Фото: pixabay.com
Бублики-и-и-и!.. Горячие, шельмы, пышнотелые – прямо девки на выданье. Да румяные, да маком сдобрены – ну щечки с конопушками, ей-богу. Я обычно пару-тройку сразу беру: одна радость в жизни и осталась. Домой их несу, родимых, а дух такой, аж до печенок пробирает. Но я ни-ни! За порог ступлю, боты скину, чаю со смородишным листом заварю, из шкапчика стакан граненый в серебряном подстаканнике выну и блюдо: само розовое, а по краям сердечки – на него бублики и выложу. Эх, понеслась душа в рай!.. Вот крошки с губы языком смету, на пальчик плюну, каждую маковку соберу, что на блюде задержалась, – и в роток, в роток. Красота-а-а!
А на стене портрет висит бабушкин. Уж больно бублики уважала покойница, светлая память. Сам бы ел, да детям надо, – только и скажет, бывало. Семерых детей выкормила-выпоила: маленькая, сухонькая. Я, говаривала, целиком его, соколика, ни разу не откушала. Куплю, мол, пяток, разломлю кругляши пополам да свою голодную братию и оделю: это дедушке Алеше, это тетке Фекле, а это Нюрке, Стюрке, Верке – и пошла перечислять всех семерых, никого не забудет. А последышек самый махонький себе, мол, и оставлю. Да только кусочек за щеку положу – Кабыздох тут как тут, песье ты отродие, и в глотку заглядывает. Ну разве обидишь его?.. Детки-то выросли, думала, уж тогда наемся всласть – где там: внуки пошли. Вот куплю пяток… Помнится, и я едала те бублики с бабушкиной руки… Эх…
Именины у нее были в Татьянин день. Раз мы с братовьями-сестрами: а давайте, говорим, бабушке большущий бублик подарим. Сказано – сделано. Сестрица моя старшая была пекарских дел мастерица. Мучицу просеяла, сахарку туда с маслицем добавила да на дрожжах опару и изладила. Покуда опара прет, замес поставила. Опара подошла, она замес туда шмяк – и тесто, знай, наминает себе. Вот намяла всласть – да в покое его оставила: пущай пухнет. А после колобок слепила, почитай с бычачью голову, дырку всей пятерней в нем сделала – и в кипяток. Обварился тот колобок пуще доброго молодца. Тогда сестрица его медком обмазала, маком обсыпала – и в печь. Из печи достала – да прямо к столу именинному. Бабушка как увидала бублик тот – аж прослезилась. Спасибо, говорит, уважили на старость лет. Одно и слово, что благодать, грех, говорит, и съедать. Взяла и повесила его над дверью на гвоздь, навроде подковы. Мы рты пооткрывали да несолоно хлебавши по домам и разошлись.
С тех пор нечасто гостила я у бабушки: то хворь одолеет, то еще какая напасть. Да и сестры-братовья захирели начисто. А старушка завсегда веселая, румяная: на бублик поглядывает – завей горе веревочкой. Девятый десяток доживала – наказала нам, сродственникам: мол, не сегодня-завтра помру, так вы обрядите меня в платье зеленое, я в нем, мол, замуж за Петю своего пошла, платок повяжите на голову цветастый – мужнин подарок – да на грудь бублик большущий положите. Поахали мы, поахали, а волю ее исполнили. Так и отправилась бабушка в последний путь: лицо светится, а в руках бублик держит, точно колесо.
