Текст: Юлия Рахаева
Фото: портрет П. И. Чайковского работы Николая Кузнецова, 1893 год/www.belcanto.ru
175-летие Петра Ильича Чайковского. В Год литературы. Повод выпить (в хорошем смысле слова, то есть в честь юбиляра и просто для веселья). Но, как это в России обычно бывает, еще и повод поговорить при этом. В данном случае - о самом литературном русском композиторе.
Вот нас, к примеру, водили на оперу «Евгений Онегин» всем классом. И это был ужас ужасный. Нет, не опера, конечно, тем более что это была, как потом выяснилось, постановка самого К. С. Станиславского в театре имени его и его злейшего друга В. И. Немировича-Данченко. А вот этот поход, с этими ужасными мальчишками, с этими девочками, которым в 8 классе было уже не до оперы и еще тоже не до оперы… И как только я умудрилась не возненавидеть оперу вообще и «Евгения Онегина» в частности?
Сегодня две лучшие и самые что ни на есть литературные оперы П. И. Чайковского, «Евгений Онегин» и «Пиковая дама», как и 100 лет назад, не сходят с российской сцены, а если в городе несколько оперных театров, они могут идти во всех, и залы пустовать не будут. Более того, эти оперы с удовольствием ставят также на лучших оперных площадках мира.
Еще одна пушкинская опера Чайковского, «Мазепа» (по «Полтаве»), привлекает внимание постановщиков значительно реже. Почти не ставят «Черевички» по Гоголю, «Опричника» по Лажечникову и совсем уже раритетного «Воеводу», раннюю оперу Чайковского по пьесе А. Н. Островского. Ну, и чтобы список оперного наследия именинника был полным, назову еще четыре произведения. Кроме «Чародейки» (либретто Ипполита Шпажинского по его собственной драме), это оперы на европейские сюжеты европейских же авторов: «Иоланта», «Орлеанская дева» и «Ундина».
Опера «Черевички» первоначально называлась «Кузнец Вакула». Либретто по повести Гоголя «Ночь перед Рождеством» написал Яков Полонский. Насколько мне известно, претензий по поводу того, Гоголь это или не Гоголь, можно было писать оперу на этот сюжет или нет, никто обычно не предъявляет.
С «Мазепой» все несколько сложнее. Здесь у Пушкина было несколько соавторов. Первоначально либретто написал известный критик и драматург Виктор Буренин (тот самый - герой убийственной эпиграммы Дм. Минаева: «По Невскому бежит собака, За ней Буренин, тих и мил... Городовой, смотри, однако, Чтоб он ее не укусил»). Затем сам Чайковский нашпиговал его кусками непосредственно из «Полтавы». При этом стихи к самой популярной арии Мазепы «О, Мария» сочинил Василий Алексеевич Кандауров, ныне совершенно забытый.
Но, конечно, основные копья ломаются вот уже… да, собственно, столько лет, сколько они существуют, столько и ломаются, - по поводу «Пиковой дамы» и «Евгения Онегина». И споры не утихают до сих пор и даже не делаются менее ожесточенными.
Так что же не так с «Пиковой дамой»? Что не устраивает пуристов от литературы, охранителей «нашего всего» «от всяческих ему не нужных встреч»?
Они все время сравнивают. И получается: одно прозаическое, другое - поэтическое, да при том основной массив текста написан непоэтами Ильичами Чайковскими, Петром и Модестом. Понятно, на выходе получаем безобразие, считают недоброжелатели оперы «Пиковая дама». А я им на это: братцы, но ведь опера Чайковского легко переваривает все глупости либретто! При том, речь не только о гениальной музыке, но, как ни странно, и о драматургии всей оперы.
Можно, конечно, заняться подсчетом несоответствий либретто повести. У Пушкина Лиза — бедная воспитанница богатой графини, у Чайковского — ее внучка. Германн у Пушкина — немецкого происхождения, это фамилия, и пишется она с двумя «н», у Чайковского Герман - имя, с одним, естественно, «н». Князя Елецкого, жениха Лизы, у Пушкина нет вовсе. Томский в повести - внук графини, а в опере об этом нигде не говорится. У Пушкина события разворачиваются в современности, то есть в начале 1830-х, у Чайковского - во времена Екатерины II. У Пушкина Германн сходит с ума, но остается жив, хоть и «сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере», а Лиза и вообще удачно выходит замуж; у Чайковского Герман стреляется, а Лиза топится в Зимней канавке… Ну и так далее, и тому подобное. Но почему просто не признать: повесть Пушкина и опера Чайковского - это два совершенно разных произведения. Зачем их вообще сравнивать?
Ну а уж если сравнивать… Скажу крамольную вещь: повесть «Пиковая дама» по-пушкински хороша, даже блестяща. Но она не потрясает, не переворачивает душу. А опера, если, конечно, она хорошо поставлена и прекрасно исполнена, может эту душу на какое-то время вынуть вообще… У меня такие потрясения случались. Реже - с целыми постановками (когда-то я влюбилась в театр «Геликон-опера», побывав как раз на «Пиковой даме», очень, кстати, нетрадиционно поставленной, - к примеру, там графиня была молода и ослепительно хороша собой, а Герману в сцене в казарме она являлась в зеркале ню). Чаще - с отдельными исполнителями (последним по времени потрясением стало исполнение роли Германа Владимиром Галузиным в спорной в целом постановке Льва Додина в Большом театре).
А теперь - к главному. К опере «Евгений Онегин». «Глупая опера» - это самое мягкое, что можно о ней прочитать в Интернете. И действительно: для чего Чайковскому и его юному другу Константину Шиловскому понадобилось вставлять в гениальный, хрестоматийный текст свою отсебятину? Чем не угодил роман в стихах? Казалось бы, бери - и клади на музыку. Увы, но в романе практически нет прямой речи, а в опере, напротив, вся речь прямая: и арии, и дуэты, и ансамбли, и хоры. Ну а в тех случаях, когда либреттисты все же брали текст Пушкина, получалось порой смешновато, а то и вовсе глуповато. Так, Онегин, знакомясь с Татьяной, поет ей про дядю, который «уважать себя заставил», то есть попросту умер… Как-то не очень для первого знакомства… Или вот Онегин сравнивает сестер Лариных обидным для Ольги, в которую влюблен Ленский, образом: «Кругла, красна лицом она, как эта глупая луна». Что же Ленский? В романе: «Владимир сухо отвечал и после во весь путь молчал». В опере же он обращается к Онегину «Милый друг» и поет: «Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой, как мы взаимной разнотой». Да, это стихи Пушкина, но - от автора, а не из уст одного из героев! У Пушкина: «Чуть отрок, Ольгою плененный» - у Чайковского: «Я отрок был, тобой плененный»… У Пушкина: «Задумчивость ее подруга» - у Чайковского: «Задумчивость моя подруга»…
Многие предъявляют Чайковскому претензии, что он, де, заставил Ленского перед дуэлью петь пародийный текст «Куда, куда…», которым Пушкин на самом деле высмеивал общие места романтизма, им самим уже к тому времени благополучно изжитого (о чём свидетельствует авторское заключение: «так он писал, темно и вяло, что романтизмом мы зовем, хоть романтизма тут нимало не вижу я; да что нам в том?»). Впрочем, надо признать, что и в романе Владимир сочиняет эти ультраромантические стихи и декламирует их сам себе вслух на полном серьезе, приготовляясь к дуэли… Кстати, о дуэли. Знающие люди пишут, что вызов в гостях, как это происходит в опере, был невозможен. И дуэлянт Пушкин это знал: Онегин получает записку с вызовом от Ленского уже дома.
Ну и, конечно, Грёмин. Тот самый муж Татьяны, который в романе просто генерал. И никакого намека на то, что он стар - да, он толст, он в сраженьях изувечен, но он с нечиновным Онегиным на «ты», значит, едва ли у них большая разница в возрасте. И вот он поет свою знаменитую арию, ради которой эту маленькую по объему партию рвут друг у друга лучшие басы:
Любви все возрасты покорны,
Её порывы благотворны.
И юноше в расцвете лет, едва увидевшему свет,
И закалённому судьбой бойцу с седою головой.
Онегин, я скрывать не стану -
Безумно я люблю Татьяну.
Тоскливо жизнь моя текла,
Она явилась и зажгла,
Как солнца луч среди ненастья,
Мне жизнь и молодость, да, молодость и счастье.
И так далее, и тому подобное. Тогда как у Пушкина это авторское отступление:
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Ее порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде страстей они свежеют,
И обновляются, и зреют -
И жизнь могущая дает
И пышный цвет и сладкий плод.
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мертвый след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
И в самом конце, конечно же, у Пушкина нет никакого: «Позор, тоска, о, жалкий жребий мой!» Между нами говоря, его почти не осталось и у Чайковского, потому что на редком спектакле редкому баритону удается это пропеть после паузы, - бурные, продолжительные аплодисменты заглушают…
В год 200-летия Пушкина моя дочь, тогда учащаяся 10-го класса гимназии, принимала участие в олимпиаде по литературе. Придя домой, она призналась, что ей ужасно стыдно. Рассказала, что много читала наизусть из «Евгения Онегина», но в какой-то момент члены уважаемого жюри стали в голос смеяться. Оказалось, что она не заметила, как перешла на текст либретто. А смеялись они потому, что она была не первой, кто допустил подобную оплошность. И даже не второй. О чем это говорит? Да ни о чем. Разве что о том, что дети на олимпиаду пришли культурные, знакомые (и неплохо!) не только с романом в стихах Пушкина, но и с оперой Чайковского.
Ну да, вот и я перечитываю «Евгения Онегина» даже не каждые пару лет, хотя когда-то знала чуть ли не наизусть. А вот самые разные постановки одноименной оперы смотрю (и слушаю, конечно) как минимум пару-тройку раз в году, непременно.
А постановки какими только ни бывают! Каждая постановочная команда старается переплюнуть другую, придумывая бог весть что! Например, в одной из постановок Ленский неосторожно самоубивается из ружья, в другой - падает с высокой горки и дух вон, в третьей его, как положено, убивает на дуэли Онегин, но потом убитого Ленского оплакивает настоящий народный хор…
А что за прелесть (или гадость, не разобралась…) постановка, в которой Онегин заявляется на дуэль с бутылкой шампанского, представляя ее в качестве секунданта!
Нет, определенно, 7 мая, в день рождения Петра Ильича Чайковского сниму с полки коричневый томик Пушкина - и перечту «Евгения Онегина». Потом найду в Интернете одну из любимых постановок - и пересмотрю (переслушаю). А то и в театр схожу (хотя всех столичных - обеих столиц! - «Онегиных» я уже видела-слышала). И вам того же желаю!