Текст: Михаил Визель
Текст книги предоставлен издательством «ЛомоносовЪ»
Женщин «не пускали» в изобразительное искусство по трем причинам.
Во-первых, тяжело лазить по лесам готических соборов. Во-вторых, нужно иметь дело с «обнаженкой». И в-третьих, богемный образ жизни никак не подобал образованным девушкам из хороших семей — а крестьянки в свободные художники и не стремились. Так что XX век, принесший женщинам эмансипацию и избирательные права, в том числе принес им и право избирать себе профессию художника — и это такое же несомненное достижение феминистского движения, как и прочие. Фрида Кало была из тех, кто воспользовался им «на полную катушку». А после выхода фильма с Сельмой Хайек в главной роли из творца сама окончательно превратилась в объект искусства. Таков путь настоящего художника.
Фрида Кало, или Как стать легендой
Эта женщина была талантлива во всем: умная, красивая, она сумела стать одной из самых ярких художниц XX века, прожить жизнь, наполненную страстями, озарениями, взлетами и падениями, и обрести любовь, осветившую все ее творчество.
Фрида Кало родилась 6 июля 1907 года (спустя много лет она повесила в своем доме табличку: Здесь 7 июля 1910 года родилась Фрида Кало — ей хотелось родиться вместе с новой Мексикой, в первый день мексиканской революции). Ее отец, фотограф Вильгельм Кало, сын венгерских евреев, осевших в Германии, приехал в Мексику в 1891 году и, сменив немецкое имя на испанское — Гильермо, прошел обычный для эмигранта трудный путь. Кем он только не был — и кассиром в посудной лавке, и продавцом книг, и работал в ювелирном магазине «Жемчужина».
Здесь, в «Жемчужине», он нашел свою жемчужину — Матильду Кальдерон, на которой женился после смерти первой жены. Матильда была невероятно хороша — огромные темные глаза, полные чувственные губы, волевой подбородок. Она была старшей из двенадцати детей Исабель Гонзалес, внучки испанского генерала, и фотографа Кальдерона, в чьих жилах текла кровь индейцев. Тесть, наверное, и уговорил Гильермо уйти из магазина и открыть фотоателье.
Фрида, которая позже всех своих родственников изобразит на картине «Генеалогическое дерево», говорила, что ее мать была хоть и неграмотна, но умна, а недостатки образования восполняла религиозностью. Родители были очень привязаны друг к другу, хотя трудно представить, что могло связывать получившего образование в Нюрнбергском университете атеиста еврея Кало и набожную Матильду, но все признавали, что этих двух молодых и красивых людей связывала настоящая любовь.
Через три года после рождения Фриды в стране разразилась революция. Когда в 1910 году Порфирио Диаса после тридцати лет президентства в очередной раз избрали президентом, его соперник – либерал Мадеро поднял восстание, склонив на свою сторону народных вождей Сапату и Вилью. Президент был вынужден отказаться от власти, ушел в отставку и эмигрировал.
Для семейства Кало эти бурные события стали большим несчастьем. Правительство Диаса делало сеньору Гильермо большие заказы, что давало хороший заработок. На эти деньги семья Фриды приобрела дом в модном районе Койоакана — тот самый знаменитый, вошедший в историю Голубой дом (его стены были выкрашены голубой краской), в котором Фрида прожила большую часть своей жизни и где окончились ее дни. Падение правительства Диаса и последовавшая за этим гражданская война, тянувшаяся десять лет, резко подорвали благосостояние Кало. Заказов становилось все меньше, а жить — все труднее. А у Гильермо и Матильды росло четверо дочерей — Матита, Адри, Фрида и Кристи.
Маленькая Фрида была шустрой шалуньей. Живая, своевольная, она устраивала маленькие и большие безобразия, но при этом оставалась любимицей родителей. В шесть лет в ее жизнь пришла первая беда — полиомиелит. Девять месяцев девочка провела, прикованная к постели. Врачам, однако, удалось поставить ее на ноги; после этого девочке были предписаны постоянные занятия физкультурой. Гильермо, обожавший дочь, тщательно следил, чтобы она о них не забывала, но Фрида и сама увлеклась спортом, да еще неженскими видами — играла в футбол, занималась боксом, борьбой, много плавала. Такое времяпровождение девочек было совсем не в традициях приличных мексиканских семейств. Но, несмотря на все усилия, последствия болезни полностью преодолеть она не смогла. Нога оставалась очень тонкой. «Вначале я думала, что шутки насчет моей ноги не будут меня волновать, но потом они стали меня обижать, и чем дальше, тем больше», — писала Фрида позже. Дети часто бывают жестокими. «Фрида, деревянная нога», — неслось ей вслед, и она надевала на больную ногу по три-четыре чулка, носила брюки, чтобы скрыть свой изъян.
Она отличалась великолепной координацией движений и изяществом. «А когда шла, то немножко подпрыгивала, и казалось, что она летит, словно птичка», — вспоминает детская подруга Фриды Аурора Райес. Гордая, умная и независимая девочка стремилась всем доказать, что она не хуже, а может быть, и гораздо лучше всех, кто ее окружал.
В 1922 году она блестяще сдала приемные экзамены в Национальную подготовительную школу, лучшее мексиканское учебное заведение того времени, где выбрала курс подготовки к медицинскому факультету университета. Скорее всего, мать была против этого, но тут, видно, сказал свое слово Гильермо: у него не было сыновей и все свои надежды он связывал с Фридой, чувствуя в ней силу характера и незаурядные способности.
В школе ученики собирались в группы по интересам — одни занимались философией, другие точными науками, третьи — литературой и искусством. Многие увлекались политикой, читали Маркса, иные же — наоборот, защищали буржуазные ценности, были религиозны. В школьных коридорах и на страницах студенческих журналов шла острая идеологическая борьба.
У Фриды — друзья в разных группах, но самые близкие — в группе «Качучас». Эта бойкая компания из семи мальчишек и двух девиц славилась в школе своими проделками, образованностью и едкими шуточками. Понятно, что этих ребят не отличала особая почтительность по отношению к преподавателям. Так, Фрида, бывало, обращалась к директору школы с просьбой выгнать того или иного учителя: «Он не понимает, о чем говорит, а когда мы задаем вопросы, не может ответить. Давайте его уволим, обновим преподавательский состав».
В это время нескольким художникам предложили расписать стены школы. И конечно же, и эти художники, среди которых был Диего Ривера, и их росписи тут же стали объектом насмешек членов «Качучас». Особенной популярностью пользовался Ривера, тридцатишестилетний толстяк, который обожал поболтать во время работы и, несмотря на внешность, вызывающую ассоциации с жирной жабой, обладал огромным обаянием. Обычно он носил огромную ковбойскую шляпу, большие черные башмаки, мятые брюки и широкий кожаный ремень — выглядело все это весьма впечатляюще. Риверу часто сопровождали красивые женщины. Одной из них была Марин Гуадалупе (или, как ее часто называют, просто Лупе); на ней он потом женился. Другой была модель и художница Науи Олин. Фрида обожала, спрятавшись в темном уголке у колонны, кричать, если рядом с Диего на лесах была Марин: «Эй, Диего, а вот и Науи», а если рядом с художником была Науи: «Осторожно, Диего, Лупе идет!»
В своей книге «Мое искусство», моя жизнь Ривера рассказывает, как он впервые встретился с Фридой:
«Как‑то вечером, когда я работал высоко на лесах, а Лупе сидела и скучала внизу, раздались громкие крики и стук в дверь. Потом дверь распахнулась и влетела девочка, на вид не старше десяти — двенадцати лет. Она была одета точно так же, как все другие ученицы, но ее манеры сразу выделяли ее из общей массы.
В ней чувствовались необычное достоинство и уверенность в себе, а в глазах горел странный огонь.
Ее красота была еще совсем детской, но грудь уже была вполне развита. Она посмотрела прямо на меня.
— Я вам не помешаю, если посмотрю, как вы работаете? — спросила она.
— Нет, юная сеньора, я буду счастлив, — ответил я.
Она села и молча смотрела на меня, а ее глаза бегали за моей кистью. Через несколько часов в Лупе проснулась ревность, она начала оскорблять девочку, но та не обращала на нее никакого внимания…
Девочка провела в зале около трех часов. Когда уходила, сказала лишь “Спокойной ночи”. Через год я узнал, что именно ей принадлежал голос из‑за колонны и что ее зовут Фрида Кало. Но мне и в голову не приходило, что она станет моей женой».
Да, Фрида тогда уже восхищалась Диего, но влюблена она была в бесспорного лидера «Качучас» Алехандро Гомеса Ариаса. Алехандро, блестящий ученик, оратор, спортсмен, был еще и хорош собой — высокий лоб, аристократический профиль, красивый рот, выразительные глаза, да плюс ироничность и легкая развязность. Он непринужденно рассуждал о Прусте и политике, живописи и школьных событиях, играл словами, презирал глупость и призывал своих друзей посвятить жизни великому будущему Мексики. Алехандро сразу оценил ум и независимость характера Фриды. Он был старше ее и опекал свою юную подружку. После занятий они прогуливались, а когда расставались, писали друг другу письма.
Закончив школу, Фрида ищет работу — надо помогать обедневшей семье. Она работает кассиршей в аптеке, но у нее то и дело обнаруживается недостача, и ей приходится докладывать свои деньги. Потом она недолго вела записи в ломбарде, училась на курсах машинописи, работала на фабрике, затем поступила на обучение в граверную мастерскую друга отца Фернандо Фернандеса. Фернандес учил Фриду рисовать, поручал ей делать копии с работ известных художников. Именно он первым обнаружил, что у девушки, как он выразился, огромный талант.
Фриде — восемнадцать лет. Это уже взрослый зрелый человек. На фотографиях того времени мы видим яркую, со своеобразной красотой девушку, взгляд излучает иронию и уверенность в себе. При этом она одета совсем не по моде тех лет и прячет тонкую правую ногу за левой. Часто на ней мужской костюм, в руках трость. Нет, это не невинное дитя, она уже кое‑что знает о жизни…
В 1925 году, 17 сентября, ее настиг еще один удар судьбы. Алехандро и Фрида с трудом влезли в полный автобус, заняли два места сзади — и на повороте в автобус врезался трамвай.
«Трамвай ударил автобус прямо в центр… — вспоминал Алехандро. — Один из железных обломков вагона, какой‑то поручень сломался и проткнул Фриду насквозь, от одного бока до другого, на уровне таза. Когда я смог встать, я выбрался из‑под вагона. У меня не было ран, только ушибы. Конечно, первым делом я стал искать Фриду… Фрида — с нее сорвало одежду — была совершенно голой. Кто‑то в автобусе вез с собой пакет сухой золотой краски. Он порвался, и золотой порошок покрыл окровавленное тело Фриды. Люди кричали: “Балерина, балерина”. Я поднял ее и с ужасом увидел, что из ее тела торчит кусок железа. Какой‑то мужчина сказал: “Надо это вытащить”… Когда он вытаскивал железку, Фрида так кричала, что ее голос перекрывал вой сирены машин Красного Креста… Я думал, она умирает. Ее отвезли в больницу Красного Креста… Состояние было настолько тяжелым, что врачи не надеялись ее спасти. Думали, она умрет на операционном столе».
У Фриды сломан позвоночник, сломаны таз в трех местах, ключица и два ребра. Правая нога сломана в одиннадцати местах, ступня раздроблена. Стальной поручень прошел в левый бок и вышел через влагалище. «Я лишилась девственности», — говорила она. Придя в сознание, Фрида просила, чтобы позвали родственников, но к ней никто не пришел: мать и отец, узнав об аварии, оба тяжело заболели.
К Фриде пришла только сестра Матильда, узнавшая о несчастье из газет; несколько лет назад она сбежала из дома с любовником и с тех пор не виделась с родными. В палате лежали еще двадцать пять женщин, на всех была одна медсестра.
Матильда ухаживала за Фридой и помогала другим больным. Фрида, закованная в гипс, целый месяц лежала без движения на спине. Ночью ее терзали воспоминания о катастрофе — она снова видела груду окровавленных тел, слышала истошный женский крик «Балерина!». Боже, думала несчастная искалеченная девушка, только чудо спасло меня от смерти! «В этой больнице по ночам вокруг моей кровати танцует смерть», — тихонько, шепотом говорила она навещавшему ее Алехандро.
Боль не оставляла ее ни на минуту. «Я начинаю привыкать к страданиям», — говорила она. Терпение ей было необходимо — впереди ждали долгие месяцы почти полной неподвижности. После выписки из больницы Фрида лежала в родительском доме, затянутая в специальный ортопедический корсет, не могла самостоятельно ни встать, ни сесть.
А тут еще и Алехандро ее покинул — уехал учиться в Германию. Чтобы как‑то отвлечься от грустных мыслей, девушка решила рисовать. Родители, готовые на все, лишь бы только облегчить страдания дочери, сделали специальный подрамник, купили краски и бумагу, и она смогла рисовать лежа.
Фрида пишет один за другим автопортреты. «Я пишу себя, потому что много времени провожу одна, потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего…» Увлекшись, она работает с огромным удовольствием и порой даже забывает о боли. Искусство, любовь близких и невероятная сила воли помогают ей встать. Чуть-чуть окрепнув, она решает показать свои работы — а сделано за месяцы болезни немало — настоящему художнику. Но кому? Конечно, Ривере — тому самому жирному и гениальному Ривере, над которым она подшучивала и которым восторгалась, учась в подготовительной школе.
Собрав картины, Фрида приезжает в Мехико и идет в министерство просвещения, где тогда расписывал стены Диего. Художник в это время уже расстался с Лупе и был свободен. Ривера так рассказывает в своей книге об этой встрече, перевернувшей всю его жизнь:
«Как‑то, работая над одной из фресок, я услышал девичий голос:
— Диего, сойдите‑ка сюда, пожалуйста! У меня к вам важное дело.
Я повернулся и посмотрел вниз. Там стояла девушка лет восемнадцати. Изящное гибкое тело увенчано нежным лицом. Длинные волосы, темные густые брови встречаются на переносице, пара удивительных карих глаз.
Когда я спустился, она сказала:
— Я пришла не по пустякам. Мне нужно зарабатывать на жизнь. Я написала несколько картин и хочу, чтобы вы взглянули на них профессиональным глазом. Только будьте откровенны, ведь я не могу позволить себе заниматься этим из тщеславия… Здесь у меня три картины. Посмотрите их?
— Ладно, — сказал я и последовал за ней.
Картины Ривере очень понравились. Ему стало ясно: эта девушка — настоящий художник. Он сказал, что восхищен ее работами.
— Я пришла к вам не за комплиментами. Мне нужна правда.
— Но почему вы мне не верите?
— Некоторые ваши приятели советовали не очень‑то полагаться на ваши слова. Они предупредили меня, что, если вашего мнения спрашивает девушка, да еще вдобавок не уродина, вы готовы превозносить ее до небес. Скажите мне одно — вы действительно считаете, что мне следует продолжать? Или лучше найти себе другое занятие?
— По-моему, вы должны заниматься живописью, чего бы вам это ни стоило.
Она представилась: «Фрида Кало» и пригласила Риверу к себе домой — посмотреть и другие ее работы. И тут он вспомнил, что уже знаком с этой девушкой.
В ближайшее воскресенье он приехал в Койоакан. Фрида, довольная его приездом, встретила его в рабочем комбинезоне, насвистывая «Интернационал». Привела в свою комнату и расставила картины.
«И все это — ее полотна, комната и сама она, излучающая сияние юности, — наполнило меня беспредельным счастьем, — писал художник. — А через несколько дней я ее впервые поцеловал. И то, что я был вдвое старше Фриды, не смущало ни одного из нас. Ее семейство, похоже, тоже смирилось с происходящим… Однажды ее отец отозвал меня в сторонку.
— Вы, я вижу, интересуетесь моей дочерью.
— Да, — признался я.
— Она — сущий дьявол.
— Я это знаю.
— Ну, мое дело предупредить вас, — сказал он и отошел.
Риверу покорила не только своеобразная красота Фриды, но и ее интеллект. Позже он всегда прислушивался к ее мнению и только ей разрешал критиковать свои картины. Но это было позже, а пока Диего, этот огромный и толстый человек, с растущими в разные стороны волосами, выпученными глазами, напоминавший, как говорил Максимилиан Волошин, людоеда, но доброго людоеда, сделал Фриде предложение.
21 августа 1929 года они стали мужем и женой. Ей — двадцать два года, ему — сорок два, но это не мешает им быть счастливыми. На свадьбе Фрида появилась в позаимствованном у служанки-индианки народном наряде — длинной юбке в горошек, с пышными воланами, в блузке и шали. Отпраздновать событие собрались многочисленные друзья молодых; среди них была фотохудожница Тина Мадотти, близкая подруга Фриды, сыгравшая большую роль в ее жизни, познакомившая ее с современным искусством и литературой, вовлекшая в политику и, как утверждают их знакомые, бывшая с ней в лесбийской связи. Тут были и подружки жениха, причем некоторые из них весьма непочтительно отнеслись к очередному увлечению своего любвеобильного приятеля.
Ривера здорово напился и почти забыл о том, что он только что стал мужем Фриды. А тут еще в дом ворвалась Лупе и устроила сцену ревности. Под конец пьяный Ривера принялся палить во все стороны из невесть как оказавшегося в его руках пистолета и даже ранил одного из гостей. Свадьба закончилась скандалом, и Фрида провела брачную ночь в доме родителей. Утром, проспавшись, он приехал к ней, умолял простить, и, конечно, она его простила. Сколько же потом в их жизни было скандалов и слез!
«В моей жизни было две аварии — одна — когда автобус врезался в трамвай, и другая — Диего», — писала Фрида.
Они вместе работают и путешествуют. В 1930 году едут в Америку, поселяются в Сан-Франциско. Здесь Фрида познакомилась с доктором Лео Элоссером, который потом многие годы помогал ей бороться с многочисленными болезнями. Затем, после короткого наезда в Мехико, они отправились в Нью-Йорк, где в Музее современного искусства была организована большая ретроспективная выставка Риверы. В то время все воспринимали Фриду как очаровательную жену знаменитого мужа. Но в 1932 году в Детройте, где Ривера исполнял большой заказ, Фрида написала очередной автопортрет, и Ривера пришел в восторг. Ему стало ясно, что рядом живет настоящая художница — умная, тонко чувствующая, страдающая. Она была предельно откровенна в своем искусстве, рассказывая с помощью живописи обо всем, что происходило с ее душой и телом, и это не могло остаться незамеченным, не могло не найти отклика.
После Детройта супруги снова отправились в Нью-Йорк, где Ривере предстояло расписать стены в Рокфеллеровском центре. Свято верующий в коммунистические идеалы, он изобразил на панно коммунистических лидеров того времени, среди которых был и Ленин. Рокфеллер этого, мягко говоря, не одобрил. Он попросил Риверу убрать сомнительных, с его точки зрения, персонажей, но Ривера отказался, и тогда Рокфеллер приказал сбить уже готовые фрески. Так, шумно, со скандалом, закончилось их пребывание в США. Диего и Фрида вернулись домой, в Мексику.
В их доме редко бывало тихо. Диего, несмотря на внешность, в которой трудно было угадать донжуана, всегда окружали поклонницы. Он им никогда не отказывал во внимании и, женившись на Фриде, продолжал жить по‑прежнему. Как‑то Диего признался: «Чем сильнее я люблю женщин, тем сильнее хочу заставлять их страдать». И у него это великолепно получалось. Фрида безумно его ревновала. А он честно рассказывал несчастной жене о своих интрижках; при этом даже мысль о том, что она может ему изменить, приводила его в ярость. Однажды он застал Фриду наедине с американским скульптором Гогучи и тут же выхватил пистолет, но, к счастью, обошлось без стрельбы.
Фрида постепенно привыкала к такому положению дел, но, когда в 1934 году муж изменил ей с ее же младшей сестрой, которая ему позировала, Фрида решила с ним расстаться. В эти дни она написала картину: обнаженное женское тело все в кровавых ранах, а рядом, с ножом в руке, стоит тот, жестокий и равнодушный, кто эти раны нанес. «Всего‑то несколько царапин», — с присущей ей иронией назвала картину Фрида. С тех пор в жизни Фриды были и мужчины, и женщины, при этом Ривера, довольно терпимый к ее лесбийским приключениям, выходил из себя, узнавая о ее романах с мужчинами.
Они не общались до 1937 года, когда в Мексику приехал Лев Троцкий с женой и Ривера попросил Фриду помочь ему принять трибуна русской революции. Фрида еще в 1928 году вступила в коммунистическую партию; правда, через год, после исключения Диего, вышла из ее рядов. Ее героями были идеологи и вожди мирового рабочего движения: Маркс, Ленин, Мао Цзэдун. И конечно же, приезд Троцкого, этого вождя русской революции, изгнанного из сталинской России, был для нее огромным событием. Троцких привезли в Голубой дом, окружили заботой. Яркая, остроумная, обаятельная, с поразительной внешностью (после нескольких минут разговора уже никто не замечал ее увечий), Фрида очаровала русских гостей. Им было уютно в Голубом доме.
И вот, видно расслабившись, Лев Давыдович не устоял — увлекся, как мальчишка, знойной мексиканкой. Наверное, и Фрида откликнулась на его чувство. Но говорят, тут сыграла свою роль жена Троцкого — Наталья Седова. Внушив супругу, что эта страсть не добавит ему авторитета, она настояла на отъезде из гостеприимного, но оказавшегося столь опасным дома художников. От этих сумасшедших мексиканцев можно всего ожидать, твердила она мужу. Так или иначе, отъезд Троцких выглядел для непосвященных довольно неожиданным.
В 1938 году в Мексику приехал Андре Бретон, признанный лидер сюрреализма. Он был очарован Мексикой, которую называл настоящей сюрреалистической страной, и Фидой Кало, которую называл настоящей сюрреалисткой. Бретон тоже не устоял перед ее обаянием, а кроме того, он был потрясен тем, что она делала в живописи. И действительно, ее картины, в которых жили и наследие древней культуры Мексики, и глубоко народное искусство, и современный мир с его трагедиями и безумствами, и мятущаяся женская душа, завораживали. Они были согреты искренностью, какой‑то удивительной открытостью: Фрида рассказывала в них обо всем, что происходило в ее жизни, — и о не рожденных детях, и о своей горькой любви к Диего, о том, что ее волновало, восхищало и тревожило. Когда на сердце было покойно и хорошо, из‑под ее кисти выходили полотна, пронизанные солнечным светом и согретые юмором, когда плохо — мрачные и безысходные.
По инициативе восхищенного и влюбленного Бретона в 1938 году в Нью-Йорке, в одной из самых престижных галерей города, состоялась выставка Фриды, и он же написал восторженное предисловие к выставочному каталогу. Выставка имела шумный успех, почти половина картин была продана.
В 1939 году Фрида отправилась по зову Бретона в Париж — предводитель сюрреалистов предложил ей устроить выставку в столице Франции и обещал взять на себя все хлопоты по организации. Но тут ее, не знавшую ни слова на французском, ждал милый сюрприз — рассеянный Бретон даже не забрал картины из таможни! Правда, выставка все же состоялась — через шесть недель и благодаря Марселю Дюшану, также восхищенному искусством мексиканской художницы. Она не имела большого коммерческого успеха, но Фриду высоко оценили критики, в газетах появились хвалебные отзывы, и даже Лувр купил одну картину — это было первое произведение мексиканского художника, попавшее в прославленный музей. После этой выставки Кандинский, Тцара и Пикабиа признали в ней большого художника, Пикассо дал в ее честь прием и подарил на память сюрреалистическую серьгу, а знаменитая модельерша Скьяпарелли, увлекшись необычным обликом Фриды и ее мексиканскими костюмами, придумала туалет «Мадам Ривера». Идеологи сюрреализма пытались записать ее в свою когорту, но она отрицала свою причастность к этому движению, хотя в 1940 году и участвовала в международной выставке сюрреалистов в Мехико.
«Они говорят, что я сюрреалистка, — писала она, — но это не правда. Я никогда не рисовала сны. Я пишу мою собственную реальность».
В конце 1939 года Фрида и Диего официально развелись. Но уже 8 декабря 1940 года, поняв, что просто не могут жить друг без друга, они женятся во второй раз. Происходит это в Сан-Франциско, куда Фрида приезжает на консультации со своим врачом Лео Элоссером. Художники, люди богемы, иногда способны на совершенно нелогичные поступки.
Наверное, одной из причин их воссоединения стало то, что Фрида чувствует себя все хуже и хуже и Диего, хорошо понимавший, что, несмотря на все его интрижки, именно Фрида — женщина его жизни, хотел быть с ней рядом, ухаживать за ней. А она всегда любила его одного. «Никто никогда не поймет, как я люблю Диего, — написала она однажды в своем дневнике. — Я хочу лишь одного: чтобы его никто не ранил и не беспокоил, не лишал энергии, которая необходима ему, чтобы жить. Жить так, как ему нравится: писать, глядеть, любить, есть… не падать духом. Если бы я обладала здоровьем, я его все целиком отдала бы Диего». Да только вот здоровья у нее совсем не было.
14 апреля 1941 года умер отец Фриды Гильермо Кало. (Мать скончалась раньше — в 1932 году.) Это большой удар для нее. Они были так близки и так понимали друг друга! Фрида решает вернуться в Мехико, в Голубой дом.
Ее переломанные кости все время дают о себе знать. Периодически ей приходится ложиться в больницу, носить специальные корсеты. Но она не сдается, много работает и опять страдает от ревности — ведь вокруг Диего по‑прежнему много поклонниц! В 1943 году она открывает художественную школу «Эсмеральда». Занятия происходят в Голубом доме, и ученицы, обожающие свою преподавательницу, требуют, чтобы их всех называли Фридами.
В 1950 году состояние художницы резко ухудшилось. Ее кладут в больницу, где ей предстоит пробыть целый год. За это время ей сделали семь операций! После этого она может передвигаться только в инвалидной коляске. В 1953 году в Мехико открывается ее первая большая выставка, в самой главной галерее города — Музее современного искусства. Фрида счастлива — как долго она об этом мечтала! Она решает, что обязательно должна быть на открытии. Все ее отговаривают — ведь она уж почти не встает с постели. Но этой маленькой, но необыкновенно мужественной женщине приходилось преодолевать и не такие трудности! И вот почитатели ее таланта, собравшиеся в галерее, приветствуют восторженными криками Кало, которую санитары выносят из машины «скорой помощи» и кладут на празднично украшенную кровать, заранее привезенную из Голубого дома.
«Я теперь тоже знаменитость, не только все в этом мире Ривере!» — шутит Фрида.
Вскоре ее состояние резко ухудшилось. Правую ногу поражает гангрена, и ее ампутируют до колена.
«С присущим ей мужеством, — вспоминал Ривера, — она, узнав о гангрене, потребовала произвести ампутацию как можно быстрее. Это была ее четырнадцатая операция за шестнадцать лет. Но после операции Фрида впала в глубокую депрессию. Часто… мне звонила медсестра, которая за ней ухаживала: Фрида рыдает и говорит, что хочет умереть. Я немедленно бросал работу и мчался к ней, чтобы утешить…»
В конце концов пришлось установить круглосуточное дежурство. К маю она немного пришла в себя. Однако конец уже был близок. Последний раз Фрида появилась на публике в июле 1954 года — участвовала в демонстрации против свержения левого президента Гватемалы Арбенза. Через несколько дней она заболела воспалением легких и в ночь на 13 июля 1954 года умерла во сне. Правда, ходил слух, что, возможно, она, безумно устав от физических страданий, нашла способ сама уйти из жизни. Ей было всего 47 лет.
Гроб с телом Фриды Кало установили во Дворце изящных искусств и покрыли его, как завещала Фрида, знаменем мексиканской компартии, но после скандала знамя убрали. Проститься с Фридой пришли толпы ее преданных поклонников. Рядом с Риверой у гроба стояли выдающиеся художники и поэты Мексики, среди них — Давид Сикейрос, близкий друг Диего и Фриды. Во время похорон шел дождь — словно сама природа оплакивала Фриду, и слезы Диего смешивались с каплями дождя.
Диего тяжко переживал потерю Фриды. Он доверял только ее вкусу. Кто теперь скажет ему правду? Диего опустился, перестал работать и запил. Он ее ненадолго пережил — выдающийся мексиканский художник Диего Ривера умер 24 ноября 1957 года.
Последняя запись в дневнике Фриды Кало: «Я с радостью жду ухода и надеюсь, что я уже никогда не вернусь». Однако она вернулась. Она живет в своем музее — ее Голубой дом в Койоакане теперь музей Фриды и Диего; ее картины украшают собрания лучших музеев мира, выставляются в лучших галереях и продаются на аукционах за миллионы долларов; ее дневник постоянно переиздается; о ней пишут романы и серьезные монографии, снимают фильмы и ставят спектакли (не так давно и в Москве прошла ее выставка).
А когда на экраны вышел фильм "Фрида", в котором главную роль сыграла другая мексиканка — Сальма Хайек, мир захлестнула настоящая фридомания. Так история жизни Фриды Кало — жизни, наполненной любовью, творчеством и постоянным преодолением, — превратилась в романтическую легенду нашего времени.