Текст: Дмитрий Шеваров
Фото: Владимир Сычев
Новая книга Юрия Кублановского «Долгая переправа»* - для долгого чтения. Нет, книга не так и велика. Но читатель, попадая в пространство стихов Кублановского, оказывается в том медленном времени русской литературы, которого уже давно нет в реальности. Это время неспешного созерцания и переживания знакомо нашей душе по «Детству Багрова-внука», «Войне и миру», «Степи» чеховской.
В двадцать первом веке русская проза лишила себя чарующей способности продлевать людям жизнь.
Нынешнему читателю бестселлеров вовсе не знакомы те минуты счастья, те мгновенья особенно глубокого и чистого переживания бытия, которое дарит русская классика.
Напротив, погружаясь в современные тексты, мы в какой-то момент остро чувствуем: каждая прочитанная страница крадет у нас жизнь.
И как странно, что медленное время нашло себе приют в поэзии - там, где, казалось бы, ему не развернуться в свиток. Но тут уж многое зависит от читателя, от того, осталась ли хоть малая способность к резонансу в его усталой душе. Если осталась, если он еще способен по-детски довериться поэту, то стихи выровняют биение читательского сердца, выверят его по течению Волги и Оки, по движению облаков и теплоходов, напомнят «про баржи с огоньками тёмные, шпаны послевоенной нравы, про лодочные и паромные медлительные переправы...»
Стихи Кублановского возвращают не только к родным образам, но и к родному образу мыслей,
к обдумыванию жизни в тамбуре плацкартного вагона, а не перед мельтешащей телевизионной картинкой.
Помнишь, как прижимали
лбы к тускневшему сразу стеклу?
А за ним опускали
проходимцы родную страну...
–
Можно жить в России, но не жить ею. Кублановский живет Россией. Это разводит его со многими. Одни считают его рупором патриотов, другие, как и сорок лет назад, видят в нем опасного диссидента.
И тут не будет натяжкой вспомнить пушкинские слова о Боратынском: «Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко...»
Мне кажется, что Кублановский наследует Боратынскому и в круге своих читателей (в круге узком, но именно поэтому - верном и прочном). Они не ропщут на долгой переправе.
...И судьба моя станет однажды книжкой,
потрёпанной вследствие бурь жестоких,
с небольшой фонетическою одышкой,
соглашусь заранее — для немногих.
*Юрий Кублановский. Долгая переправа. Москва, Б.С.Г.-ПРЕСС, 2017ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Больше всего на меня повлиял поздний Осип Мандельштам, его «Воронежские тетради». И, конечно, все поэты девятнадцатого века от Пушкина до Фета. Один из вечных спутников моих - Гумилёв. И какая страшная судьба... В один месяц умер Блок и был расстрелян Гумилёв. Россия на глазах из христианского царства превратилась в живодерню. Жуткое слово, но это так. Иначе как живодерней все, что творилось в России с 1918 года по 37-й, не назовешь. И Гумилёв - одна из первых жертв этой чудовищной мясорубки. Когда сейчас говорят про какой-то «Красный проект», который надо вписать в контекст нашей истории, у меня это, мягко скажем, вызывает недоумение.
(Из недавнего выступления на творческом вечере в Государственном музее А. С. Пушкина в Москве)
https://godliteratury.ru/projects/moi-lyubimye-poyety-den-poyezii