САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Богу – богово

О книге Виктории Смолкин «Свято место пусто не бывает», рассказывающей, почему большевикам так и не удалось построить общество, свободное от религии

Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка взята с сайта издательства
Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка взята с сайта издательства

Текст: Виктория Пешкова

Смолкин Виктория. Свято место пусто не бывает. История советского атеизма / Пер. с англ. Леонтьева Ольга. - М.: Новое литературное обозрение, 2021, 552 с.

Оказавшись у власти в октябре 1917-го, большевики взялись строить общество, свободное от религии, надеясь, что научный прогресс развеет «старорежимные предрассудки». Виктория Смолкин из Калифорнийского университета в своей книге «Свято место пусто не бывает» попыталась разобраться, почему этой мечте не суждено было осуществиться.

Для американки Смолкин советская действительность – не просто сфера научных интересов, но значимая часть семейного прошлого – ее родители и бабушка с дедушкой перебрались за океан из СССР. А потому в свое строгое научное исследование она то и дело вплетает увлекательные истории из жизни обычных людей: не случайно же в качестве заглавия она выбрала русскую пословицу. Но задачу перед собой г-жа Смолкин поставила самую серьезную – рассмотреть атеизм, насаждавшийся в Советском Союзе, не как философскую или теологическую проблему, а как идеологический проект, поставленный на службу политическим целям коммунистической партии.

Уточнять суть понятия «святое место» автор не стала, причем намеренно, поскольку для нее оно «призвано скорее побуждать к размышлениям, нежели давать окончательное объяснение». То, что для нас обиходное присловье, для г-жи Смолкин – термин, обнаруженный, как она выразилась, «в источниках», в частности, в стенограмме выступления писателя Владимира Тендрякова на заседании идеологической комиссии ЦК КПСС в 1964 г., где тот говорил «о недостатках антирелигиозной пропаганды, не учитывающей эстетических, эмоциональных и житейских аспектов религии».

Свой исторический экскурс автор начинает с Маркса: «Задача истории – с тех пор, как исчезла правда потустороннего мира, – утвердить правду посюстороннего мира». Ему и в голову не могло прийти, что такая «замена» не будет адекватной: потусторонняя правда – одна на всех, а вот посюсторонняя – у каждого своя. Маркс не столько отвергал религию, сколько предлагал новый мир, где религия больше не будет нужна – наука заменит собой религиозное объяснение картины мира. Большевики верили в это настолько сильно, что в голодной, холодной, раздетой стране нашли средства на создание «двух памятников научно-материалистического мировоззрения в центре Москвы»: в 1927 году был построен крематорий на территории Донского монастыря «для пропаганды приемлемого с точки зрения новой идеологии видения смерти, не оставлявшего места для веры в бессмертие души», а в 1929-м – планетарий, оснащенный самым современным оборудованием (их тогда во всем мире было всего двенадцать!). Соседство зоопарка, кстати, было не случайным: за одну экскурсию гражданину могли проиллюстрировать и Дарвинову теорию, и доказать материальность строения мироздания. Никакого тебе чуда творения. За первые десять лет работы планетарий принял около 8 миллионов посетителей и провел около 18 000 лекций.

Кто в 30-х годах поверил бы, что на исходе века на куполе храма науки появится вензель ХВ по случаю совпадения Дня космонавтики с Пасхой?! Пожалуй, только Лев Давидович Троцкий. Этого деятеля у нас, по известным причинам, вспоминать не любят, а он, между прочим, был одним из немногих среди большевистской элиты, кто понимал силу быта и традиции в жизни человека: «Как ознаменовать брак или рождение ребенка в семье? Как отдать дань внимания умершему близкому человеку? На этой потребности отметить, ознаменовать, украсить главные вехи жизненного пути и держится церковная обрядность». Отменить личную жизнь у большевиков не получилось, а с традиционной семьей возникли проблемы: если партия требует от коммунистов однозначного разрыва с религией, то жениться они должны только на коммунистках. Но женщин в партии было в разы меньше. И что делать? Ну не склонять же партийцев к безбрачию! И Смолкин приводит рекомендации, которые давал товарищам по партии глава Совета воинствующих безбожников Емельян Ярославский: «Если жена повесила иконы, надо ей сказать: ты оскорбляешь меня как коммуниста, я тоже могу повесить рядом с твоей иконой антирелигиозный плакат, что будет тебе неприятно».

О том, что новые обряды и традиции должны заместить старые, сознательные граждане сообразили раньше коммунистов.

Многие, к примеру, обращались в Союз писателей с просьбой придумать новые советские обряды. Автор рассказывает, как в 1956 году глава писательской организации Алексей Сурков переадресовал пожелания трудящихся ЦК, но там сочли, что «вырабатывать особые бытовые обряды и распространять их в директивном порядке нецелесообразно». И неизвестно, сколько бы еще раскачивались партийные бонзы, если бы не начало космической эры. Свадьба Валентины Терешковой и Андриана Николаева – с традиционным белым платьем, фатой, обручальными кольцами – стала едва ли не первым официально одобренным образцом ритуала бракосочетания. Правда, вместо привычного сегодня марша Мендельсона церемония шла под Первый концерт Чайковского. В столице – благолепие, а на периферии сотрудники загсов жаловались, что они не умеют проводить церемонии – их-де этому не учили!

Вокруг первой поздравительной открытки для молодоженов в 1958 году даже разгорелся настоящий скандал. Художник Леонид Владимирский изобразил на ней дом, автомобиль и троих малышей, что некоторые особенно неистовые ревнители атеизма сочли пропагандой мещанства. На что художник, отвечая им на страницах «Известий», поведал, что людям его открытка нравится – весь тираж в 35 000 экземпляров раскуплен. И ничего зазорного в том, чтобы пожелать советскому человеку зажиточной жизни, он не видит.

Но ни новые ритуалы, ни триумф науки не содействовали отмиранию религии так, как на это рассчитывали партия и правительство. Смолкин приводит историю Зои Карнауховой из Куйбышева (ныне – Самара), которая в свое время повергла ЦК в состояние, близкое к шоку. Девушка якобы отмечала день рождения, уже начались танцы, а ее молодой человек, которого звали Николай, где-то задерживался. И тогда Зоя, сняв со стены икону Николая Чудотворца, стала танцевать с ней: «Если Бог есть, пусть он меня за это накажет!» И тут якобы ударил гром, все заволокло дымом, а когда он рассеялся, оказалось, что девушка окаменела с иконой в руках. И народ валом повалил на улицу Чкалова, чтобы воочию увидеть нечестивицу, наказанную Всевышним за святотатство. Доклад в ЦК, написанный кем-то из местного руководства, привел к сокрушительным «оргвыводам» относительно качества атеистического воспитания, но легенда об окаменевшей комсомолке оказалась весьма живучей.

Советские граждане прекрасно «совмещали» научный прогресс с верой.

После полета Гагарина в «Известиях» было опубликовано письмо пенсионерки Елены Даниловой из Куйбышевской области, где она описала, что почувствовала, когда услышала о полете Гагарина: «Сколько я за эти минуты передумала… Как же это — человек хочет быть выше Бога! Да как же человек может летать там, и не заденет ни за Илью-пророка, ни за одного из Божьих апостолов? Как же Бог, если он всемогущий, может допустить такой подрыв своего авторитета?» Волновалась старушка, что бог накажет космонавта за дерзость!

Когда Герман Титов, космонавт № 2, во время визита в США, отвечая журналистам, сказал, что «за семнадцать оборотов вокруг Земли не видел ни Бога, ни ангелов», это вызвало шквал возмущения рядовых американцев, а его коллега Джон Гленн, незадолго перед тем совершивший свой полет, заявил, что Бог, в которого он верит, «не так мал, чтобы я надеялся встретиться с ним в космосе». Так что противостояние в космической гонке имело не только политический, но и идеологический оттенок. Хрущев даже поручил Титову проверить, есть ли на самом деле Бог и рай: «В конце концов, Гагарин был там всего полтора часа, так что он мог и не заметить рая», а у Титова в распоряжении были почти сутки.

«В конечном итоге источником самого глубокого разочарования для советских пропагандистов атеизма стал сам советский народ» – к такому выводу приходит Смолкин. И ставит точку в своем повествовании историей о судьбе храма Христа Спасителя, которую именует «палимпсестом войны советской власти против религии». Первое время на заборе, окружавшем место, где когда-то стоял собор, был написан лозунг: «Вместо очага дурмана — Дворец Советов». Трудящиеся так и не дождались обещанного им храма коммунизма. В 1962 году на этом месте открылся самый большой в мире плавательный бассейн. В 1986-м художник Валерий Балабанов закончил картину «Пловец», над которой работал 10 лет: вышка для прыжков, а в воде под ней — отражение храма Христа Спасителя и торжествующий Георгий Победоносец. Пророчество о восстановлении храма сбылось на рубеже тысячелетий. «Установка памятника князю Владимиру в центре Москвы в 2016 году, – пишет автор, – стала визуальной кульминацией этого политического нарратива. Она ясно показала, что Российское государство отвергает новый мир, провозглашенный в 1917 году, и принимает старый мир, главной ценностью которого является именно то, что он старый». Вот такой атеистическая история России видится исследовательнице из Калифорнийского университета.