02.06.2018

Новый роман Гришковца: 138 ручек и семь килограммов бумаги

Писатель признался, что не любит аудиокниги

Книжный фестиваль Красная площадь redfest2018
Книжный фестиваль Красная площадь redfest2018

Текст: Инга Бугулова

Фото: Михаил Синицын/РГ

На главной сцене «Красной площади» Евгений Гришковец объяснил, почему считает литературу высшей формой искусства, и по просьбе гостей книжного фестиваля прочитал свой короткий рассказ «Ризориус».

— Перед тем как выйти на сцену, я позвонил маме, сказал, что выступаю на Красной площади. Мама в Калининграде и очень горда. Я много выступал на самых разных сценах, но здесь еще не доводилось. Для меня это событие, — поделился эмоциями писатель, поднявшись на сцену.

Разговор Гришковец начал с воспоминаний о том, как впервые почувствовал себя писателем. Это была зима 2001 года — совсем недавно вышел первый сборник его пьес.

— Я шел по Гоголевскому бульвару и увидел, что на скамейке сидит типичный московский человек — в пальто, в руках какой-то пирожок — и читает книгу. Мой взгляд отчего-то на нем задержался, и я понял: он читает мою книгу. Я подошел, сказал: «Извините, это моя книга». Он ответил: «Нет, это моя книга». Так я впервые встретился со своим читателем.

По словам Гришковца, главное отличие литературы от музыки, кино и даже живописи в том, что читатель находится в непосредственном контакте с самим автором, ему не нужны никакие посредники.

— И в этом смысле я категорический противник аудиокниг. Когда ты читаешь сам, в твоем сознании звучит твой голос. И если повествование от первого лица, то «я» это «я», а начитка — это уже третье лицо. Это интонация ни читателя, ни писателя, а чтение — это ведь сотворчество. Детские книги, наоборот, предназначены как раз для того, чтобы их читали мама и бабушка.

Когда у писателя впервые появился замысел романа (это была «Рубашка»), он долго не решался начать, ограничиваясь пьесами.

— Это надо было осмелиться, я же по профессии литературовед. Когда начал писать, понял, что сразу начинаю себя анализировать, и это было просто невыносимо!

Впрочем, сейчас, признается Гришковец, перечитывать свое первое творение ему нравится. Даже несмотря на то, что «сразу видно — человек писал в первый раз». Писатель называет каждую книгу «документом своих возможностей на то время», и редактировать в ней что-то считает преступлением.

А недавно Гришковец завершил новый роман — «Театр отчаяния. Отчаянный театр», который презентовал на главном книжном фестивале страны. На работу над ним ушло два года. Год чистого времени, уверяет Гришковец, он провел за письменным столом с ручкой в руках.

— Я писал гелевыми ручками и, когда они заканчивались, бросал их в ящик. Потом подсчитал — исписано 138 ручек и семь килограммов бумаги, — рассказывает автор.

Уже дописывая последние главы, он заглядывал в первые и ощущал, «как повзрослел вместе с этим романом». Причем главный герой не сам Гришковец, но роман все-таки мемуарный.

— Это вроде бы и я, но все же — герой романа. Там нет ни моего имени, ни дат. Я хочу, чтобы эта книга была не о прошлом, а о пережитом. Ведь, например, мои дети переживают то же самое, что и я, просто в других декорациях. И мне хочется верить, что вам будет интересно с этим героем, — подытожил писатель.