Не отстающие
Гелла Хамаль, г. Иркутск
Ранним автобусом я приехал проведать гостью. Вчера вечером я взбивал пуховые перины, укладывал их на старинную кровать с панцирной сеткой и шишечками. Застелил свежим бельём. Надо спросить девушку: каковы они, пуховые сны дома на отшибе. Такие же, какие снились мне, когда я гостил у бабушки? Надо извиниться за разбросанную одежду…
Если гостья ещё спит? Тихо шёл я между двумя двухэтажками. В компактном дворике на заднем плане — синие близнецы мусорные контейнеры. По краям одного дремали ворона и вылинявшая горячей весной до шоколадного цвета кошка. Единственный человек, идущий между домами, я показал выход заплутавшим во дворе ветеркам, и они выскакивали навстречу. Мимо меня пронеслись расстоявшееся к утру тесто, прелая кошатина, шарфом протянулся вязовый ветер. Летящий за ним ветерок судорожно стиснул меня пронзительной смесью слёз и свежих духов.
Пастораль загородного дворика была накрыта сизым флёром. Так из соседней комнаты видится, как накрывает предметы свет от невыключенного телевизора. Свет, имеющий фактуру, слышимый ухом и осязаемый всем телом. Дворовая картина шевелилась: вздрагивали поочередно ворона и кошка, ветви вяза по-соседски выясняли отношения, дверь дома проверяла свои полторы петли на прочность. Я шёл к цветастой фигурке, чудовищной статикой убивающей картину. Гостья сидела на коленях за вязом, так, чтобы при случае видеть выходящих из подъезда. Волосы её, вчера строго лежащие на лопатках, были всклокочены, как если бы она металась в горячке по постели. Грозовые глаза за ресницами, измятыми, как перья старой вороны, были злы. Девушка поднялась с колен. Речная галька, коей был усыпан двор, осыпалась с голеней и оставляла синие ямки, в которые не спешила юная кровь.
- Это началось в три часа ночи, - медленно и зло проговорила гостья, глядя мне в глаза.
- Что? — я попытался улыбнуться.
- А вы не знаете?.. Не знаете? — Больными короткими движениями она наклонила голову, и я догадался: три окна. Она разглядывала окна Шестой квартиры. — Вы не знаете, - почти крикнула девушка. - А послушайте!
Вы ушли. Я закрыла за вами, задвинула туфли под полку. Унесла чемодан под кровать. И прилегла в одежде — только на минуточку, отдохнуть. Чувствую — в сон уволакивает, свет надо выключить. Неприятно на первом этаже со светом спать. Встала с койки, подошла к выключателю и положила на него пальцы. Ещё подумала, он старый — надо будет давить. И только пальцы на него положила! Свет погас. В темноте я услышала часы. Странные часы — неровно тикают. И громко. Часы тикали за моей спиной. Я снова включила свет. Включалось туго. И не включилось сразу. Будто свет пешком по проводам пошёл. Повернулась на тиканье. Часы стояли на шкафу посередине. На стекле циферблата отсвечивала люстра. Я шагнула к ним, чтобы посмотреть время. За моей спиной хрустнуло. Свет погас. А на часы светила луна. Проклятые стрелки, стоящие уголком, показывали три часа. Я присела на кровать. Закрыла глаза и потом легла. Дурной сон срубил меня. Но проснулась от чудовищного грохота. Это пошёл ливень. А сквозь этот грохот — догадайтесь, что?! Часы!!!
- Милая девушка, - я пробовал говорить чётко и уютно, - я вам объясню. Всё логично. Вы очень устали…
- Идите вы со своими объяснениями, чёртов логик!!! Я устала, дом устал, что ещё устало? Часы?! Может, в этих часах давно нет батарейки? Ах, они — дайте догадаюсь — механические? И механизм в них… умер? Как давно?! Как давно в этом доме?.. Так вот, проводка в доме старая. Когда я во второй раз проснулась, от ливня, свет горел. Очень тускло. Мне показалось — повторяю, показалось, что часы стоят на шкафу ближе к кровати. Они повернуты ко мне, и на них — три. Я засыпаю, я снова проваливаюсь в эту сонную мерзость. И слышу, как из соседней комнаты по направлению к моей скрипят половицы. Я читаю молитву. Забываю её на словах «долги наши» и засыпаю. Ещё в большем ужасе я просыпаюсь от того, что понимаю: молитву не вспомнить. А тиканье часов идет за скрипом половиц мимо кровати. Я не хочу открывать глаза: я слышу, что в соседней комнате мерзко потрескивает телевизор. Проводка старая — говорю себе я — вот он и включился. Телевизор старый, вот он и переключает сам каналы. Верно? А может, кто-то хочет, чтобы я встала и ушла? Кто-то, кто сейчас поставил часы у кровати? Я держусь рукой за железную спинку кровати, и тикает у меня в пальцах. Щелкнули замки моего чемодана. Я говорю себе: «Свет будет выключен, телевизор — включен. Что бы ты ни увидела — выходи из дома! Тут просто хотят, чтобы ты ушла». Я встаю с кровати. Иду через проходную комнату. Мне светит телевизор. Вижу открытый шифоньер. В нём качается. Это не я повесила ваши рубашку и брюки!
Мои туфли прижаты к уличной двери. Как щенки, спешащие на выгул. Я говорю: «Сейчас-сейчас. Я ухожу». Хватаю туфли. В комнате щёлкнуло — погас телевизор. Я поворачиваю рычаг замка и выхожу прочь. Всё чертовски логично! Вынесите мне чемодан!
Я улыбнулся окнам дома детства. Всё логично: порядок должен быть образцовым. И не стоило прятать от девушки бабушкино фото под часы.
Информация о конкурсе «Страшная комната, или Паустовский в жанре хоррор»