Текст: Михаил Визель/ГодЛитературы.РФ
Фото: oubliettemagazine.com
У меня не получится писать о Джанни Родари безлично. И не только потому, что, как все советские дети, я вырос на сказках про голосистого Джельсомино и трехногую кошку, мальчика-луковку Чиполлино и путешествие «Голубой стрелы», но в первую очередь потому, что, выросши, я сам перевел четыре его книги - в стихах и в прозе, про современных римских котов и про героев античных мифов, про Рим и Венецию.
Здесь вы можете спросить: «Как? Родари, коммуниста и друга советских детей, умершего в 80-м году, не всего перевели на русский?» Представьте себе — нет. Его действительно много издавали в СССР, где он приобрел широчайшую известность раньше, чем на родине (в Италии он получил признание как детский писатель, лишь получив в 1970 году премию Андерсена), но это не значит, что много переводили. Потому что, как и у всех итальянских коммунистов шестидесятых (а в то время практически все интеллектуалы Италии, от певца римской гопоты Пазолини до утонченного аристократа Висконти, были коммунистами или по крайней мере левыми), его коммунизм прекрасно уживался с христианством, которое в СССР категорически не приветствовалось, а классовое сознание — с общегуманистическими ценностями, которые тоже считались «буржуазной мягкотелостью». Поэтому издавали много, но довольно ограниченный набор произведений. Спору нет — первоклассных, и, как правило, в изумительных переводах (достаточно вспомнить «Чем пахнут ремёсла» Маршака), - но оставляя «за бортом» всё то, что не укладывалось в представление о писателе-коммунисте. В частности - «Гондолу-призрак», турусы на колесах о Венеции начала XVII века, или «Аталанту» - авторское изложение мифа об одной из спутниц Дианы, единственной девушке на корабле аргонавтов. Больше всего меня изумляет, что у советских редакторов так и не дошли руки до милых стихов о котах города Рима. Они-то чем идеологически подкачали?
Коты в кафе
Коты в кафе-мороженое,
Заходят осторожно,
Косятся на буфетчика,
И вид у них таков,
Как будто удивляются:
«Здесь разве не хозяйственный?
Зашли купить мы пилочек
Для наших коготков!»
Темнеет быстро в августе,
В кафе немноголюдно,
Коты скользят бесшумно
Меж столиков и ног.
Не досаждают детям,
Не рвут чулки синьорам
(К тому ж синьоры в августе
Все ходят без чулок).
Движения их медленны,
Глаза полуприкрыты,
Но лишь в кафе со столика
Вдруг что-то упадет -
Печенька или ягодка,
Комочек взбитых сливок, -
Увидите вы сами,
Как всё произойдет.
Взметнется одним махом
Десяток силуэтов -
Кто самый расторопный,
Тот все и подхватил.
Вот только их шипенья
Не услыхать при этом:
Проехал мотоцикл,
Все звуки заглушил.
Впрочем, надо прямо признать: мы не вспоминали бы о Родари тридцать с лишним лет спустя после его преждевременной смерти на шестидесятом году жизни, если бы не его огромное и, честно скажем, неравноценное наследие (профессиональный журналист и редактор, вынужденный заполнять полосы, особенно на Рождество, он порой разрабатывал один и тот же сюжет в двух-трёх довольно похожих вариантах) ограничивалось такими милыми зарисовками или даже прославленной лукаво-луковой сказкой про совершаемую бескровным (а только слёзным) путем социальную революцию. Как ни обаятельны его персонажи — Чипполино и Джельсомино, как ни остроумны сюжеты про путешествие игрушечного поезда и пенсионеров, которые становятся котами, Родари не вспоминали бы с такой любовью и не называли бы в его честь поп-группы (это не преувеличение: лет семь назад в Москве действительно выступала неплохая клубная группа «ДжаниRадари» - увы, не пережившая кризис), если бы он не создал, ни много ни мало, новую детскую литературу.
Если коротко - речь идет о литературе для детей, живущих в маленьких квартирах больших городов. Где нет каких-то особых просторных «детских», в которых ребенок обитает как бы в своем особенном изолированном мире с Щелкунчиком и Винни-Пухом, а родителей видит, только когда Мэри Поппинс в клетчатом платье выводит его в столовую к обеду поцеловать мамà. «Этот разговор с высот пусть прекрасных, но чужих, … неуместен, как неуместна была в нашем детстве книжка «Детство Никиты» (внеклассное чтение), - резко манифестировал в 1989 году поэт-концептуалист Сергей Гандлевский. - При чём здесь Никита с его диковинным детством, когда сходить за угол в кино - целая экспедиция: нарвёшься на Дьякона с Севой - велят попрыгать и отберут мелочь, если гремит в карманах?»
Детство Гандлевского - это как раз конец пятидесятых - начало шестидесятых. Будущий поэт Сережа резко и даже болезненно почувствовал разрыв старого, довоенного мира детства (во всяком случае - детства образованного и обеспеченного класса, на который только книжки и ориентировались), описанного в уютной классической литературе, и мира нового, - где взрослые обсуждают свои взрослые проблемы, собачатся, мирятся на глазах у ребенка, эмоционально взрослеющего гораздо раньше (привет Джельсомино), и — да, раньше познающего несправедливость и жестокость этого мира. А Родари сумел не только выразить этот мир, но и мягко, ненавязчиво его обыграть, показать, что и в нем, в этом мире телекоммуникаций («Сказки по телефону»), космических полетов («Джип в телевизоре») и разрушения привычных причинно-следственных связей («Сказки с тремя концами», предвосхищение гипертекста!) есть место добру, сказке, чуду. И не только на Новый год. Хотя, конечно, на Новый год тоже.
Воробьиная просьба
Откройте слегка фрамугу,
Пустите меня скорей,
Я маленькая пичуга,
Продрогшая до костей.
Я наблюдал так долго
В замерзший квадрат окна,
Как вы украшали ёлку
И как хорошела она.
Как ветки легко согнулись
Под весом чудных плодов,
Гирлянды наверх взметнулись
Среди стеклянных шаров.
Нахохлившись, через раму
Я внутрь глядел, и вот
Пора начинать программу -
Да здравствует Новый год!
Позвольте же притулиться,
На ёлочке свить гнездо.
Ведь я небольшая птица
И я не внесу раздор.
Увидите, я не в тягость,
Я вежливый воробей.
Подумайте, что за радость
Окажется для детей.
Как ахнут они, обнаружив -
В игрушкой под мишурой
Среди серпантинных кружев
Кто-то сидит живой!
Сидит - и глазком блестящим
Читает у них в душе.
Живой он и настоящий,
А не из папье-маше!
Громко стучится сердце
Живое в его груди,
И надо ему согреться,
И надо его любить…
Дети добры к пичужкам,
Так что уж как-нибудь
С ними найду я дружбу,
Я же прошу чуть-чуть:
Свежей воды немножко,
Да миндаля кулёк;
Если остались - крошки
С блюда, где был пирог.
Радостный щебет птичий
Счастьем наполнит дом.
Введите в добрый обычай -
Дайте мне свить гнездо!
Ссылка по теме:
Солнце и мыльце - "недетский" рассказ Джанни Родари, ГодЛитературы.РФ, 23.10.2015
Сайт по теме: