28.11.2017
Рейтинг книг

Фикшн, нон-фикшн и «не пойми что»: 25 книг на Нон/Фикшн №19

Чего полезного купить на зимней книжной ярмарке? Советует шеф-редактор портала ГодЛитературы.РФ

25 книг на нонфикшн
25 книг на нонфикшн

Текст: Михаил Визель

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Шеф-редактор портала ГодЛитературы.РФ предлагает свой список возможных покупок на зимней книжной ярмарке.

I. Фикшн

 

1. Виктор Пелевин. iPhuck 10

М.: Эксмо, 2017

Вы наверняка уже слышали про эту книгу. И, вероятно, слышали, что в отличие от прошлогодней и позапрошлогодней эта книга Виктору Пелевину вполне удалась: под видом сатиры на бизнес, известный как «современное искусство», ему снова удалось сказать нечто важное о нас и о времени, в котором мы живем. А теперь самая пора удостовериться в этом лично. И даже обсудить со своим голосовым помощником в смартфоне.

 

2. Сергей Кузнецов. «Учитель Дымов»

М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017

Пространное и неторопливое повествование о трех поколениях учителей — деда, отца и сына Дымовых, в разные эпохи и при разных обстоятельствах, от сталинских репрессий до белоленоточного движения, старающихся сеять разумное, доброе вечное — в меру своих сил, понимания… и привходящих обстоятельств. Tаких, как внезапно нагрянувшая любовь.

 

3. Андрей Геласимов. «Роза ветров»

М.: ИД Городец, 2017

«Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен». Приведенное в качестве эпиграфа, это «чисто конкретное» заявление Николая I вполне передаёт и направленность нового романа известного писателя и сценариста, и его стилистику. Но содержание его гораздо богаче. Книга посвящена малоизвестному эпизоду освоения Дальнего Востока — дерзкой и фактически самовольной (точнее, основывающейся только на устных договоренностях с великим князем) экспедиции капитан-лейтенанта Невельского вокруг острова Сахалин — с целью, собственно, доказать, что это именно остров, а не полуостров, как тогда считалось. В случае неудачи Невельского ждал трибунал. Но поход увенчался полным успехом, Невельской дослужился до адмирала, а Россия «твёрдой ногой» встала у далёкого моря.

 

4. Константин Дмитриенко. «Повесть о чучеле, Тигровой Шапке и Малом Париже»

М.: Эксмо, 2017

Еще одна неожиданная книга о Дальнем Востоке — на сей раз дальневосточного автора. Более того: эта книга уже выходила в собственном независимом (читай: микроскопическом) издательстве Дмитриенко во Владивостоке. Но московский издательский гигант счел байки о легендарных золотодобытчиках-хитниках, шаманах и духах, перемешанные в воспоминаниях автора о временах не столь отдалённых, интересными и более широкому читателю. Хочется надеяться, что так оно и окажется.

5. Шамиль Идиатуллин. «Город Брежнев»

М.: АСТ, 2017

Роман взросления в суровых декорациях Набережных Челнов первой половины восьмидесятых, когда столица КамАЗа вполне могла претендовать также на сомнительную славу столицы уличных подростковых банд, неожиданно для многих вошел в Короткий список «Большой книги». Видимо, «последнее советское поколение» доросло до потребности самоосмысления и рефлексии.

 

6. Эмма Клайн. «Девочки»

М.: Фантом-пресс, 2017, пер. с англ. Анастасии Завозовой

Калифорнийское «лето любви» стало также и «летом насилия». В рассказе о сексуально-религиозной секте, в которую оказалась вовлечена 14-летняя героиня этой книги, читатель без труда узнает совпадения с реальной сектой Чарли Мэнсона. Но роман юной калифорнийской писательницы интересен далеко не только этим.

 

7. Адичи Чимаманда Нгози. «Половина желтого солнца»

М.: Фантом-пресс, 2017, пер. с англ. Марины Извековой

40-летняя нигерийская по месту рождения и американская по языку и месту проживания писательница — восходящая (да, пожалуй, уже взошедшая) звезда мировой литературы. Ее главный на данный момент роман — это, можно сказать, «Хождение по мукам» à la Afrique. Кому как не русским читателям понять перипетии двух сестер-близняшек из благополучной семьи, угодивших под каток гражданской войны.

 

8. Элена Ферранте. «История о пропавшем ребенке»

М.: Синдбад, 2017, пер. с итал. Ольги Ткаченко

Заключительная часть монументального «Неаполитанского квартета» загадочной авторши, упорно скрывающей свое настоящее имя. Героини, Лена и Лилу, бывшие подружки из бедного неаполитанского квартала, возвращаются после долгих лет в родные края — уже не бедовыми девчонками, а умудрёнными дамами. Чтобы убедиться: можно многое изменить…. но все мы родом из детства.

 

9. Джонатан Сафран Фоер. «Вот я»

М.: Эксмо, 2017, пер. с англ. Н. Мезина

После успеха и последующей звёздной экранизации романов «Полная иллюминация» и «Жутко громко и запредельно близко» Фоер как романист смог себе позволить взять паузу почти на десять лет. Которые как раз и посвятил написанию этого романа о трех поколениях нью-йоркской еврейской семьи на фоне апокалиптического допущения — сильного землетрясения на Ближнем Востоке, где и без того потрясений хватает. Казалось бы — что российским читателям страхи и тревоги благополучнейших американцев со специфическим бэкграундом? Но не задаемся же мы подобным вопросом, читая о толстовских аристократах. Фоер — еще не Толстой. Но и век у нас уже не девятнадцатый.

 

10. Фредрик Бакман. «Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения»

М.: Синдбад, 2017, пер. со шведского Кс. Коваленко 

Переводчик этой книги Ксения Коваленко — главный редактор детского издательства «Белая ворона». Но книга эта отнюдь не детская, хотя ее главная героиня - семилетняя Эльса, у которой только что умерла 77-летняя бабушка. Умирая, та оставила своей внучке — подружке по совсем не детским и уж тем более не бабушкинским забавам, ряд конвертов, которые та должна передать разным людям. И, как и ждет читатель, выясняется, что экстравагантные старушки — не всегда то, что кажется. Редкий в наше время случай: Бакман написал роман о взрослых людях и отношениях, но с главным героем — ребёнком, хоть и не по летам (зато по перенесенным испытаниям) рассудительным. Ни дать ни взять — Оливер Твист или Крошка Доррит. Диккенс велел кланяться.

II. Нон-фикшн

 

11. Лев Данилкин. «Пантократор солнечных пылинок»

М.: Молодая гвардия, 2017

Выход подробной биографии Ленина в год столетия русской революции вполне предсказуем. Непредсказуемым оказался выбранный строптивым автором угол зрения. Ленин у него — фрик, нелегал, упертый фанатик, хитрый интриган, перевозбуждённый невротик — словом, кто угодно, только не знакомый всем «рожденным в СССР» благостный Ильич с добрым прищуром. Формально являясь нон-фикшном, эта книга — очевидный фаворит на подведении итогов «Большой книги» 12 декабря. Самое время подготовиться.

 

В. Ленин. «Ослиный мост». Составление и предисловие Льва Данилкина

СПб.: Лимбус-пресс, 2017

Чтобы написать свою книгу, Данилкин прочитал пятьдесят томов собрания сочинений Ленина. И по просьбе издательства из «города - колыбели революции» отобрал 500 страниц ленинского the best — в его современном понимании. Внятности ленинского стиля и четкости его формулировок могут поучиться современные публицисты и особенно философы, укушенные французским постструктурализмом. О современных политиках и говорить нечего. Легко себе представить, каким бы эпитетом припечатал г. Ульянов-Ленин большинство из них.

 

12. Михаил Зыгарь. «Империя должна умереть»

М.: Альпина нон-фикшн, 2017

В отличие от книги бывшего главного глянцевого обозревателя Данилкина, только притворяющейся биографией исторической личности, книга бывшего главного редактора телеканала «Дождь», создателя просветительского проекта «1917. Свободная история» — классический добротный нон-фикшн. Но удивительное дело: читая последовательное  изложение событий, приведших к катастрофе 1917 года, постоянно ловишь себя на ощущении, что их действующие лица — словно не наши прадедушки и прапрадедушки, а друзья, коллеги и партнеры (а то и оппоненты). Несмотря на отчаянно-надрывное название, сама книга подчёркнуто бесстрастна. Что и неудивительно. Изложенные в ней факты действуют сильнее любой патетики.

 

13. Петр Авен. «Время Березовского»

М.: Corpus, 2017

Историю проигравших пишут победители. Это жестокое и непреложное правило равно применимо и к парфянам, и к олигархам. И не надо говорить, что создателя «Альфа-банка», выходца из советского академгородка Петра Авена и создателя много чего (и много кого), выходца из советского НИИ Бориса Березовского связывали более сложные отношения, чем римлян и парфян. Тех тоже, как Киевскую Русь и половцев, много что связывало — что не отменяет сурового правила исторической науки. Разница в том, что в отличие от парфянских войн античности большинство из нас могут примерить «олигархические войны» девяностых к собственному личному опыту. И, читая эту книгу, заглянуть, так cказать, за кулисы истории. Хоть и только с одного бока.

14. «Были 90-х». Т. 1. «Как мы выживали». Т. 2. «Эпоха лихой святости»

Под редакцией А. Марининой и В. Гуги. М.: Эксмо, «Народная книга», 2017

А это и есть воплощение личного опыта десятков непрофессиональных писателей, приславших свои исповеди-мемуары для очередного тома проекта «Народная книга». Для кого-то девяностые годы оказались «святыми», для кого-то — «лихими», но потрясающий успех прошлогоднего фестиваля в Москве «Остров 90-х» явственно показал: от 1990-х годов нас отделяет не просто двадцать — двадцать пять лет. Пришло не просто новое человеческое поколение — пришла новая историческая эпоха.

15. Елизавета Глинка. «Доктор Лиза Глинка: "Я всегда на стороне слабого"»

М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017

Одна из тех книг, про которую можно сказать, не боясь обидеть издателей: «лучше бы ее не было». После трагической гибели Елизаветы Глинки в авиакатастрофе над Черным морем ее близкие собрали летучие записи в ЖЖ-аккаунте doctor_liza, дополнили воспоминаниями — и выпустили их книгой. Помимо человеческой и мемориальной ценности, эта книга интересна еще и как смелый издательский эксперимент: выдержит ли эфемерный «Живой журнал» полноценный перенос на бумагу, в структуру традиционной книги?

 

16. Тим Скоренко. Изобретено в России. История русской изобретательской мысли от Петра I до Николая II 

М.: Альпина Букс, 2017

Мысль о том, что может собственных платонов и быстрых разумом невтонов российская земля рождать, в общем, далеко не нова. Но московский автор Скоренко (к слову сказать — финалист премии «Лицей» с совершенно другой, полухудожественной книгой о покорении Эвереста) не просто подхватывает горделивые слова Ломоносова, но и опускает пиита с эмпиреев высокого штиля на землю: мало рождать невтонов — причем совсем не тех и не там, где принято думать - надо еще и обеспечить их дарованием возможность развиться и реализоваться, а не увянуть на корню и не увязнуть в непроходимой бюрократии. А вот с этим в России в разные эпохи дело обстояло по-разному.

 

17. Филипп Гласс. Слова без музыки

СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2017, пер. с англ. С. Силаковой

Автобиография одного из самых известных представителей минимализма, американского композитора Филиппа Гласса. Из которой, в частности, следует, что сам он считает себя самым настоящим классиком — наследником Баха, Моцарта, Шуберта и прочих гениев контрапункта.

 

18. Джулиан Барнс. «Открой глаза»

М.: Азбука-Аттикус, 2017, пер. с англ. Дарья Горянина, Владимир Бабков, А. Борисенко

В прошлом году Джулиан Барнс прибыл на Нон-Фикшн в составе британской делегации, но в статусе классика и с, возможно, не лучшей своей, но жгуче любопытной для русского читателя книгой о Шостаковиче. В этом году Барнс «прибывает» на московскую ярмарку в виде книги эссе об искусстве. Тем, кто следит за его творчеством, это неудивительно: в романах и рассказах Барнса всегда очень сильно эссеистическое начало. Но собранные воедино, его рассуждения о вечном приобрели законченность и какую-то вселенскую полноту.

 

19. Пьер Байяр. «"Титаник" утонет»

М.: Текст, 2017, пер. с франц. E. Mopoзовой

Французский литературовед Байяр прославился парадоксальным (и при этом весьма полезным) трактатом ««Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали». Но на сей раз Байяр берется доказать, что книги лучше всё-таки читать. Потому что писатели порой точно предсказывают события ближайшего и отдаленного будущего. Как Морган Робертсон, описавший гибель «Титаника» за 14 лет до самой катастрофы. Или, добавим мы, Пушкин, при описании дуэли Ленского точно предвосхитивший ключевой момент собственной гибели: их противники выстрелили, не доходя до барьера. Если бы Пушкин мог прочитать книгу Байяра (тем более что он мог прочесть ее в оригинале) — он бы мог задуматься и изменить тактику в роковой для себя день.

 

20. Роберт Сапольски. «Записки примата. Необычайная жизнь ученого среди павианов»

М.: Альпина нон-фикшн, пер. с англ. И. Майгуровой, М. Десятовой

Наблюдая в течение восьми лет за стадом павианов в кенийском заповеднике, американский ученый не просто стал различать их индивидуальности (что вполне естественно), но и раздал им библейские имена: Лия, Исаак, Соломон и т. д. И это не просто ученая шутка, но и подтверждение: да, павианьи нравы мало чем отличаются от ветхозаветных. В конце концов, мы все приматы, что нам считаться среди своих.

III. «Не пойми что»

Правильнее было назвать этот раздел «не пойми зачем»: книги, с которыми непонятно что делать, но мимо которых невозможно пройти.

 

21. Эзра Паунд. «Кантос»

М.: Наука, 2017, пер. с англ. А. Бронникова

Паунд — смотрящий далеко вперед гениальный поэт-модернист и крайне близорукий обыватель, умудрявшийся до последнего видеть в итальянском фашизме нечто романтическое, долгое время оставался неудобопереводимым поэтом — и из-за своих убеждений (вызывавших сомнения в его психической адекватности), и из-за своей крайне усложненной поэтики. Главное его произведение, Cantos, выходило по-русски разрозненными частями. Теперь русские читатели могут судить о них и его авторе в цельном виде. Конечно, с существенной поправкой на перевод — поддерживаемый скрупулезным научным аппаратом.

 

22. Лев Троцкий. «Туда и обратно»

М.: Циолковский, 2017

Одна из самых неожиданных книг, возвращённая к жизни столетием революции — собственноручный мемуар Троцкого о побеге из сибирской ссылки, опубликованный в элитарном московском издательстве «Шиповник» в 1907 году. Сейчас читателя в нем могут привлечь не только сложившаяся биография автора, но и его энергичный стиль, а главное — невероятная, фантастическая (в прямом смысле слова) экзотика туруханского края. Порою кажется, что читаешь «Метель» Сорокина. Но это не искусная постмодернистская стилизация под магический реализм. Это суровая правда.

 

23. Марье Нурминен. «Мир на карте. Географические карты в истории мировой культуры»

М.: Paulsen, 2017, пер. с финского Н. Братчиковой, А. Игнатьева

Роскошный том — мечта книжного романтика и рыцаря библиотечных приключений: собрание карт мира 600—1600 годов очень хорошего качества. Впрочем, не просто собрание, но и вполне ученая монография. И при всем при этом — вполне увлекательное чтение. Издатели справедливо напоминают слова фламандского картографа и собирателя XVI века Абрахама Ортеля: «cтаропечатные географические карты — это окно в историю». В наши дни актуальность этого высказывания только возросла. Одно плохо: очень дорого. Вероятно, это одна из самых дорогих тиражных книг, представленных на Нон/Фикшн этого года.

 

24. Луиджи Серафини, Даниэлла Тразати. «Золотой кролик»

Киев: Laurus, 2017, пер. с итал. Елены Костюкович

Через много лет после вызывающе-бессмысленного артефакта Codex Seraphinianus - огромного фолианта, написанного на несуществующем языке, итальянский дизайнер и художник выпустил несравненно более «человеческий» трактат. Правда, речь в нем идет о кроликах — но о кроликах в истории человечества: от отвлечённого китайского «лунного зайца» до средневекового кролика как символа плодовитости и далее до кролика — предмета вдохновенных трудов маэстро «высокой кухни». В общем, кролики — это не только ценный мех, но и изумительная 300-страничная книга, полная прекрасных иллюстраций и остроумных находок.

 

25. Франсуа Скойтен, Бенуа Петерс. «Падающая девочка»

М.: ZANGAVAR, 2017, пер. с франц. М. Хачатурова

Эту книгу хочется непременно дать в руки скептикам, до сих пор отказывающимся относить графические романы к отдельному виду искусства. «Падающая» — это не история хромой девочки с иллюстрациями и не картинки, изображающие фантастический «параллельный» XIX век с подписями, а именно что цельное синкретическое произведение, в котором одно неотделимо от другого. А все вместе - создаёт особую затягивающую атмосферу. Как то и свойственно настоящему искусству.