Текст: Владимир Березин
Фото: обложка предоставлена издательством НЛО
Шкловский, В. Собрание сочинений. Том 1: Революция / Виктор Борисович Шкловский; сост., вступ. статья И. Калинина. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. — 1032 с.: ил., 1500 экз.
Лучший способ отметить юбилей писателя — это сделать его сочинения доступнее для читателя. Изданные и комментированные тексты — лучший памятник вообще. То же самое можно сказать и о недавнем (24 января) юбилее Виктора Шкловского. Дата некруглая — 125 лет, но изданиям Шкловского не очень везло на нашей почве. Нет, Шкловский издавался у нас много, был известен, но специфика его биографии (а лучшая его проза автобиографична) такова, что при советской власти издать их было невозможно. От этой власти Шкловский бегал по России, эта власть норовила его съесть, а он всё убегал. Убежал было в эмиграцию, а потом вернулся, подняв руки. Он потом много раз поднимал руки и, когда стало совсем не до шуток, на одном диспуте крикнул своим оппонентам:
— У вас армия и флот, а нас четыре человека. Так чего же вы беспокоитесь?
При этом Шкловский очень своеобразно обходился со своими текстами.
Они имели массу вариантов, и если можно было заново пересказать какую-то историю, он никогда этим не пренебрегал.
Досужий читатель может искать запомнившуюся цитату, скажем, в «ZOO, или Письма не о любви» и не обнаружить ее. Она осталась в другом издании. Сам стиль Шкловского, с его воздухом между строк, с короткими абзацами, часто по одному предложению в таком абзаце. Этот стиль располагал к монтажу, но также располагал к цензурным и самоцензурным купюрам. Все это чрезвычайно затрудняет саму идею собрания сочинений. Попытка прижизненного издания в трех томах была предпринята в начале семидесятых годов прошлого века.
Тогда в первый том входили ранние повести, во второй — фундаментальный труд, биография Льва Толстого, а в третий — литературоведческие работы о Маяковском и Достоевском. Это издание мгновенно стало редкостью, несмотря на то, что там вовсе не было того Шкловского, что сыпал (или не сыпал) сахар в жиклеры гетмановских броневиков; того, что бежал из советской России по льду Финского залива; и, самое главное, не было работ Шкловского, которые создали его мировую славу — того, что было написано во времена ОПОЯЗа.
Потом, когда повеяли уже другие ветры, было несколько попыток издать расширенное собрание сочинений.
Теперь произошла интересная история — «Новое литературное обозрение» издало первый том нового собрания. Причем это вовсе не тот прямой ход, который можно было бы ожидать: этот том называется «Революция» (а обещанный второй — «Фигура»). То есть в первый том входит начало «Сентиментального путешествия» - «Революция и фронт», и заканчивается хронологически он «Памятником одной научной ошибке». Это статья 1930 года, когда Шкловский вновь поднимал руки, а армия и флот целились в него (и его опоязовских товарищей из стволов разного калибра).
Между двадцатыми и тридцатыми революция кончилась и — что страшнее всего было для этих людей — кончились надежды на революцию.
На что похоже это построение? На то, что вместо прямой хронологии, вместо алфавитного каталога читатель обнаруживает каталог тематический.
Вообще Шкловский выпускал свои работы после публикации в газетах сборниками, причем каждый сборник выходил целостным, затем эти сборники жизнь рассыпала, и читатель лишался этой целостности, предисловия отрывались от книг и начинали жить самостоятельной жизнью.
Что сделали сейчас: том разбит на секции. Начинается все «Революцией (в) жизни», где приводится то самое начало анабазиса Шкловского.
Там видно, какой Шкловский писатель, когда он роняет мимоходом: «Уже была ночь. Автомобиль втягивал в белый сноп лучей из прозрачных пылинок, в двойной белый сноп фонарей дорогу, покорно бегущую под колеса. Звеня чисто и тихо, сосал воздух карбюратор, машина стрекотала, когда одинокие дубы замахивались над дорогой, отраженный от них шум мотора острел — будто кто-то свистящими ударами хлыста стриг листья. Мы летели вперед, втягиваемые далью… Летели, сбившись с дороги, неслись степью, ровной, широкой степью…
Зайцы, внезапно вырванные из тьмы, остолбенело застывали, поднявшись бледной тенью. Но встал день. Встало утро сперва и загребло меня скучной лапой снова в дела». И это на самом деле метафора всего ритма жизни Шкловского.
Дальше следует «Революция формы» (восемь статей, начиная от «Воскрешения слова»), «Революция времени» («Ход коня), «Революция факта» («Гамбургский счёт»), статьи в журналах «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ». И так далее, вплоть до «Памятника революции», которая как раз начинается «Памятником научной ошибке», а заканчивается подведением итогов в одном из предисловий:
«Новый читатель, новый зритель пришел, требуя любви, он любит все, для него в первый раз восходит луна на небо, он переживает свой новый романтизм. Горько сказать, но ему не были нужны те жертвы, которые для него были принесены Маяковским».
Читатель! Тебе продали гораздо лучший филологический мех! Знай, это не просто первый том собрания сочинений, это чрезвычайно интересный способ чтения Шкловского, в котором чередуются классические тексты, которые многие знают наизусть, и тексты малоизвестные, набранные слепым шрифтом на оберточной бумаге и явившиеся нам из небытия заштабелированного хранения.
Я бы убоялся первого впечатления, чтобы не сглазить будущего. Действительно, Виктор Шкловский достоин нового способа чтения, он к нему пригоден — потому что автор присутствует в нескольких ипостасях: он - писатель, он — литературовед, он — теоретик кино и телевидения.
Шкловский писал об искусстве монтажа много, и, более того, несколько его лучших вещей написаны по этим законам. То, что сделали издатели его собрания, как раз и есть опыт современного монтажа — очень поучительный.
1. Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. — СПб.: Искусство-СПБ, 2002. С. 322.
2. Шкловский В. Революция и фронт // Собрание сочинений в 5 т. Том 1: — М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 88.
3. Шкловский В. О классицизме вообще и о классиках в кино // Собрание сочинений в 5 т. Том 1: — М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 941.