Текст и коллаж: ГодЛитературы.РФ
Фото: daily.afisha.ru
О "чисто английской лингвистической бездарности" писал, применительно к наполеоновским временам, еще Марк Алданов. И с того времени положение стало не лучше, а только хуже - потому что английский язык стал теперь уже по-настоящему всемирным - благодаря не столько Британской империи, сколько ее заокеанской наследнице. Тем большее восхищение вызывают современные американские студенты, которые, не имея русских бабушек, по доброй воле принимаются изучать наш язык и нашу столицу, так не похожие на их собственные. "Афиша Daily" поговорила с четырьмя такими неофитами. Конечно, в 18—20 лет и на начальном этапе изучения языка и культуры трудно ждать глубоких наблюдений и метких обобщений. А некоторые признания просто комичны: «Я люблю Гоголя и восхищаюсь Толстым, хотя, если честно, ничего у него еще не читала. Мы ездили в Ясную Поляну, и я просто влюбилась в это место...» Зато другие, казалось бы, чисто грамматические, могут заставить задуматься: "Русские не используют выражение «я имею», ну или в каких-то очень редких случаях, и я думаю, это как-то отражает наши взгляды на категорию обладания. Может быть, через выражение «у меня есть» передается ощущение, что обладать чем-то по-настоящему невозможно, и предмет просто существует рядом, у тебя, но никогда не принадлежит тебе полностью".Да и вообще: полезно взглянуть на себя свежими глазами - свободными от закостеневших штампов и наслоившихся еще с советских имен предрассудков.
Меган Ботт, 20 лет, из Нового Орлеана, Луизиана
«Я прочитала почти всего Достоевского в переводах, а потом решила, что надо выучить язык и прочесть в оригинале. Можно сказать, что к изучению русского меня подтолкнул Достоевский. Наверное, самая важная для меня книга — это «Идиот». Только недавно, открыв этот роман на русском языке, я увидела, что фамилия главного героя — Мышкин. От слова «мышь». В том переводе, в котором я читала, князь Мышкин — это prince Mushkin. Я была на станции метро «Достоевская», где интерьер украшен сценами из его романов. Было интересно угадывать, кто есть кто. Понравилось, что к «Преступлению и наказанию» там есть иллюстрация эпизода, когда Соня читает Евангелие Раскольникову.
Поначалу было сложно разобраться с падежами, но потом я поняла, что эта проблема решается практикой: когда больше говоришь и слушаешь, уже как-то интуитивно понятно, где какой падеж. Хотя я все равно делаю миллион ошибок. Одна из самых нелепых — я путаю слова «был» и «убил». Русский язык со стороны кажется очень суровым — будто вы все время грубите друг другу. Перед поездкой в Россию я ожидала, что здесь все такие и есть — суровые и холодные. Это забавно, потому что, оказавшись в Москве, я поняла, что люди тут очень дружелюбные и отзывчивые. Правда, первый раз в метро я была очень удивлена, что все молчат, — люди, которые сидят вместе, не обращают друг на друга внимания. Но зато, когда люди узнают, что я из Америки, начинают общаться с большим энтузиазмом — «О, американка!» — задают вопросы, интересуются.
В бытовой жизни, на самом деле, культурных различий не так уж много, какие-то незначительные: например, здесь для чая используют отдельный чайник, у нас такого нет. И чай мы пьем обычно очень холодный и сладкий как лимонад. Еще я видела, как готовят винегрет. Я была в шоке, что все эти нарезанные ингредиенты закинули в одну миску и смешали между собой! В тот же вечер рассказала об этом по телефону своей подружке».
Фара Ноа, 18 лет, родилась и жила в Иордании, а потом училась в Канаде, сейчас — в Колорадо
«В колледже у нас система блоков: мы изучаем только один предмет около трех месяцев, а потом выбираем следующий. На первом курсе надо было что-то выбрать, и я пошла в группу русского. На тот момент мое знакомство с чем-либо русским ограничивалось парой эпизодов: пока мы жили в Иордании, у нас там были знакомые черкесы, они говорили по-русски, и еще к тому времени я прочла «Лолиту» Набокова. Мне понравилось.
Русский язык интересен мне во многом потому, что это язык великих писателей и художников. Кажется, в Москве я посетила больше музеев, чем за всю свою предыдущую жизнь. Больше всего мне запомнился Малевич в ММОМА и Серов в Третьяковской галерее — его портрет Коровина. Я люблю Гоголя и восхищаюсь Толстым, хотя, если честно, ничего у него еще не читала. Мы ездили в Ясную Поляну, и я просто влюбилась в это место, так что купила «Анну Каренину» и скоро до нее доберусь.
В Колорадо мы делали много всего интересного на занятиях: пели песни (моя любимая — «Ой, то не вечер»), смотрели фильмы — «Иронию судьбы» и «Иван Васильевич меняет профессию». Это правда классное кино, хотя здесь, в Москве, многие удивлялись, когда я хвалила эти фильмы: вам кажется, что в них есть что-то такое, чего не понять тем, кто не жил в Советском Союзе.
Для большинства моих знакомых Россия — это какое-то мифическое пространство, а не реальное. Мы слышим о России постоянно, почти каждый день, но, кажется, все, что мы знаем, — это коммунисты и Путин. Приехав сюда, я поняла, что в целом мы не ошибались: здесь осталось многое со времен коммунизма, а Путин действительно повсюду. Но помимо этого, здесь есть еще столько всего, о чем я не знала и о чем не догадываются люди, которые никогда тут не были. Все здесь постоянно куда-то идут. И повсюду — парочки, это бросается в глаза. И еще, кстати, в Москве очень хороший кофе, или мне просто везло заходить в удачные места. Удивительно, как много американской атрибутики в кафе и ресторанах, — я никак этого не ожидала».
Джесси Дилан, 19 лет, из Аннаполиса, штат Мэриленд
«Я музыкант, стремящийся к славе и богатству, но ничего для этого не делающий. В колледже моя специальность — философия, а русский я выбрал потому, что мне нравится русская культура и ваша история — все эти цари и крепостные, бесконечные войны.
Грамматическая структура английского и русского похожи, во всяком случае, я вижу закономерности, вероятно, общие для всех европейских языков. Но то, каким образом мы выражаем мысли, сильно различается. В английском большое значение играет осознанное нарушение правил, и артикли помогают нам подчеркнуть, что именно мы хотим сказать. А в русском, кажется, все строится на манипуляциях со словами, на сложных сочетаниях, которые рождают множество смыслов. Мне нравится замысловатость русского языка: она как поэзия в повседневной речи. Я выучил кое-какие русские ругательства, и они очень экспрессивно звучат, даже если я не понимаю, что они означают. Некоторые выражения просто физически трудно произнести, отчего они кажутся еще более сильными.
Я ходил в несколько московских баров и пабов — ничего интересного рассказать не могу. Мне ужасно не понравилось, что, когда просишь просто воды, тебе в большинстве случаев приносят бутылку минералки из меню, за которую надо платить. Русские ребята похожи на моих друзей в Америке. Меня угощали водкой и солеными помидорами, мы много болтали о музыке. Наше чувство юмора очень удачно совпало, так что я не чувствую себя здесь как-то по-особенному».
Кендал МакГиннис, 19 лет, из Сан-Диего, Калифорния
«Брат моей бабушки — Монтгомери Клифт — был очень известным американским актером-классиком и адептом метода Станиславского. Поэтому имя Станиславского я слышала дома довольно часто, это было единственное, что я знала про Россию. В колледже выяснила побольше. У нас популярны фильмы Тарковского — их серьезно анализируют. Еще я прочла Замятина и некоторых современных писателей — понравился Сорокин. Россия кажется странным местом: Москва похожа на европейский город, но все равно здесь все какое-то совершенно другое. Все, что связано с Советским Союзом, очень интригует: советская история, ГУЛАГ.
Меня удивило количество родственных слов в английском и русском, но поскольку интонация и произношение сильно отличаются, это родство помогает только понять значения. Конечно, возникают сложности: в разговоре с одной русской подругой выяснилось, что слово «торжественный», которое в словаре соответствует нашему solemn, на самом деле означает не то же самое. Solemn — это торжественный, но всегда с оттенком скорби и грусти, а вы торжественным называете роскошные праздничные мероприятия. Вообще, есть ощущение, что русский более резкий. На английском — и даже испанском и арабском — слова звучат часто неряшливо, но когда я слышу русскую речь — она кажется очень уверенной, будто человек всегда прав».
Дэвид Фулади, 18 лет, из Вашингтона
«Русский я начал учить четыре года назад, потому что мне очень нравилась русская музыка: люблю Чайковского, особенно его балет «Щелкунчик». Поначалу прочая русская культура не волновала — я ее попросту игнорировал. Я знал что-то там о Советском Союзе, и все. Со временем я познакомился с очень своеобразным русским цинизмом — какое-то особенное отношение к жизни.
Самое трудное в русском — падежи. В английском мы полагаемся в основном на порядок слов, чтобы передать нужный смысл, а здесь наоборот: порядок не так важен, как форма этих самых слов, их окончания. Мне нравится свободный порядок, хоть он и непривычен. Не приходится сомневаться, правильно ли ты расположил слова в предложении, вместо этого можно лишний раз подумать, какое окончание должно быть у того или иного существительного. Что мне не нравится, так это категория рода в русском языке. Род каждого слова приходится специально запоминать, учить их окончания и как они изменяются в зависимости от числа и падежа. Меньше всего я люблю существительные, которые заканчиваются мягким знаком: их род невозможно определить по окончанию.
Одна штука в различиях между нашими языками показалось мне интересной: в английском мы говорим «I have» («я имею»), а в русском — «у меня есть», что дословно будет означать в моем языке «at me there is». Русские не используют выражение «я имею», ну или в каких-то очень редких случаях, и я думаю, это как-то отражает наши взгляды на категорию обладания. Может быть, через выражение «у меня есть» передается ощущение, что обладать чем-то по-настоящему невозможно, и предмет просто существует рядом, у тебя, но никогда не принадлежит тебе полностью.
В Москве мне показалось странным, что ее называют Третьим Римом, и здесь много церквей, но я не повстречал ни одного человека, который бы ходил в церковь и был действительно религиозным».
Источник:
«Афиша» - 15.06.2017