачитывались многие советские школьники. Письмо Бажова было отправлено Рябинину в том же 1945 году, в дополнение к рецензии на челябинскую книгу последнего. Павел Петрович серьёзен, несмотря на иронию: «Не поленился даже новую копирку заложить. Пусть и у меня памятка останется, что пытался поставить вопрос по серьёзному, что, подписывая рецензию, знал, где кончается журнальная литература и где начинается книжная.
Кому-кому, а тебе, пишущему на злободневные темы, последнее надо знать до тонкости, чтобы не увлекаться при отборе материала для того или другого сборника. Апробация через печать для вещей на злобу дня очень немного значит. То, что сегодня принимается и печатается в журналах, то завтра уж не годится, и соединять такое в отдельные сборники даже вредно для писателя».
И далее:
«Фабульная линия важна, но только взвешенные детали делают произведение живым и правдивым. С одним сюжетом выезжать в книгу нельзя». «У тебя в рассказах почти вовсе нет или очень редки «играющие слова», и это, на мой взгляд, не вполне понятно». «С каждой написанной страницы перед тем, как её сдавать для печати, надо выжать не меньше двух-трёх строк. Все лишние слова, все «нестреляющие ружья» и «попутные рассуждения» выбрасывай самым безжалостным образом».
Своё письмо к Рябинину Бажов заканчивает дружески:
«Не обижайся на учительный тон письма. Делаю это, как уж говорил, только потому, что хочу в меру своих сил и разумения помочь напористому человеку выйти с боковых дорожек журнального творчества на большую дорогу литературы».
Рябинин, надо полагать, не только «не обиделся», но и был благодарен мастеру за подробный анализ своих сочинений – иначе не представил бы процитированное письмо к публикации в газете «Литературная Россия» (1979).
А ведь далеко не каждый известный писатель берёт на себя труд так пристально и заинтересованно читать опусы младших коллег! Особенно когда зрение падает (в поздних письмах Бажов на это сетует особенно) и приходится в мучениях осваивать пишущую машинку (эта машинка – полноценный персонаж всех поздних писем Павла Петровича)…
Отдельное место в книге занимает переписка с внуком – второклассник Вова получает от деда подробные письма с советами, как правильно учить таблицу умножения (Бажов – учитель, а бывших учителей не бывает), и особенно послания к задушевному московскому другу Евгению Пермяку. Здесь много тех самых «играющих слов», диалектизмов, намеренно искажённых французских оборотов, много самоиронии и непоказной, глубинной эрудиции, которая касается не только литературы, но и таких практических вещей, как разведение огорода или постройка дома.
Бажовские письма, бережно собранные под одной обложкой, оставляют впечатление личного разговора с писателем – даже если он обращается не к нам, а к вполне конкретному адресату, мы всё равно вычитываем из них послание, адресованное широкому читателю. Послание мудрого человека и блестящего писателя.
Несколько цитат из писем П.П. Бажова разных лет:
«…мне хотелось бы ещё раз напомнить о значении дальномера в художественной литературе. <…> Не тревожа великие тени литературы прошлого, хочу привести пример из «срединки». Вот «Обломов» жив в наши дни, т.к. он дан по правильно поставленному дальномеру, а «Обрыв» отмирает, хотя сюжетно он сложнее. Причина – неправильный расчёт прицела. В результате снаряд, сделанный и выпущенный руками того же художника, упал где-то между газетной злободневностью и настоящим искусством длительной жизни, и только бабушка да Марфинька спасают его от полного забвения» (из письма Е.Пермяку от 14/IV-1944 г.).«Незачем дожидаться генеральского звания либо полной дряхлости, чтоб начинать мемуары» (из письма Е.Пермяку от 28/I-1945 г.).
«На мой взгляд, писателю интереснее и полезнее жить бок о бок с представителями любых профессий, но не своей. Во-первых, гарантия от кастовой замкнутости, во-вторых, какое-то обогащение теми деталями, которые не увидишь при встречах вне своего бытового окружения. А ведь это и есть то самое, по чему давно скучает литература» (из письма Е.Пермяку от 28/I-1945 г.).
«Не забывайте, что каждый пишущий, раз он своё интимное наружу выворачивает, никогда скромностью похвалиться не может» (из письма Л.Скорино от 25/II-1945 г.).
