С непопулярным писателем Корольковым на отдыхе случился солнечный удар. Забегая вперед, скажем, что это отнюдь не сделало его известней. Но может статься, что потомки, которым удастся сбросить оковы предубежденности, оценят талант Королькова по достоинству и даже поставят его выше нашего. Если так и будет, то для биографов и литературных критиков, а также прямых наследников и наследников, еще только собирающихся заявить о своем существовании, описанный ниже случай из жизни не признанного современниками гения даст пищу для новых размышлений, прольет свет на темные пятна истории, откроет новые грани творчества и, в конце концов, позволит сколько-нибудь заработать. А там глядишь — и нас добрым словом помянут.
Начнем свой рассказ отсюда. Сэкономив немного на многих сомнительных операциях, жена Королькова, Маргарита Павловна, заведующая магазином «Продукты», решила свозить своего Мишутку в Сочи. Она была крупнее и сильнее и потому не приняла бы отказа. Королькову оставалось выкурить две сигареты перед подъездом и решить, какого цвета плавки они купят здесь, потому что «на месте продают всякую дрянь, да и переплачивать глупо».
Семилетнего Алешу отвезли к бабушке в деревню на все лето (или насколько хватит бабушки). Максимка, Рак по гороскопу, ни разу не угостивший школьных товарищей конфетами в день рождения, получил в подарок велосипед и был отправлен в пионерский лагерь.
Королькову достались синие V-образные плавки с белыми шнурками. В дорогу было позволено взять маленькую коньяка.
Сочи встретил хмуро: серое небо, дорогое пиво и безразличие персонала гостиницы. Но уже на вторые сутки распогодилось, песок на пляже нагрелся, и у студента, еще вчера скучающего у тележки с мороженым, появились покупатели. Имея на полноценный отдых неполную неделю, наша пара носилась по городу как сумасшедшая. Маргарита Павловна громко со всеми объяснялась, требовала и угрожала — так ей хотелось все увидеть, попробовать и запечатлеть. Корольков бежал рядом, двумя руками прижимая к груди недорогой фотоаппарат. Когда снимать было нечего и жена вступала в дискуссию с очередным продавцом, Мишутка опускал маленькие голубые глаза, и этот понурый взгляд вызывал сочувствие даже у сытых сочинских котов.
Как все настоящие писатели, Корольков вел дневник. Записи оставлял короткие.
«22 июля. Приехали. Погода плохая. М. П. недовольна. Допил остатки коньяка».
«23 июля. Пляж. Зимний театр. Конь в пальто не понравился».
«24 июля. Пляж. Ботанический сад. Наш лучше, наверное. Пометка: сходить в Ботанический сад у нас».
«25 июля. Пляж Мориса Тореза. Дорого. До Художественного не дошли».
Двадцать шестого июля Королькову сделалось худо. Это случилось после обеда. Он лежал на клетчатом покрывале и считал редкие облака. Ветер все реже трепал чуть выгоревшие на кончиках рыжие волосы. Мокрый живот то приподнимался над уровнем моря, то опускался. Жена ушла в воду, остался слышен только плеск волн и гул музыки из автомобиля, припарковавшегося прямо на пляже. Писатель закрыл глаза и уснул. Ему снился Стокгольм: точно ливановский Карлсон, Корольков парил над домами, пересекал острова, все приближаясь к центру города, где у дворца, с улыбкой, доступной лишь монархам, его должен был встретить король и вручить Нобелевскую премию по литературе…
А в это время над бесчувственным неравномерно загоревшим телом истошно вопила Маргарита Павловна, вспоминая мужу все обиды, которые успела накопить за сегодня.
«Скорая» приехала быстро: водителю лишнюю минуту не хотелось видеть море — у него после купания сыпь выступала; по врачам то в театр, то в кафе пятый год бегал, а в итоге — тридцать шесть и холостой.
В карете «скорой помощи» Маргарита Павловна чуть приутихла. Даже поскуливать стала.
<…>
— Фамилия? — спросила на посту шатенка кубической формы.
—Корольков Михаил Владимирович. Что с ним?
— Ничего страшного. Перегрелся. Пару деньков отлежится — будет как новенький, а может, даже еще лучше.
Слова о том, что с мужем все в порядке, с одной стороны, успокоили Маргариту Павловну, а с другой — показали огромную дыру в семейном бюджете, залатывать которую придется ей и только ей.
— Я могу его увидеть?
— Минуточку.
Медсестра вернулась через полчаса.
— Шестая палата.
В палате было душно, хотя окно, судя по пыльному шпингалету, не закрывалось даже ночью.
Корольков лежал в позе Шавасаны, выставив руки настолько широко, насколько позволяла капельница, и смотрел в желтый потолок.
— Как же ты так, Мишутка… Нам завтра уезжать, а ты… Вот еще и билеты в кино на сегодня… Как же так! Выбрал время!
Корольков продолжал смотреть в потолок.
— Ну, я завтра утром приду. Сказали, что ничего у тебя страшного нет. Будешь себя нормально чувствовать — поедем домой. Хорошо, Мишутка? Давай не раскисай!
Мишутка сделал фирменный взгляд, от которого она, вопреки опыту, сейчас же расчувствовалась.
Через час после того, как ушла Маргарита Павловна, в палате появилась молодая сестричка.
— Витаминки, мальчики.
Кто был способен, улыбнулся. Корольков, услышав приятный голос, приподнялся.
— Вижу, у вас в компании новенький. Как нас зовут?
— Корольков. Михаил. Эээ… Миша.
Худенькая девочка с длинными белыми волосами, скрывающими недорогие яркие сережки, внимательно разглядывала своими зелеными глазами Королькова.
— И где Миша работает? — улыбнулась она. — У нас тут и слесарь Саша, и юрист, вот Николай, и менеджер Александр.
— Я... — Корольков осмотрел соседей и решил, что точно засмеют. — Я инженер.
— А я Нина, — девочка развернулась и вышла.
— Хорошая, — немного выждав, произнес один из мужиков. Кажется, Александр.
«И правда хорошая», — пронеслось в голове у Королькова, и он снова уснул. Без снов.
— Ужин, мальчики. Кому доктор разрешил ножками — те в столовую.
Снова этот голос!
Корольков, сам себя не узнавая, поднялся.
В палате никого не было.
— Ужин, мальчики. Кому доктор разрешил ножками — те в столовую. — Хлопнула где-то дверь.
Корольков вместе с капельницей вышел в коридор.
— Нина, — тихо позвал он.
Ничего.
— Нина! — крикнул Корольков и сам испугался своего голоса.
Девушка обернулась.
— Чего? — так же громко спросила она из другого конца коридора.
Корольков жестом поманил ее к себе.
— В чем дело? Плохо себя чувствуете?
— Да. Я вам соврал.
— Не понимаю.
— Я не инженер.
— Ну, и бог с ним!
— Нина, я писатель. И я приглашаю вас сегодня в кино, — Корольков сам обалдел от своей смелости.
— Кино?
— «До встречи с тобой» с Эмилией Кларк.
— Миша, вам нужен покой.
— Я буду спокоен, только если вы рядом. Пойдемте, сегодня последний день. Да, и билеты дорогие.
— Вы сумасшедший!
И они пошли. Нина договорилась с дежурной. После фильма долго гуляли по городу, Корольков острил, а она смеялась. Прошли Коня в пальто. И теперь он Королькову нравился. «Нужно будет исправить в дневнике», — промелькнуло у него.
— А вы известный писатель или так?
— Я не гонюсь за известностью. Пишу для души. И давай уже на «ты».
— Это, наверное, очень интересно?
— Это большая мука и адский труд.
— Расскажите еще…
Стемнело. Долго стояли перед входом в больницу.
— Мы с вами… с тобой сумасшедшие, Миша, — засмеялась Нина.
— А ты прекрасна! — Корольков обнял ее и поцеловал в губы.
Девушка несколько секунд била кулачками по его спине, а затем перестала.
Сколько длится счастье? Оно подобно солнечному удару, когда человеку наконец-то становится тепло и спокойно, а все кругом кричат и суетятся. Корольков был счастлив. Нина была счастлива. Их жизни свел случай, удар судьбы, солнечный удар, чтобы затем оставить этих двоих холодным осенним утром наедине со своими вопросами, проблемами, ошибками… Но сейчас все казалось таким простым. Видимо, в этом и милость Божья.
<…>
На следующий день пришла Маргарита Павловна, ознакомилась с анализами мужа и увезла его домой.
Нину в лоб ужалила оса, и она до конца лета в больнице носила сестринскую шапочку, а в выходные надевала оранжевую панаму, хотя след от укуса прошел уже через неделю.
А Корольков записал в своем дневнике:
«26 июля. Солнечный удар».
Ссылки по теме: