Текст: Екатерина Варкан/РГ
Фото: Олеся Курпяева/РГ
В пятницу, 27 февраля, в Москве вручаются премии правительства Российской Федерации за 2014 год. Среди награжденных писатель Андрей Георгиевич Битов, удостоенный премии за книгу "Империя в четырех измерениях". Накануне церемонии "РГ" побеседовала с лауреатом.
Андрей Георгиевич, поздравляем вас с присуждением премии правительства. Книга "Империя в четырех измерениях" имеет для вас особое значение? И важно ли, что оценена эта именно вещь?
Андрей Битов: Не буду настаивать на приоритетах. Была такая фраза ядовитая про Анну Ахматову: Ахматова - это пророчество, забывающееся на глазах. Так вот, не надо назначать себя пророком. Просто действительно многие вещи в этой книге были придуманы за 30–40 лет до того, как они стали общим местом. Может быть, и "Империя" бы не состоялась, если бы к удивлению моему в 1960 году не явилась фраза: "Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь. Ты кончишься, и она кончится". А завершена "Империя" была все же раньше, в 1996 году. Значит, 37 лет. Пушкинская жизнь, вся. От рождения до смерти.
Согласно указанию Корнея Ивановича Чуковского, в России писатель должен жить долго. Вот я и дожил до того, что "Империя" издана, наконец, как надо, как мне нравится. Я свою империю сохранил в бумажном виде, когда в реальности все ее потеряли. Это мой скромный, но вклад в приращивание земель.
Петр Вяземский когда-то заметил: литература стала журналистикой, а журналистика литературой. Но это давно было, а сейчас не то же самое?
Андрей Битов: Плохо писать никто не запрещал. И писать на продажу никто не запрещал. Это рынок. С другой стороны, существует власть. Она всегда заботится о своей крепости, о войсках, о секретных службах, то есть о своей силе. Она как бы утверждает себя вооруженной трусостью. Но большевики по крайней мере не уничтожали старую культуру. Они не могли ничего создать, но были все-таки люди образованные. Все-таки старая культура сохранялась под эгидой национализации и принадлежности народу. Это был внешний лозунг, но сохранение-то произошло.
Купцы Алексей Бахрушин и Алексей Морозов после 1917 года остались в своих домах и создали музеи. Хранили и дома, и ценности.
Андрей Битов: Это редкие случаи, когда за собственником было сохранено право умереть в собственном доме.
Есть и другие примеры. Поленово, где по указу правительства директорами были члены семьи. И Ясной Поляной после революции управляли Толстые.
Андрей Битов: Да, это случаи такой скрытой реституции. Сейчас это невозможно, потому что те, кто претендует на реституцию, не помнят и не понимают сами, чем и как они владели. Но таких чудесных случаев немного. Другое дело, что сделано было с русской классической литературой. Какие сочиняли безобразные идеологические объяснения ее, как она вся страдала под игом царизма и все время смотрела в наше светлое будущее. Но никто же этому не верил на самом деле. И все при желании можно было прочесть в подлиннике. Самой главной антисоветчицей на самом деле была классическая русская литература. Но и в новой литературе появлялись интересные люди, хотя по рождению они были из чисто советской эпохи. Они сохраняли литературную стилистику и человеческую порядочность. Многие ушли в перевод или в детскую литературу. Кто-то пытался писать ни туда ни сюда. Были и такие, которых не могло бы быть, если бы не было советской власти. Это Платонов, Зощенко, Заболоцкий. В живописи это Филонов, в музыке Прокофьев. Так что без советской власти просто не было бы людей, которые заговорили другим, новым языком.
Вам не кажется, что литературные премии дело очень политизированное? Выдают их часто не столько за текст, сколько за позицию.
Андрей Битов: Вообще все награды дают либо не тому, либо не за то. Но тут есть один момент действительно очень сложный, интеллектуально мало обсужденный и запретный, наверное. Конечно, надо иметь продукт, который может пережить самого создателя. Но кроме этого надо еще иметь судьбу. А судьба - это необязательно борьба с кем-то. Это может быть борьба с собой. Вот, допустим, Солженицын, боец очень мощный. Здесь равенство достижений художественных и общественных. А в случае, допустим, с Львом Толстым его общественная значимость была сильно преувеличена. Зачем его надо было отлучать от церкви? Только сделали ему лишний пиар.
К Бродскому умудрились применить удивительный указ о тунеядстве. И Ахматова отреагировала на это очень правильно. "Нашему рыжему делают судьбу". Я был на этом процессе. И вдруг увидел, что Бродский тоже это понимает. Я тогда еще не понимал, насколько он большой поэт, но увидел, как он себя ведет. Это было прекрасное поведение. Блестящее.
Что вы думаете о либеральных ценностях, которые сегодня для многих притча во языцех: одни слепо верят в них, другие осуждают?
Андрей Битов: Я как не понимал слов "экзистенциализм", "либерализм", "демократия", так и по-прежнему их не понимаю. "Все это, видите ль, слова, слова, слова..." Каждое общество в силу своей цивилизованности, развитости, языка, прежде всего языка, вкладывает в эти понятия разные смыслы, и неясно, как мы друг друга вообще понимаем. Хорошо, что слово "ложка" и слово "тарелка" подразумевают под собой конкретные предметы. А что такое либеральные ценности? Есть только одна либеральная ценность - уважение к другой личности. На любом уровне. Вот это я понимаю.
Дело в том, что личность не обязана себя доказывать. Она есть. Она может быть в каком угодно существе. И вот надо уважать эту личность. А мы уважаем только начальника. Либо за славу, либо за деньги, либо за власть. Вот сейчас много говорят про малый бизнес. Так давайте начнем уже уважать человека, который набивает набойки или чинит табуретки. Начните его уважать, такого человека. И может быть, станет лучше жить. Нет же. Все мыслят большими категориями. И чем больше мы мыслим большими категориями, тем большее количество людей ими мыслит. Как у Гоголя - тридцать пять тыщ одних курьеров.
Ссылки по теме:
Оригинал статьи на сайте "Российской газеты"
Распоряжение Правительства Российской Федерации от 17 декабря 2014 г.