От всей души благодарю Анну Бард,
любезно предоставившую мне свой дневник
Автор
АННА БАРД
Когда рожаете детей, помните,
что уже принадлежите не себе, а этим детям.
Не забывайте об этом!
Ванга
Здравствуй, Болгария!
Из дневника поэтессы
Лето 1974 года стояло яркое, зелёное. Было сухо. Любительница путешествовать – видеть новые места и знакомиться с новыми людьми, – я решила для себя, как провести отпуск этим летом. Тем более что деньги позволяли, – накануне я получила пятьсот рублей страховки. И однажды в парткоме вдруг узнала, что формируется группа туристов для поездки в Болгарию.
Я загорелась желанием. А в душе пугалась: я настолько настроилась на поездку, что отказ поверг бы меня в бездну переживаний. Время отъезда приближалось. И вот я держу в руках красивую цветную путёвку с названием «Золотые пески» или «Златые пясцы» по-болгарски.
Было что-то приятное в самих хлопотах и подготовке к отдыху за границей. Анатолий – мой муж, был не против этой поездки, но его смущала относительно большая сумма, уходившая из бюджета семьи. Я оправдывалась тем, что на эти деньги куплю кое-что из вещей в Болгарии.
И вот назначено время отъезда. Мои дочери заказали мне миллион всяких мелочей привезти обязательно, и я, еще не зная своих возможностей, торжественно обещала...
Автобус отъезжал из города часов в шесть вечера. Сбор группы был назначен пораньше, чтобы еще раз проверить готовность каждого к поездке. Около невзрачного здания вокзала начала собираться веселая туристская компания в сопровождении друзей и родственников. Меня провожал муж. Шутили. Когда фотографию на память пришел сделать наш заводской фотограф, долго не могли определиться, кто едет. Последние напутствия, рукопожатия, поцелуи – и по местам! Машем прощально всем, кто остаётся, и автобус выезжает из города.
Настроение у всех весёлое: смеёмся, шутим, разговариваем. Поём долго все песни, которые приходят на память, успевая при этом просматривать ландшафт местности за окном автобуса и любоваться увиденным.
На черном южном небе зажглись крупные звезды. Увидев, что въезжаем в Одессу, решили вспомнить все песни об этом городе и горланили «во всю Ивановскую», чтобы одесситы знали, какие веселые гости пожаловали к ним в город.
Автобус привёз нас прямо в порт часа в три ночи. Было свежо. Я продрогла и выделывала ногами замысловатые движения, чтобы согреться. В половине шестого началась посадка на теплоход «Абхазия». Пограничники просматривали наши заграничные паспорта, и мы гуськом проходили по трапу. Кто-то оставил паспорт в саквояже. Забегались. Засуетились. Сломалась стройная линия. Но вскоре всё успокоилось.
И вот отплытие наступило. Зазвучал гимн Советствкого Союза, и стало как-то удивительно волнительно. Странное чувство овладело мной. Казалось, что ничего не изменилось: вот родной берег, за бортом вода. Видимо, сознание, что мы впервые прощаемся с Родиной, волновало до слёз...
Изо всех моих спутников я почему-то сразу выделила чету Стафиенко. Муж Валентин – подвижный, среднего роста мужчина с некоторой предрасположенностью к полноте. Низко посаженную красивую голову украшали цыганские черные жесткие волосы с проседью. Карие глаза смотрели с лукавинкой. Губы были в постоянной полуулыбке, и их можно было назвать скорее женственными – легкими и пухлыми, чем мужскими. Словоохотливый и жизнерадостный, предусмотрительно внимательный к окружающим, он сразу обрастал друзьями, как потом мне пришлось убедиться. Его жена – Светлана, миловидная, но несколько сдержанная женщина. Почти такого же роста, как и Валентин, лицо, можно сказать, красивое. Всё в нём пропорционально выдержано. И только глаза смотрят холодно и надменно, возможно, настороженно. Именно эта особенность неприятно удивила меня при первом знакомстве с ней. «Чем она лучше других?» – задавала я вопрос себе и не находила ответа. Светлана довольно часто беспричинно и бестактно одергивала мужа, и всем, и мне тоже, было его немного жаль…
За ужином мы оказались напротив, через стол. Валентин уверял, что ему надо похудеть, и только я могу его выручить. При этом лучшие кусочки отправлял в мою тарелку. Можно было бы сразу его спросить, почему он беспокоится обо мне, а не о своей жене Светлане. Но для меня он был таким же товарищем, как все другие. Поэтому выражение симпатии, тем более, женатого мужчины, осталось тогда для меня почти незамеченным.
Ужин нам понравился, и вся наша группа дружно отправилась на верхнюю палубу, где под эстрадный оркестр кружились весёлые пары таких же туристов, как и мы. Я очень люблю танцевать, поэтому в первый вечер мне было, пожалуй, грустно. Танцевать было не с кем. Мужчин было меньше, чем женщин, и очередь до меня дошла раза два-три. А самой приглашать было неудобно, да и в довершение всего и те (по росту), с которыми я могла бы танцевать, покорно стояли со своими женами.
Солнечное тёплое утро, за бортом лениво перекатываются волны. Вода прозрачная, голубовато-зеленая, в ярких бликах щедрого южного солнца. След от теплохода широкий, пенистый, а дальше волны схлестывались, сходились, и, удивительно мирным и гладким оставалось море там, вдали, за теплоходом. А над палубой кружились чайки. Кричали печально, но отчего-то печали не было. Была музыка, безоблачное небо и синее море за кормой, куда ни бросишь взгляд. Мне было так хорошо, что даже танцы вначале не волновали меня. Я, не отрывая взгляда, смотрела на море. Даже разговаривать ни с кем не хотелось. Чувствовала себя птицей. Вот оторвусь от палубы и полечу навстречу солнцу…
И в этот момент меня пригласил танцевать Валентин Стафиенко. Был он в обычном чёрном спортивном костюме, и мне в первую минуту это показалось странным: «Неужели он не чувствует этой праздничности утра, что так некстати вырядился?!» Но это маленькое неудовольствие сразу же прошло. С первых тактов музыки мой партнер легко повёл меня в танце. Это был вальс. С другими партнёрами у меня получалось тяжело, я, буквально, вырывалась от них в танце. Валентин чувствовал нужную дистанцию и ритм, и мы вальсировали так, будто до этого были знакомы и танцевали. Но ведь этого не было, и оттого так удивила меня наша согласованность движений. Я была в восторге! Валентин тоже открыто улыбался. Подойдя к Светлане, я сделала шутливый реверанс и сказала:
– Спасибо за партнера. Он хорошо танцует!
Видимо, Валентин, как и я, получил удовольствие от танца, потому что следующий танец он снова танцевал со мной. Нам было весело, я не скрывала своего восхищения. Редко бывает так легко танцевать!
И тут я впервые поймала себя на мысли, что Валентин стал симпатичным мне. Он куда-то ненадолго исчез, а появился с конфетами. Угощал всех женщин, а большая часть досталась мне. Светлана не проявляла своего интереса ни к одному из возникающих, словно между прочим, разговоров. Ей было неинтересно, или она просто сторонилась – неизвестно.
Время пролетело удивительно быстро, и вскоре нам пришлось разойтись по каютам, собирать вещи. Мы подъезжали к Варне – первому болгарскому городу, конечному пункту теплохода. Собрались на палубе все группы и всматривались в очертания берега, потом разглядывали порт.
И вот автобус мчит нас в «Златые песцы». Трасса удивительно гладкая, отчего приятная истома разливается по всему телу. Мы рассматриваем многоэтажные гостиницы; среди пышной растительности краснеют черепичные крыши частных домов. С другой стороны слепит глаза сияющими чешуйками морское побережье. Через минут сорок автобус останавливается у нашей гостиницы «Гданск».
С первых дней путешествия я испытывала необъяснимое чувство радости, словно открывала для себя мир заново. Какие-то струны моей души, о которых я не подозревала, пели возвышенную, никому не известную и неслышимую мелодию. Всё вокруг имело смысл и особую наполненность. Я ощущала, что живу, будто проснувшись. Странные неосознанные желания, которых раньше в себе не замечала, переполняли меня. Мир был широк, и каждый момент обещал новое, незнакомое, и оттого, наверное, волнующее.
На следующий день нашей группе надо было разменять несколько крупных купюр на более мелкие. И эту работу доверили мне. Сопровождать и охранять меня вызвался Валентин. Мне было приятно в обществе этого мужчины. Весело и непринужденно возникал у нас разговор на любые темы. И вот теперь, когда мы остались с ним вдвоём, моё сердце стучало радостно. Хотелось петь, беспричинно смеяться, но я, почему-то, молчала. И он тоже. Тихонечко взял меня за руку, и так мы шли с ним, как дети, ни о чём не говоря. Нам было хорошо. Это чувствовали тогда мы оба, и, видимо, поэтому говорить не хотелось. А может быть, было страшно начать разговор… Я анализировала в душе поступки Валентина, и у меня уже сложилось мнение о том, что я ему не безразлична. Самым непостижимым и подкупающе-искренним казался тот факт, что своё расположение ко мне он почти не скрывал от окружающих и, главное, от жены Светланы. В ресторане он садился за столом так, чтобы видеть меня, и взгляд его был красноречив и понятен! Он то грустил, глядя на меня, то радостно улыбался. И вёлся негласный разговор, понятный обоим. Я иногда проверяла его, сидела, надолго уткнувшись взглядом в тарелки, не глядя в его сторону. И тогда натыкалась на его взгляд, который спрашивал, тревожась: «Что случилось?..». Всегда он оказывался рядом, ухаживал, шутил и слегка рисовался, но я прощала ему эту слабость. Понимала – ему хотелось нравиться. И не кому-то, мне…
Потом мы сидели в каком-то парке и слушали, как пел соловей. Надо было идти в гостиницу, но нам не хотелось, хотя мы не проронили об этом ни слова. И только в конце пути Валентин полушёпотом произнёс:
– Знаешь, Анна, я никогда в жизни не встречал такой женщины, как ты. Мне кажется, что ты всё уже обо мне знаешь, поэтому мне так легко и просто с тобой. Жаль, что я не встретил тебя раньше. Мы бы не расставались с тобой никогда…
– Поздно, – через силу выдавила из себя я, и это было ответом на мучившие меня предчувствия и высказанное им полупризнание в своём ко мне возникшем чувстве. Было тревожно и радостно, и по-настоящему больно, что всё, действительно, непоправимо поздно.
Нас встретил настороженный холодный взгляд Светланы. Она ничего не сказала и, молча, ушла в свой номер.
Через несколько дней был день рождения Валентина. Собрали деньги, естественно, болгарские, накануне вечером устроили дружеский ужин в баре «Каней». Пили охлажденный лимонный сок, а мужчины – коктейли. Бар под открытым небом. Каждый столик накрыт соломенным грибком и освещен фонарем сверху. Сколько столиков – столько и цветов-фонарей. Стол сделан из среза дуба, такие же стулья. Хорошая эстрадная музыка и танцевальная площадка довершают это экзотическое, спрятанное среди густой зелени и освещённое цветными фонарями, место.
Больше всех танцевали я и Валентин. Было какое-то бесшабашное веселье. Танцующие образовали круг, Валентин был напротив меня. Я, казалось, не смотрела в ту сторону, но видела его боковым зрением, чувствовала кожей магию восхищенного взгляда на себе. Мельком увидела Светлану, её лицо напоминало безжизненную застывшую маску, движения были скованными, невесёлыми.
Меня же переполняла энергия, бьющая наружу через край. И эта сила творила чудеса, управляя безотчетными движениями всего моего тела, вводила его в бешеный ритм, доходящий до самозабвения. Кто-то слегка подтолкнул меня, и я оказалась в центре круга танцующих. Валентин оказался рядом. Музыка прекратилась, казалось, на самом пике нашего огненного танца. На мгновение я почувствовала на своем разгоряченном лице жёсткое прикосновение мужской щеки, и крепкие руки в порыве приподняли меня над землёй. Все захлопали. Среди беспечно весёлых лиц ещё раз мелькнуло напряжённое лицо Светланы, метнулся в мою сторону её острый, похоже, страдающий взгляд. Он словно предостерегал меня. Но в головокружительной эйфории того вечера я не придала этому значения, точнее не хотела об этом думать.
«Черствая и бесчувственная, холодная и бездушная», – старалась думать так о Светлане.
За столом Валентин был обворожительно мил, шутил и рассыпал комплименты, не уставая, ухаживал за мной. И мне это было приятно. Я чувствовала, что иногда он слишком откровенно и долго смотрит на меня, казалось, все уже видят, что происходит что-то из ряда вон выходящее. И все равно мне хотелось продолжать эту игру с огнём. Мне хотелось, чтоб окружающие тоже поверили, что это просто игра. Валентин тихонечко незаметно взял мою руку, и я её не вырвала, а сидела, притихшая. Ураган сомнений проносился в моём сознании в эти минуты, но я отдалась своему желанию. Желанию быть любимой было сильнее меня. Будто бы всю жизнь, прожитую мной, я только и ждала, когда придёт самое большое и необыкновенное чувство, которое сделает меня сильной и слабой, красивой и сумасшедшей, которое будет сильнее всего, что может воспрепятствовать желанию хотя бы видеться. А преград набиралось, по самым жёстким подсчетам, очень уж много. Было страшно и радостно. Я боялась поверить в охватившее меня всеобъемлющее чувство, боялась ошибиться, поэтому задавала себе вопросы, на которые не могла ответить.
В этот день на пляже я играла в волейбол с какими-то незнакомыми мужчинами, осиротив нашу компанию. Разгорячённая, влетела в море, брызгаясь и выкрикивая от восторга.
Затем, распластавшись на солнцепеке, я с удовольствием подставила мокрое тело солнцу. Немного обсохнув, стала читать стихи Роберта Рождественского. Подошел Валентин и осторожно расположился на своей простыне рядом, заглядывая в книгу, читая те же стихи, что и я. Было интересно знать, что он испытывает от чтения? Но я молчала. Разговор, как бы невзначай, начал он:
– Как должен много пережить человек, который умеет так тонко передать своё душевное состояние, правда?
Помолчав немного, Валентин вдруг сказал:
– Мне кажется, Аня, ты тоже в жизни пережила многое, поэтому и стихи твои волнуют и многим нравятся.
– А тебе?
– Я, в первую очередь, о себе и говорю.
Немного подумав, я прочитала:
Я – джин в сосуде.
Я горю в огне.
Весь жизни смысл,
чтоб вырваться из плена.
Удел мой труден!
Страсть кипит во мне,
а всюду только
стены, стены, стены…
В знак благодарности Валентин придвинулся ближе и поцеловал мне руку, без боязни быть увиденным Светланой и всеми туристами из нашей группы. Дрогнувшим голосом я сделала ему замечание на этот счет, но он поцеловал меня снова.
Ужин в ресторане был торжественным. Звучала музыка. Все мы принарядились, а Валентин, по случаю своего дня рождения, выглядел женихом. В черном костюме и белой рубашке, был он особенно привлекателен. И хотя, видимо, Светлана тоже выглядела празднично, я не видела её с ним рядом. Словно он заполнил собой весь мир, и никто, кроме него, больше не существовал. Его стол был усыпан красными розами по болгарскому обычаю. И когда именинника кто-то поздравил с днём рождения, и он встал, чтобы ответить благодарностью, я не выдержала и с болью, переполнявшей меня, крикнула:
– Горько!!!
Ох, как горько было мне в эти минуты, хотя никто не понял истинного назначения этих слов. А мне было по-настоящему горько. Горько, что я поздно встретила и узнала этого человека, горько, что я не стою с ним рядом в эту торжественную минуту, горько, что уже ничего не исправить в нашей с ним судьбе. Мне был дорог этот человек, но я не могла с гордостью признаться ему и всем, всему миру, что я… люблю его. Изо всех сил крепилась, чтобы нервы не выдали меня, чтобы я не разрыдалась здесь, при всех, на этом пиру. И чего стоила моя улыбка, когда в душе кипели слезы!..
Стояла тихая июньская ночь. Площадка около ресторана была освещена, а дальше была сплошная стена зелени – деревьев, кустарников, травы. Крупные звезды поблескивали ярко и холодно. У меня бывают беспричинные потери настроения, и этот вечер был именно таким. Мне хотелось плакать. Безысходность и тоска придавили меня, ныло сердце. Я вышла на воздух – болела голова, хотелось побыть одной. Забрела я в такие дебри, что утром следующего дня не могла найти то место, а когда добралась – ужаснулась. Оно заканчивалось крутым обрывом. Могла сорваться, и чем бы закончилось моё путешествие – неизвестно.
И так, я осталась одна. Слышала голоса не угомонившихся туристов. Слышала, что меня ищут. Молчала, не отзывалась. Нашёл меня Валентин. Я обрадовалась возможности побыть с ним наедине. Он был взволнован, целовал моё лицо, шею, руки. Его поцелуи обжигали меня, согревало утешительное: любит! Откуда-то, из глубины души, вырвалось:
– Ты любишь меня? Ты – мой?!
Я ревновала его к Светлане, страстно, невозможно.
– Успокойся, я люблю тебя, но боюсь этого. Боюсь, что своей любовью причиню тебе только горе… Дети… Понимаешь?– отвечал расстроенный Валентин. – А сейчас пойдем.
Он привел меня в комнату и долго молчал. Проваливаясь в забытьё, я убеждала обеспокоенную моей неуравновешенностью соседку:
– Я люблю его! Все равно я люблю его!
– Ну и дура, – простосердечно отвечала мне она.
А может быть, это уже снилось мне.
Как-то вечером мы отправились ужинать в национальный ресторан «Гайдуки», как было предусмотрено планом экскурсий. Было заметно, что Светлана и Валентин накануне поссорились, потому что в ресторане сели в стороне друг от друга. Валентин сел рядом со мной. Возможно, в этот вечер мне надо было решительно прервать наши отношения. Но этот разговор мог быть услышан другими туристами, и я сделала вид, что ничего особенного в том нет, что он сидит именно со мной. Танцевал он также преимущественно со мной. На моё предложение пригласить жену, ответил:
– Мне надоело, что она унижает меня. И мне вёе равно, как она реагирует.
Танцевать с ним мне сразу же расхотелось. Настроение упало. Я поняла, что стала причиной их ссоры.
В гостиницу с женой Валентин не пошел. И то, что он шёл рядом со мной, было явным открытым вызовом. Я – или Светлана. Ревность моя улеглась, но теперь мучила совесть. А прогнать Валентина я не могла. Казалось, что это и есть мой час.
Мы долго ходили по ночным улицам. Он ничего не обещал, и я ничего не требовала. Мы были вместе. Были счастливы.
Наступил день отъезда из Болгарии. От мысли, что все закончилось, стало грустно. Усугубляла это состояние звучавшая из репродуктора мелодия Лея о любви. И я не выдержала. Будто бы все, что хранило моё терпение – плотина – рухнула, и я зарыдала. И ещё долго не могла успокоиться. Заканчивался отдых, и близился конец моему счастью, когда я могла хоть издали видеть почти каждый день Валентина
Вот и всё. Прощай, солнечная Болгария!
Возвращение домой
Это начало происходить почти сразу же после возвращения домой. Горестного выяснения отношений с мужем мне уже невозможно было избежать. Объяснение было ужасным для меня, но больше лгать не хватило сил, тем более что встречи с Валентином, пусть и редкие, продолжались. В сентябре 1975 года мы с мужем развелись. Он какое-то время все еще надеялся, что я вернусь. Затем женился.
Со временем я убедилась, что семью Валентин и не собирается бросать, и для него я была, скорее всего, только любовницей.
А у меня остались мои дочери: Инна – старшая, хорошая, послушная и красивая девочка. И Алена – младшая, по характеру полная её противоположность. Работа и быт отнимали у меня много сил и времени. Особенно хлопотными были общественные нагрузки. Оставшись без поддержки мужа, отца наших детей, я жила на разрыв. Страдал мой тыл, меня просто на всё не хватало. Но самое печальное, что моя любовь, моя греховная страсть нарушила, если не сказать, разрушила энергетическую связь с детьми. Ведь воспитание – это внутренний процесс Такое положение не могло не «аукнуться». Одним словом, наступила расплата.
Когда Алёна стала пропускать занятия в школе, а потом и совсем бросила учёбу, увещевания и беседы, даже наказания, не приносили пользы. Для дочери я перестала быть авторитетом. Дерзкий ускользающий взгляд… Хлопок дверью, как звук выстрела. А дальше – всё покатилось по наклонной. Дочь попала в компанию наркоманов, и сама пристрастилась к этому зелью, заболела венерической болезнью. Пребывание в спецучилище на какое-то время затормозило падение, но затем последовали неудачные попытки семейной жизни. Которые закончились тем, что двое её малолетних детей оказались в детском доме, а других двое – с матерью одного из её горе-мужей. Сама Алёна отправилась в «свободное плаванье»…
Старшая дочь Инна закончила школу, институт и вышла замуж, уехала жить по месту службы мужа. А вскоре ночную тишину в моей квартире разорвал ужасный телефонный звонок – Инна, будучи в положении, упала с пятого этажа общежития. То ли это был несчастный случай, то ли причиной стала измена мужа и ссора с ним, осталось неизвестным. Она потеряла ребенка, сама осталась жива, но прикована к инвалидному креслу.
Мне тяжело писать о том, что я пережила за эти годы. Мои волосы поседели от страданий, но я продолжаю держаться. Я нужна, просто необходима, своей дочери-инвалиду и двум внукам, которых со временем я забрала из детского дома.
Все годами скоплено –
радость и грехи.
На сердечном топливе
пишутся стихи.
Кем-то напророчено
в доброте ль, со зла –
кочегарить дочерна
и сгореть дотла.
Слава Богу, я не умерла от безысходности в любви. У меня после развода с мужем ещё были увлечения. Как в догорающем костре, ещё пылали жаром отдельные поленья моих полу обугленных чувств. Но это уже не было так глубоко и трагично, как с Валентином. Приходило трезвое осознание, что того идеального мужчины, о котором мечталось, того, придуманного мной – богатого душой, сильного и нежного, умного и доброго в природе либо не существует, либо просто мне не повезло. Оглядываясь в прошлое, знаю, что нравилась мужчинам, но я выбирала тех, кому хотела отдать часть себя и своей жизни.
А Валентин… Он и до сих пор не оставляет мою память и приходит в снах любящим и нежным, хотя его уже нет в живых. Ничего не могу сделать с воспоминаниями. Уже и свечи в церкви за упокой его души ставила. Все тщетно. Может быть, представ перед Богом, душа его покаялась, и он понял, что не долюбил меня. А может быть, это я не долюбила, не дополучила всей полноты чувств, на которые была способна? Или наши грехи не дают покоя? Как знать…
События давно забытых дат
листает затаившаяся память.
То радости вернут меня назад,
то беды призадуматься заставят…
Эпилог
Анна вызвалась меня проводить.
– Заодно и хлеба куплю.
Инна в инвалидном кресле сидела ко мне спиной. Анна позвала её по имени, но та не обернулась, продолжала делать цветок из нежных лоскутков шелка.
– Заказ на свадьбу делаем, Инна очень старательная, если, конечно, у неё нет приступов.
У двери я оглянулась.
– До свидания, Инна.
Девушка повернула ко мне голову, ничего не отвечая. Непроницаемый, словно с поволокой, взгляд. Бледное личико обрамляют черные курчавые волосы, на которых наискось едва держится белоснежный свадебный веночек…
«Как же она похожа на Анну…», – мелькнуло у меня в голове.
Вспомнилось – творческий вечер во Дворце культуры. Анна Бард, красивая, молодая, воодушевлённо читает свои стихи. В лучах славы и под дружные аплодисменты слушателей. Когда она проходит на своё место, ведущий вечера, интересный во всех отношениях мужчина, успевает на мгновение поймать её руку. Затем провожает Анну восхищённым взглядом.
Невыдуманные истории.
Встреча в электричке
Однажды я ехала в электричке в сторону Сергиев-Посада. Напротив меня сел молодой человек – то ли монах, то ли священнослужитель. Проехали какую-то часть дороги, разговорились. Мой усталый спутник ехал из Казахстана навестить свою сестру Олесю, которая живет и служит монахиней в монастыре Хотьково.
– Почему вы с ней избрали такой трудный, можно сказать, тернистый путь? Почему разлучились?! – я спрашиваю и прошу прощения за свою любознательность. И благодарю за доверительную беседу.
– У нас с сестрой Олесей была счастливая семья, добрые любящие нас отец и мать, – мой спутник задумчиво покачал головой. – Но однажды отец поехал в санаторий по путевке, которой его наградили как лучшего работника. Там он встретил женщину, у них возникли взаимные чувства, и по приезду домой, неожиданно для всех нас, сообщил, что уходит из семьи. Наша мама не сказала ни слова упрека, и слез ее никто не видел, но она, как свеча, таяла на глазах. Мы старались с сестрой, как могли, утешить ее, но и сами очень страдали и были слабы. Нарушились узы, которые крепили духовно нас. Через скорби мы пришли к Богу, и только в Нем мы почувствовали утешение и свое единство. И когда я принял решение стать священнослужителем, а Олеся – уйти в монастырь, где покоятся святые мощи родителей Сергия Радонежского, наша мама благословила нас.
– А что отец? Как он отнесся к вашему выбору?
– Недавно он приходил ко мне на исповедь. Просил прощения.
– Вы простили его?
– Да, со временем… У каждого человека свой выбор пути, каждый несет за него ответственность. Я не держу на отца зла, правда, той любви – радостной, всеобъемлющей, что была раньше, не чувствую. Но главное, что я поборол в себе ненависть к отцу благодаря Богу, через молитвы. Вот сейчас еду к Олесе, хочу об этом рассказать, поддержать ее…
Слепая девочка
Осенью 2013 года мы с мужем отдыхали в Сочи (Лазоревское). Обратили внимание на девочку с бабушкой, которые на пляже всегда находились неподалеку от нас. Девочке было лет 14, на вид очень славная, но движения ее казались несколько странными. И ходила она, всегда держась за руку бабушки.
«Девочка, наверное, слепая…», – предположила я.
И действительно, девочка оказалась невидящей с рождения. Об этом нам рассказала ее бабушка. Девочку звали Валерия, коротко и ласково – «Лера».
– Лерочка, давай споем вместе, – обращается к ней бабушка.
И Лера охотно соглашается петь. Песня про дорогу, про родной дом в исполнении этого замечательного дуэта трогает наши сердца. Мы аплодируем, несем угощения, завязываются дружеские отношения
– Учится Лера в одном из лучших интернатов Москвы для слепых, там педагоги занимаются с нею вокалом, – с гордостью за внучку говорит бабушка.
– А у меня есть братик, – радостно сообщает нам Лера. – Он такой хороший, я его очень люблю!
А бабушка уточняет:
– Лерин папа женился на другой женщине, у них родился мальчик, Лерин братик.
Мне по-житейски становится обидно за Леру и ее маму.
Бабушка смахивает набежавшую на глаза слезу, и тут же улыбается улыбкой, которая идет из самой глубины души. Так ведут себя, обычно, люди, которые перенесли, по-настоящему, большое горе и смогли принять и пережить его как выпавшее на долю Божье испытание.
– Лерина мама – моя дочь, очень красивая, но мы с ней посвятили свои жизни Лере. Девочка талантливая, умная, развитая, добрая, – разве это не награда за нашу полную самоотдачу?! А мужчины… вы же знаете, любят, чтобы им больше уделяли внимания, заботы, любви, вот Лерин папа и нашел… Поехал однажды на курорт… Да, поехал один, а вернулся уже вдвоем, с молодой особой…
Бабушка не договаривает, включается в разговор Лера.
– Аня, папина жена, хорошая, я ее очень люблю. Мы с ней как подружки. Я собрала для нее целый пакет ракушек, вот она обрадуется!
– Наша Лера любит всех, – одобрительно говорит бабушка.
– Да, я люблю всех, потому что все люди хорошие. Я это вижу...
Вечером, перед отъездом, мы решили обменяться телефонами с нашими милыми соседями. Увидели их на танцплощадке. Нарядная, помолодевшая бабушка старается, незаметно для посторонних, держаться в танце так, чтобы кто-то нечаянно не задел слепую девочку, не толкнул ее неосторожными движениями. Видимо, чувствуя себя в полной безопасности, маленькая танцовщица в белом платьице радостно и плавно кружится в кипящем вихре танцующих... Лицо Леры поднято вверх, как будто она слушает музыку, идущую с Неба.