25.12.2017
Литературный обзор

Литературное обозрение периодики

Обзор бумажных изданий (конец ноября — первая половина декабря)

Обзор-бумажных-изданий-конец-ноября-–-первая-половина-декабря
Обзор-бумажных-изданий-конец-ноября-–-первая-половина-декабря

Текст: Борис Кутенков

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Главной толстожурнальной публикацией стала подборка не известных ранее стихотворений Бориса Слуцкого в

сказать в точнейшей статье 2009 года о «механизме преобразования прозы в поэзию» и «борьбе с распадом», о непрерывном «залатывании дыр» Слуцким в его вселенной, которая представляет собой «дисгармоничный хаос». Возможно, в новомирской подборке и нет любимых нами «слуцких» шедевров, однако любопытно, что многие стихи являют собой «программные», концептуальные обобщения о творчестве, — на фоне частных историй с «непрерывающейся фабулой», также характерных для Слуцкого (и раздражавших современников, по воспоминаниям Лидии Гинзбург). «Преобразование прозы в поэзию» и те повседневные основы существования, которые становятся достаточным поводом для коммуникации и переворачивают само понятие о лирическом стихотворении, отчетливо манифестированы в заключительном тексте подборки:

Всё виданное,

всё невиданное,

и даже всё совсем невидимое,

и даже мною ныне выдуманное,

годится в стих.

Всё то, что прозе не подходит,

в стихе котом учёным бродит.

О подборке Слуцкого «писать нужно много», однако перейдем к другим публикациям «Нового мира»: как доступным, так и еще не доступным в Сети на момент написания обзора. Вл. Новиков пишет  о биографических книгах Александра Ливерганта. В неравнодушном эссе узнается манера Новикова, продолжающего линию отказа от «индивидуализма и эстетизма»; важны его личные отступления о героях рецензируемых книг и биографическом жанре. «Нет у нас такого среднего беллетристического класса, чтобы и «жизненно» было, и понятно, и образцово в языковом плане. Уайльда русского тоже нет — ни в смысле ЛГБТ-культуры, ни в смысле парадоксализма. С Фицджеральдом то же самое. Русские Гэтсби в 1990-е появились, а кто их художественно отразил? О русском Генри Миллере и вопрос поднимать не стоит: граница между непристойностью и художественностью у нас по-прежнему незыблема. <…> Так что книги Ливерганта, что называется, расширяют культурный горизонт и помогают нам не заноситься, не полагать, что в литературе «мы впереди планеты всей». Биографического жанра — но уже в контексте автобиографии — касается и Владимир Губайловский в рецензии на книгу «Очень маленькие трагедии» Нелли Воскобойник, и задается

вопросом, «что нужно для того, чтобы рассказать историю своей жизни такой, какой она была, чтобы она осталась». «Когда я читал эту книгу, я отдыхал, но не так, как отдыхает человек, который смотрит увлекательный боевик. Мне было комфортно от того, что передо мной ставили задачу и чуть подталкивали к решению, а находил я его сам». Прочитав статью, действительно хочется заказать книгу — жаль, что для приобретения в российских книжных она фактически недоступна.

Ольга Аникина, Андрей Анпилов, Анна Герасимова, Мария Галина и Аркадий Штыпель подготовили новые переводы Боба Дилана для российского издания книги «Дилан: 100 песен и фотографий».

Я знаю жизнь твою, чужак,

твой путь сквозь кровь и прах,

и города — я знаю, как

возводят на камнях.

Но знаю, что страшней всего

не плен беды твоей,

а день триумфа твоего,

несчастнейший из дней.

(Пер. Ольги Аникиной)

Еще из новых переводов — Георг Тракль в «Волге», где интересны не только сами тексты, но и развернутые комментарии к ним переводчика Алёши Прокопьева. «Первое же стихотворение показывает нам, как меняется поэтика Тракля. Изменения сразу не видны, но поражают, когда начинаешь их замечать. Во-первых, это более тонкая игра с цветовыми

эпитетами (которые, как мы уже давно выяснили, только притворяются цветовыми). Симметричной строфике соответствует рамка коричневатого (тронутого багрецом) и темно-золотого (в переводе «тусклое золото»), внутри которого из строфы в строфу, неторопливо, последовательно и настойчиво, как удары колокола, звучат: In blauer Höhle, das blaue Wasser, Ein blauer Augenblick, in heiliger Bläue — это последнее вставлено вообще в (фонетически, ритмически и интонационно) волшебную строку Und in heiliger Bläue läuten leuchtende Schritte fort, что я еще больше двадцати лет назад попытался передать через комплекс «в — св — снв — свт — звн», и до сих пор считаю это удачным решением…»

Весь в ягодах куст бузины; безмятежно детство

Обитало в синих пещерах. Теперь над ушедшей тропой,

Где один только, в мягкий багрец, дикий сорняк шелестит,

Задумались тихие ветви... шум листвы

Точно такой же, как синяя вода в скале поёт.

Нежно печалится дрозд. Пастух

Следует молча за солнцем, что катится там с холма.

Там же — глава из готовящейся книги Олега Лекманова и Михаила Свердлова о Венедикте Ерофееве. Книга выйдет в январе в Редакции Елены Шубиной (главы также предполагает опубликовать «Новый мир» и «Лиterraтура»). «Ольге Седаковой Ерофеев говорил, что «из владимирского педа» «его выгнали за венок сонетов, посвященный Зое Космодемьянской». В интервью И. Тосунян он сообщил, что его исключили «за чтение Библии»: «Я Библию тихонечко держал в тумбочке общежития ВПГИ, а те, кто убирали в комнате, её обнаружили. С этого началось! Мне этот ужас был непонятен, ну подумаешь, у студента Библия в тумбочке!» Такое объяснение звучит не очень правдоподобно, хотя бы потому, что в студенческих общежитиях не было уборщиц, там наводили порядок сами жильцы — дежурные по комнате. Или на Венедикта донесли его соседи по общежитию?»

Из прозы — рассказ Татьяны Замировской «Мир железного зайчика» — перекликающийся с кортасаровским «Мы так любим Гленду», сочетающий узнаваемость ситуаций с парадоксальностью образа главной героини, вокруг которой строится повествование. Своей незавершенностью рассказ явно встраивается в будущее собрание новелл, оттеняющих друг друга. Отмеченные еще в рецензии Екатерины Перченковой двухгодичной давности  черты прозы Замировской — «быт, в два слова здесь и там упомянутый, если собрать все упоминания, то едва ли не бесконечный. Описанный с такой детальностью и такой любовью — как описывают асфальт, который пробивает ничейная трава…», «сплошная музыка. Как неизлечимое свойство языка» и «жизнь, переживаемая как ужас, как изумление и дрожь» в этой истории, кажется, начинают играть

новыми красками.

А вот в редакции Homo Legens — перемены, существенно отразившиеся на содержании номера: поэзией в журнале теперь заведуют на пару Леонид Костюков и Андрей Фамицкий. Соответствующий раздел можно было бы озаглавить «сборник семинара Леонида Костюкова 5—6-летней давности» — ближайший круг его сподвижников (Евгений Никитин, Сергей Власов, Сергей Шабуцкий, Андрей Гришаев и приглашенные «мэтры» того семинара — Алексей Кубрик и Дмитрий Веденяпин). Слегка забавна тенденция сосредоточенности на «своих», хотя сам круг вызывает скорее заинтересованное внимание. Евгений Никитин, представивший в этом номере силлаботонику (после книги верлибров и демонстративного отказа от традиционного стиха), продолжает слегка театральный сюжет последовательного обрушения пространства. Подборка удачно выстроена в соответствии с этим лейтмотивом: от «снесённого дома» до кризиса надежд молодости и маячащего призрака старости. Аннигиляция всех предшествующих жизненных ипостасей, когда остается лишь амплуа «возрастного театрала», приводит лирического героя Никитина к свободе от всех условностей. Что важно, в том числе и от условностей литературной речи, борьба с которой происходит в стихах и эссе Никитина стратегически последовательно.

Теперь я не стесняюсь ничего, пишу всё, что мне в голову взбредает, и то, чем был я раньше qui pro quo, мгновенно расползается и тает. Я больше не прозаик, не поэт, не муж, не друг и даже не любовник, и, может быть, меня на свете нет. Есть лишь «Тридцатилетнего письмовник».

Станислав Секретов в статье о сборнике статей и рецензий Романа Сенчина  дискутирует с автором книги, ставя диагноз современной литературной ситуации, когда писателей не слышно, и задает больше значимых вопросов о разном, нежели дает ответов. Секретов спорит с наблюдениями Сенчина: причина анемии, мол, не в том, что «критики ленятся», а в «символических гонорарах» и «недостатке площадок». «Некоторые молодые авторы, чьи произведения публикуются в более скромных издательствах, где должности «пиарщика» нет, вынужденно начинают ее осваивать, самостоятельно находя контакты, чтобы связаться с критиками и книжными блогерами, помахать им ручкой, заявить о себе, а то и предложить свежую книжечку с надеждой на отзыв или обстоятельную рецензию. Простите, но правила игры сегодня такие». Среди объективных причин трудности «заявить о себе» отметим то, что автор ныне не может присутствовать на литературном поле только в одном амплуа: о поэтах пишут поэты, критик нередко является редактором. Практикующие знают, как трудно в такой ситуации «помахать ручкой» и «предложить книжечку» собственных стихов.

Олег Демидов публикует в этом номере Homo Legens два содержательных литературоведческих обзора: первый — о книгах Вольфа Эрлиха, Константэна Григорьева, русских экспрессионистах, литературной жизни России 1920-х годов, второй — об отношениях Вадима Шершеневича и Александра Вертинского. В ближайших номерах анонсирована целая галерея рецензий Демидова на литературоведческие новинки.

Новый «Октябрь» целиком посвящен детскому чтению для взрослых. Отметим стихи Дмитрия Сиротина, уже упоминаемые в наших предыдущих обзорах, и целый блок критических и обзорных материалов о детской литературе, в том числе статью Юлии Щербининой  об исторических корнях устрашения детей. «Вживанием» в мир детских проблем удивителен рассказ Яниса Грантса «Кубок Будапешта».

Детской литературой озаботилась и «Дружба народов». О любимых книгах детства в 11-м номере  вспоминают Ольга Брейнингер, Ильдар Абузяров, Василий Авченко и другие, а Арслан Хасавов, Дмитрий Быков, Ирина Василькова, Ованес Азнаурян делятся опытом школьного преподавания и общения с учениками. Ирина Василькова: «Когда я пришла в школу, причем человеком вовсе не молодым, на мне были розовые очки, да еще какие! Густо-розовые! Начитавшись передовых статей, я искренне верила, что все дети талантливы, отзывчивы и добры, надо только любить их и быть честным и терпеливым. <…> Как бы не так!» Арслан Хасавов: «Неподготовленные уроки, которые они преподают внимательному педагогу, всегда стремительны, словно сцена остросюжетного фильма. Вода, как известно, камень точит, а регулярное общение с детьми может смягчить даже самое черствое сердце. Коллега рассказывал, что он, некогда заядлый драчун, в ходе недавнего дорожного конфликта остановил набросившегося на него лихача фразой: «Успокойся, здесь школа — нельзя драться». И что удивительно, словом заставил оппонента отшатнуться, словно от щелчка по подбородку. Другой получил от одного из своих учеников еще более практическое знание, разобравшись, наконец, в разновидностях криптовалют…»

О школе — три стихотворения Светланы Михеевой:

…Будто ангел маленький повеял

Из открытой форточки окна.

Просыпалась, телом розовея,

Необыкновенная страна.

Просыпалась с чувством изумленья,

Шлепала на кухню босиком

И давала детям наставленья

Заводским прокуренным баском:

Всякие надежды утолимы,

Не скули, не бойся, не проси.

Знание и сила — неделимы.

Всё, иди, Господь тебя спаси.

Новая статья Михаила Эпштейна в «Звезде» — о парадоксах добра и зла, бессилии добра в русской литературе и асимметрии этических категорий: «Русская литература, даже проповедуя добро, не верит в его силу, в его способность переделать мир. Зло оказывается более могущественным, необоримым  и вынуждает к либо трагической, либо иронической капитуляции…»

И закончить обзор хотелось бы газетной публикацией — по следам Non/Fiction. «Новая газета» в лице Яна Шенкмана расспросила нескольких участников книжной ярмарки о книжных итогах года. Александр Гаврилов, программный директор Института книги: «Просто сектор массовой литературы просел: развлекательное чтение уступило место развлекательному смотрению. Видео по запросу отожрало ту аудиторию, которая развлекала себя дешевыми детективами. Скачать кино и смотреть его на смартфоне проще, чем купить даже дешевую книжку». Елена Шубина, издатель: «…граница между так называемой массовой литературой и высокой сейчас не очень отчетлива. Серьезные книги легко выходят в массовый сегмент, а «массовые» могут оказаться совсем не массовыми».