За окном громыхало московское лето: после нестерпимой жары на город накинулась гроза. В офисе практически никого не осталось – все в отпусках. Юля лениво заполняла очередную таблицу, присланную из Департамента, и думала, что, пожалуй, это первое лето, когда она сидит в Москве. Почему-то лето, вернее все "леты" своей жизни, она помнила прекрасно, с мелкими подробностями, запахами и красками, тогда как остальные сезоны сливались в нечто единое и вообще почти никогда не вспоминались. Верно поется в песенке: "Лето – это маленькая жизнь". Она неспешно перебирала события прошлого, позапрошлого и далее лет. Традиционно отпуск она делила на две части: одну Юля проводила с внуками, вторую – с коллегами по работе. С внуками она ездила в Анапу (старшая дочь, их многодетная мать, побаивалась ехать за границу), а с коллегами - где они только не побывали: от банальной Анталии и Хургады до Китая, Таиланда, стран Магриба и Латинской Америки.
Разматывая клубок воспоминаний, она неизбежно и неотвратимо возвращалось в то лето. Ах, какое это было лето, всем летам лето! Она уже получила первый в своей жизни загранпаспорт, отстояла в бесконечной многодневной очереди в Итальянское посольство за визой, уже определила младшую дочку к друзьям на дачу, но до последнего не верила, что она, Юля, только что пережившая сокрушительный развод, безработицу и полное безненежье, полетит в Европу на целый месяц и будет жить в Риме. Новый муж ее успокаивал, напоминая, что он – один из организаторов этого волшебного проекта, в рамках которого ей предстояла поездка в Европу. Только усевшись в салон для курящих рейса Москва – Рим она начала верить, что на самом деле увидит Рим. Через проход сидел молодой мужчина, лицо которого казалось смутно знакомым. Он улыбнулся, представился: он тоже был счастливым участником этого проекта, они видели друг друга в очереди в посольство. Болтали, смеялись, пили кампари (Юля впервые). Ничего сногсшибательного в нем не было: среднего роста, худой, очень темный шатен, мрачные почти черные глаза, очень бледный, хотя лето было на исходе, и сама Юля, после двух месяцев жизни у моря, была очень загорелой. Рим, несмотря на то, что прилетели ночью, встретил жарой. Жить предстояло в старинной пыльной гостинице (зато в самом центре), чудных многоугольных номерах практически без мебели, малюсенькими душевыми и окнами под потолком. Юле нравилось все. Вернее, она ничего не оценивала, все принимала как подарок судьбы, причем совершенно незаслуженный, и от того еще более прекрасный.
Все устали и заспешили по своим номерам, тем более, что уже через несколько часов надо было вставать и идти на встречу с принимающей стороной. Их чемоданы погрузили в последнюю очередь, привезли на ее этаж (до его этажа, как выяснилось позже, этот скрипучий лифт на двух человек вообще не доходил). Он предложил выпить по глотку (купил в самолете), она позвала в свой номер… Такое банальное - пребанальное, наверняка уже не один раз случавшееся с каждым из них, незначительное приключение. Юле уже исполнилось сорок, ему было 33. Утром за завтраком они едва кивнули друг другу, весь день проходили встречи, презентации, вечером большой компанией пошли гулять по городу. Узкие улочки Вечного города позволяют ходить только парами, вот они и ходили парой две недели (Рим виноват). Через пару дней оказалось, что Юля влюблена в него, как 15-летняя девчонка. Все, кроме него, отступило даже не на второй план, а как бы перестало иметь к ней отношение. Важно было только то, как он посмотрел, как незаметно за обедом дотронулся ее руки, что шепнул на ущко в экскурсионном автобусе. Днем он был умным и очень воспитанным, даже галантным, мальчиком из академической среды: все кругом академики, школа с "золотой медалью", Физтех с "красным "дипломом, стажировка в Англии, кандидат наук, плюс музыкалка, плюс два языка свободно и т.д. и т.п. А ночью – страстным, бесстыдным, изобретательным и еще нежным, невыносимо нежным. … Вот они едут с пляжа (не одни, опять таки в автобусе с участниками проекта) и на ней под сарафаном ничего не было, о чем ему известно и о чем он всю дорогу до отеля непристойно, но так приятно шутит, а потом они первые выбегают из автобуса и несутся в номер… А это прощальный банкет на террасе ресторана: большой овальный стол, неподалеку журчит фонтанчик, все возбужденно говорят, смеются, договариваются о встречах в Москве. У него все время что-то падает под стол: то сигареты, то зажигалка. Он опускается под стол и долго ищет пропажу, целуя ее загорелые ноги, от чего она становится пунцовой, почти как ее вечернее платье, которое они днем выбрали вместе для этого случая. И таких сладких, совершенно не теряющих своих красок, воспоминаний так много, будто они прожили вместе не один год. Сколько важных событий практически ушли в небытие и живут только на фотографиях, а эти две недели отпечатались навечно как следы пришельцев на неизвестной планете. Юля потом трижды приезжала в Рим, но того Рима она не нашла; ей иногда кажется, что их двойники живут в этом исчезнувшем или никому невидимом городе.
А они улетели в положенный срок в Москву. В самолете, не таясь, плакали, утирали друг другу слезы, целовали соленые руки, расставались навсегда. Москва встретила дождем со снегом. А больше ничего и не было. Вернее потом была целая жизнь, и жизнь вполне успешная, да только счастье осталось на тех римских улочках.