26.05.2015

Россия и(ли) Европа

О труде «реакционера» и «славянофила» Николая Данилевского «Россия и Европа» многие слышали, но мало кто читал, — так что переиздан он вовремя

Текст: Сергей Шулаков

Фото с сайта http://dir.umi.ru

Н. Данилевский. Россия и Европа. - М.: Де’Либри, 2015. 768 с. / Русские мыслители. Предварительный тираж 100 экз.

Одна из проблем восприятия русской дореволюционной философии и общественной мысли состоит в том, что философы не заботились о структурировании своих трудов в культурном пространстве. Изначальные тексты обрастали толкованиями последователей, мифами и апокрифами, и эти многократные отражения создавали тот виртуальный образ, который обозначал «философию такого-то». Этой участи не избежал и Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885).

Слышали об этом мыслителе многие, однако и филологи-выпускники часто путают Николая Яковлевича с однофамильцем и современником, историческим романистом Григорием Петровичем Данилевским (1829–1890), а его труд «Россия и Европа» (1869) был прочитан несколькими весьма узкими специалистами по русской философии и международным отношениям. Но и специалисты часто полагают Данилевского славянофилом и реакционером. А ведь уже во вступлении, касаясь образования европейских государств во второй половине XIX века, он говорит: «Было ли, например, когда-либо совершено более дерзкое, более прямое нарушение формального народного (здесь: международного. - С. Ш.) права, чем при образовании Кавуром и Гарибальди Итальянского королевства? Поступки правительства Виктора Эмануила с Папской областью и Неаполитанским королевством никак не могут быть оправданы с легальной точки зрения». И действительно: достаточно почитать про героическую, с современной точки зрения, историю «тысячи Гарибальди» - то есть отряда, фактически захватившего в порту Генуи корабль и отправившегося на нем помогать повстанцам свергать в королевстве обеих Сицилий власть испанской династии, чтобы убедиться в правоте этих слов. «И однако же всякий, не потерявший живого человеческого чувства и смысла, согласится, - продолжает Данилевский, - что в этом случае форма должна была уступить сущности, внешняя легальность - внутренней правде». Такой ход мысли для реакционера не характерен.

Данилевский первым обозначил то, что сейчас называется двойными стандартами западной политики: «меряние разными мерами и вешание разными весами». В разделе Польши Данилевский стоит на русской точке зрения. Он доказывает, что Россия возвратила свои исконные земли, и возможно, могла бы проявить великодушие, оставив их за Польшей и тем самым поддержав ее государственность, помешав Австрии и Пруссии поглотить другие ее части, «если бы Польша иначе поступала со своими русскими и православными подданными». И современные специалисты по международным отношениям говорят о том же: проблемы начинаются там, где людям запрещают говорить на своем языке, учить детей в своих школах, отмечать чтимые даты, где власти, по словам Данилевского, стремятся «полячить и латынничать». Еще Данилевский доказательно опровергает мысль о захватническом русском империализме. «Ни одно из владений России нельзя назвать завоеванным - в дурном, антинациональном и потому ненавистном для человечества смысле. Много ли государств, которые могут сказать про себя то же самое?»

Порой стиль его оказывается насмешливым - за это и не любили. Оценивая реакцию европейцев на усмирение резни на Кавказе, Данилевский иронизирует: «Очень маменька гневаться изволили: не трогайте, кричала, рыцарей, паладинов свободы; вам ли браться за такое благородное племя; ну да на этот раз, слава богу, не послушали, забыли свое европейское призвание». Эта глава, названная «Европа ли Россия?», является стержневой для всего труда Данилевского. В ней автор доказывает, что для России Европа не является «маменькой», что наша цивилизация не рождена европейской - она природная, самостоятельная. «Россия не участвовала в борьбе с феодальным насилием, которое привело к обеспечению той формы гражданской свободы, которую выработала эта борьба, не боролась с гнетом ложной формы христианства (продуктом лжи, гордости и невежества, величающим себя католичеством) и не имеет нужды в той форме религиозной свободы, которая называется протестантством. Не знала Россия и гнета, а также и воспитательного действия схоластики и не вырабатывала той свободы мысли, которая создала новую науку, не жила теми идеалами, которые воплотились в германо-романской форме искусства. Одним словом, она не причастна ни европейскому добру, ни европейскому злу».

Определение католицизма может показаться здесь излишне категоричным - хоть и полностью созвучно не только горячим словам князя Мышкина из «Идиота» («Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного, Христа противоположного!»), публиковавшемся в журнале непосредственно перед выходом книги Данилевского, в 1868 году, но и идеям европейской реформации. Однако указания на цивилизационные отличия России и Европы позволяют говорить о другом, самостоятельном пути. Освальд Шпенглер рискнул высказать мысль о том, что европейская цивилизация не является единственным направлением развития для человечества, о «душе культуры», свойственной каждой отдельной цивилизации, лишь в 20-х годах ХХ века, и его осторожное, во многом внерациональное предположение, сделало его едва ли не маргиналом. У нас о самостоятельности цивилизаций задумались гораздо раньше. Определению культурно-исторических типов и законам их развития Данилевский посвятил специальную главу.

В разделе «Отношение народного к общечеловеческому» Данилевский указывает на корни славянофильства в том числе и в немецкой философии, и утверждает, что славянофилы считают «будто бы славянам суждено разрешить общечеловеческую задачу, чего не смогли сделать их предшественники (европейцы). Такой задачи, однако же, вовсе и не существует - по крайней мере, в том смысле, чтобы…когда-нибудь какое либо культурно историческое племя ее осуществило для себя и для всего человечества». Это - речи уж точно не славянофила. Тем не менее, Данилевский говорит о несостоятельности явления, которое он называет русским «европейничаньем», и приводит три его типа: «искажение форм народного быта и замен его формами чуждыми», автоматическое «заимствование разных иностранных учреждений», и, главный тип, «взгляд как на внутренние, так и на внешние вопросы русской жизни… рассматривание их в европейские очки… поляризованные под европейским углом, причем нередко то, что должно бы нам казаться окруженным лучами самого блистательного света, является совершенным мраком и темнотою, и наоборот».

В качестве приложения в книге даны три статьи друга и издателя Данилевского Н. Н. Страхова. В одной из них, «О книге Н. Я. Данилевского "Россия и Европа"», Страхов утверждает, что работа Данилевского «совершенно самобытная, отнюдь не порожденная славянофильством». Другая - ответ на статью о Данилевском Вл. Соловьева, который был обеспокоен русским национализмом. При желании издателей, можно было бы без труда собрать такой же том примечаний; необходимости в этом, конечно, нет. Однако бросать фигуру такого масштаба, как Н. Я. Данилевский совсем без справочного аппарата, представляется ошибкой. Концепция «ничего кроме оригинала», подразумевающая, что специалист или любознательный читатель и сам отыщет сопутствующую информацию в Интернете, до конца не реализуема: без современных комментариев все равно не обойтись. А раз так, то довершить своевременное издание штрихом, доводящим его до надлежащего качества, составив приемлемый справочный аппарат, представляется необходимым. Между тем примечания книги смешаны из комментариев автора и современных издателей, кто их составлял - неизвестно. Для издания энциклопедического типа это по меньшей мере удивительно.

Учение Данилевского о различных архетипах цивилизаций опередило время и было встречено резкой критикой, не только Соловьёва. «Именно потому, что Данилевский считал "нацию" видом в роду человечества, ему не удалось надлежащим образом выяснить отношение национальных интересов к общечеловеческим», - писал философ и педагог Н. Дебольский в работе «Начало национальностей в русском и немецком освещении». Но сама полемика вокруг книги Данилевского привела к настоящему скачку русской внешнеполитической мысли. Нельзя, конечно, говорить, что русские цари были вдумчивыми читателями Данилевского, однако и Гаагская конференция о правилах ведения войны (1899), организатор которой, Николай II, едва не стал лауреатом Нобелевской премии мира, и международный арбитраж, - все то, чем гордятся европейцы, предложено Россией.

В серии «Русские мыслители» издательство «Де’Либри» выпустило также «Россия в исторических портретах» Ключевского, «Нам нужна Великая Россия» - сборник Столыпина, и «Государство Российское» Ломоносова.