Текст: ГодЛитературы.РФ
Александра Шалашова — двукратный победитель премии «Лицей» в поэтической номинации, однако равно уверенно она чувствует себя и в прозе. В 2021 году в «Редакции Елены Шубиной» вышел ее дебютный роман «Выключить мое видео», в 2022 году в издательстве «Альпина.Проза» — роман «Салюты на той стороне», который через год состязался с произведениями уже именитых авторов в финале «Большой книги». В конце 2023 года издательский портфель «Альпины» пополнил еще один роман Александры Шалашовой под названием «Камни поют», и вот начало 2024 года ознаменовалось новой книгой.
В марте увидит свет сборник короткой прозы «Красные блокноты Кристины». Всего в книге, разделенной на условные четыре части «Она любит», «Она болеет», «Она спит» и «Она помнит», ни много ни мало 73 рассказа! При этом увесистым издание назвать нельзя — буквально 288 страниц.
Шалашовой исключительно хорошо удается дыхание очень короткого, настроенческого рассказа. Это даже не проза поэта, но музыкальная проза, минималистичная, умалчивающая, в которой недосказанное значит больше сказанного, а негласное понимание весомее слов.
Предлагаем прочитать один рассказ из этого сборника.
Александра Шалашова. Красные блокноты Кристины. — М.: Альпина.Проза, 2024.
СЛОМАННАЯ МОЛНИЯ
Они расходились по номерам, не своим — он заглянул в один, там сидели посреди пола в дыму, играли. На наручных половина второго ночи, но все не заканчивали. Кто-то поднял голову, осмотрел его как чужого — разъял, расчленил глазами: хорошие черные брюки, школьная светлая рубашка, пробивающаяся щетина на подбородке (не брился утром, торопился на автовокзал, где всех ждал арендованный автобус), подрагивающие каштановые ресницы, слишком длинные для мальчика (но потом, в четырнадцать лет, когда впервые получил серьезный рейтинг, перестал думать о них и обо всем). Алексей, сказал один из тех, поддержишь? Он мельком взглянул на доску — мат через восемь ходов, но они не замечают. Он постоял чуть, покачал головой, дождался хода черных — Руслан, его зовут Руслан, вдруг вспомнилось имя, доверенное памяти еще, кажется, в одном из первых турниров, не в региональном даже, а в их, клубном. Руслан, сказал тогда темноволосый парень в олимпийке со сломанной молнией. Они ждали результатов, смешно ходили возле разросшихся парковых акаций. У Руслана тогда было первое место, у него ничего, и потом, когда мама напекла желтых толстых блинов и разложила по тарелкам, даже подумал, что не имеет права ничего есть. Бог знает, отчего так думал.
— Алексей, — повторил Руслан, — присоединишься?
В номере пахло густым мальчишеским воздухом, несвежими футболками, коньяком. Он только два месяца назад впервые попробовал — острое, жаркое. Ничего не почувствовал толком, а обожгло рот, хотелось потом долго запивать водой.
Он снова покачал головой: черные стояли.
— Что так?
— Да завтра вставать ведь, — он услышал свой голос.
— Да брось.
Андрей Валентинович поехал с ними, но он внизу, на первом этаже, не увидит и не услышит. Поэтому можно не спать, а в пять утра упасть, не умываясь, чтобы в восемь уже быть в столовой, где сядут на свободные места, не чувствуя вкуса овсяной каши, творожной запеканки.
Руслан встал и, покачиваясь, сделал движение навстречу. Когда дождались результатов, Руслан неожиданно пошел с ним до остановки. Польстило — кандидат в мастера, на год старше, необычное открытое лицо. Хлынул дождь, и под ближайший козырек уже бежали. В какой-то момент Руслан снял с себя олимпийку и распростер над головами обоих. Где ты занимаешься, спросил, задыхаясь. Нигде, он ответил. Приходи в клуб по субботам и четвергам, я буду, пообещал Руслан. Маршрутка приехала, в небе заблестело, загрохотало, глаза зажмурил: верил — от этого молния непременно пройдет мимо, ударит в высотный дом, в колокольню, не в него. Глаза открыл: попрощались. Но когда ехал, чувствовал стеснение, напряжение, а это наверняка было оттого, что всю дорогу Руслан был слишком близко к нему, как раньше никто, а от олимпийки пахло теплой человеческой кожей. И дома, перед тем как выйти к маме и желтым блинам, долго-долго успокаивал себя в комнате, старался думать про ферзя, просчитать и сосчитать еще раз. У него не было друзей. Может быть, это теперь Руслан?
— Брось. Ты же не собираешься прямо сейчас пойти баиньки?
Алексей всмотрелся в него. Руслан не видел мата через восемь ходов, что-то случилось. Потому что тогда, с той поры, когда они стали встречаться в клубе по четвергам и субботам, важное произошло, поменялось. И когда это поменялось, он перестал думать о ресницах, о школе, о маме, о Вике, а только представлял себя на открытой местности, полной дождя и грозы, от которой уже бессмысленно закрывать глаза.
— Может, и собираюсь.
— Тогда непонятно, зачем ехал сюда.
— Как — зачем? Играть.
Играть, повторил Руслан, а он придумал, досказал про себя: ну вот ты сыграешь завтра, хорошо. Ты выиграешь, а потом еще выиграешь, вернешься в отель, вечером заберет автобус, чтобы везти домой, а что останется? Дождь, он хотел сказать. Но Руслан не добавил ничего. Но застыл, странный.
— У меня болит тут, — он показал на область под ребрами: там и вправду болит, когда долго не ешь, — пойду лягу.
Это устроило, и Руслан вернулся к недоигранной партии.
После того дождя, и еще дождя, и еще трех дождей они перестали видеться. В последний дождь они пошли домой к Алексею: не договаривались, просто маршрутка забрала обоих.
Потом кончились, истаяли долгие разговоры. То есть встречались, конечно, руки пожимали, и все потом казалось, что рука пахнет теплой человеческой кожей, автобусным билетиком, деревом.
Развернулся и пошел в свой номер в другом конце коридора, но не успел снять белую школьную рубашку, уже чуть-чуть маленькую под мышками, как в дверь постучали: Руслан. Не качался, смотрел сосредоточенно — не в глаза.
— Я тут подумал, что все-таки чего-нибудь безалкогольного тебе выпить не помешает. У тебя же нет?
Руслан осмотрел номер, пролетел взглядом — увидел и кувшин с кипяченой водой, и его собственную маленькую бутылочку с минералкой.
— Держи.
В руке — пластиковый стаканчик с апельсиновым соком.
— Я пошел.
— Вы доиграли? — Алексей окликнул; захотелось сделать что-то приятное, сказать.
— Нет, мы…
Конечно, им еще долго, но только зачем пришел, прервался? Он бы никогда, разве только раньше, когда еще по-настоящему дружили. Руслан помотал головой и пошел по коридору. Прямо. Прошел свой номер. Выругался, вернулся, хлопнул дверью.
Да, нужно снять рубашку. Она старая, в ней давно, в ней же и сфотографировали для городской газеты, подписали: самый многообещающий — или что-то такое написали, уже и не вспомнить. А на фотографии глупо вышел: неулыбающийся, мокрый, челка ко лбу прилипла. Но мама читала самый многообещающий, и все читали самый многообещающий, а ему иногда хотелось не быть никаким многообещающим, и чтобы запахло деревом, и чтобы Руслан снова и снова раскрывал над ними олимпийку, точно маленький зонтик, не для чего-то, а просто так, чтобы дождь не попадал, хотя он все равно попадал. В клубе после публикации окружили, смотрели, улыбались, думали, что вот сейчас-то все начнется. Воспитали. И только Руслан смотрел странно и холодновато, хотя поздравил первым, улыбнулся, руку пожал. И им никак не удавалось сойтись в местных турнирах, завтра — завтра непременно сведет судьба, если не жеребьевка, так на каком- нибудь туре доведется за одним из первых столов играть. Можно ли было представить, что он — с Русланом? Да и тот почти наверняка сразу улетит куда-нибудь в середину, разве можно было представить и это?..
Алексей снял рубашку, повесил на спинку стула, чтобы не помялась, посмотрел на себя в зеркала на шкафу — на груди следы от прыщей, что раньше давил, ковырял ногтями. За последний год прошло: он оставил себя в покое, перестал обращать внимание, и хотя мама уже несколько раз спрашивала, в самом ли деле он никуда не хочет поехать летом и почему плавки, купленные нарочно для купания в Волге в июле, лежат на полке с приклеенным ценником, — было и доброе: он перестал думать, что скоро умрет, хотя в пятнадцать лет только об этом.
Стакан с апельсиновым соком стоял на тумбочке. Руслан поставил? — нет, он дальше порога не проходил. Значит, сам, как не заметил?..
Он стал пить, и странным вначале показалось на языке, потом притерпелось.
В восемь нужно быть на завтраке, подумал он, и выпитый сок вдруг подкатил к горлу — сейчас, сейчас пройдет. А завтра уймется и тихая резь под солнечным сплетением — может, и не стоило бы пить кислый сок сейчас, на голодный желудок, но только отчего принес Руслан: захотел извиниться за все? за то, что нарочно в автобусе громко говорил Андрею Валентиновичу, что он не считает для себя зазорным учиться у того, кто разбирается лучше? за то, что после тех дождей прошло почти четыре года и с тех пор ни с кем не разговаривал, как нужно по-настоящему разговаривать.
Что-то прижалось к голове, мягкое, теплое — сон подобрался, приник, как обычно не приходил, сжал виски. Ну что тебе еще, что; и ведь постарался с вечера отдохнуть, выспаться, упросил маму не включать телевизор, чтобы побыть в тишине, чтобы не звучали в ушах случайные всполохи звука, — и она послушалась, заглушила обычно шепчущийся и звучащий дом.
Ну вот как же он не увидел, что мат будет через восемь ходов?
Лешенька, как же хорошо, что у тебя появился друг, проговорила мама где-то далеко.
Во рту на секунду стало горько, потом — больно. Молния вспыхнула над его головой, вздрогнула и переломилась пополам.
