Изображение: фрагмент картины Висенте Ромеро Редондо
Лидия Ардышева, г. Светлый
Санька уходил в море в первый раз - на практику. Он стоял на корме СРТ и смотрел на удаляющийся берег. Странные, доселе не испытанные ощущения заполонили его душу: он сдерживал себя, чтобы не закричать от восторга. Корма качалась вверх-вниз, как на качелях, и Санька испытывал ощущение полета. Хотелось верить, что он все сдюжит: и морскую болезнь, о которой так много рассказывали с презрительным прищуром в глазах старшекурсники, и шторм, и тяжелые вахты, и выборку сетей.
Берег Пионерска на Балтийском побережье удалялся, и уже не было видно даже крошечных фигурок, среди которых до сих пор бойко махала платочком его соседка Юлька: мечтал Санька на ней жениться, когда мореходку окончит.
Юлька поступила после десятилетки в медицинское училище и обещала ждать его,
на танцы не бегать, в кино с Серегой не ходить. Сереге уже исполнилось двадцать два, и Санька не раз ловил его восхищенные взгляды, которые тот бросал на его подружку. А Юлька однажды призналась Саньке - Серега звал ее в кафе. Он уже получал за работу деньги и мог себе это позволить. С тех пор Санька покоя лишился, но виду не показывал. И вот теперь, уже не видя берег, затосковал было от ревнивых дум, но, поймав смеющийся и обращенный на него взгляд проходившего мимо старпома, небрежно закинул нога за ногу.
Через несколько суток пришли на место промысла. Норвежское море ничуть, на первый Санькин взгляд, не отличалось от Балтийского, а говорили, оно самое глубокое: средняя глубина до семи километров. Санька всматривался в поражавшую воображение темную бездну воды и прикидывал, какой же высоты волны могут быть здесь в шторм. Как ни странно, его эти прикидки не пугали: он выдержит все, был в этом уверен. Санька еще раз окинул взглядом спокойную морскую гладь и бегом отправился на камбуз.
За обедом немногословный Петрович, начальник радиостанции, ободряюще подмигнул Саньке и произнес:
- Ну что, осмотрелся, стажер? Давай за работу.
Начались будни: Петрович учил Саньку грамотно работать с радиооборудованием, выходить на связь с берегом, - одним словом, познавать теорию на практике. Санька о морской болезни уже забыл, и только отдаленным отголоском испытанных в Балтике неприятных ощущений она иногда напоминала о себе. Но вскоре в обрушившийся внезапно шторм он прочувствовал, что это такое. Темно-синие двенадцатиметровые волны, которые нагонял ветер со скоростью тридцать метров в секунду, расправлялись со всем, что встречалось на их пути, и казалось странным, что небольшой СРТ храбро успевал взбираться на них. Шли носом на волну.
Двое суток Саньку выворачивало, мутило, потом вновь выворачивало. В замутненном сознании билась только одна нестерпимо больная точка: он больше в море - ни ногой. Списывается, уходит из училища и идет к Сереге на поклон - на стройку. Но все же Санька приноровился со временем правильно дышать: вдох - когда поднимается волна, выдох - когда она вдавливает его в койку. От этого ему становилось легче.
В один из таких моментов он оказался на палубе и застыл от восторга перед мощью воды. Страха совсем не было - в молодости еще не знают цену жизни. Но когда суденышко стало скользить вниз по волне, Саньке стало вновь как-то не по себе, и он быстро заскочил в радиорубку. Петрович сидел, как обычно, в наушниках, и слушал тревожную музыку, зашифрованную в точки-тире.
- Ну что, поет море? - догадался Петрович о переполнявших Саньку впечатлениях. - Ничего, перебесится скоро.
…Санька после четырех месяцев морской жизни возвращался домой. Вот и Скагеррак прошли, с его утробным воем ветра, благополучный Зунд с Данией и Швецией по берегам. Через сутки подходили к его родному городку - Пионерску. Санька чувствовал себя вполне морским волком, закалившимся в борьбе со стихией и мужественным. О том, что он спишется, уйдет из училища, и речи быть не могло: отдельно от моря Санька себя уже не мыслил.
Приближающийся берег вызывал совсем другие ассоциации, нежели удаляющийся. Санька стоял на верхнем мостике: вот видны уже фигурки загорающих и купающихся на широкой полосе пляжа, а вот и встречающие.
Санька поначалу не узнал в яркой девчонке Юльку: она махала ему платочком, цветастое платье оттеняло и подчеркивало загар, а волосы совсем на солнце выгорели.
- Санька! - донесся до него ее крик. Он хотел подпрыгнуть от восторга и тоже закричать, но вовремя сдержался и только в ответ вскинул руку.
После всех формальностей Санька, не спеша, подражая Петровичу, спускался по трапу. Юлька повисла на его шее, как только он коснулся ногой земли…
После той памятной практики Санька получил шикарный для 60-х годов прошлого века расчет: 480 рублей. На эти деньги можно было купить четыре хороших костюма или жить безбедно пять месяцев. Санька купил себе один, а остальные потратил на Юльку. Воспитывала ее одна мать, и пальтишко купить дочке, сапожки не было никакой возможности. Александра Ивановна, мать Саньки, смотрела-смотрела, как Санька увивается возле Юльки, да и выдала однажды:
- Саньк, а ты спрашивал, как тут без тебя Юлька время проводила?
- А что? - насторожился Санька.
- А то! В кино она бегала с Серегой.
- Откуда ты знаешь?
- Слышала, как она своей подружке, Аньке, хвасталась. Вот, мол, какие парни около меня крутятся. Эх, а ты ей - пальто, сапожки. Уйдешь снова в море - выскочит за Серегу.
- Мам, ну что ты сочиняешь, она ведь скучала по мне, сама признавалась.
- И ты поверил? Девчонки все такие - так и ищут, где лучше да выгоднее.
- Мам, Юлька не такая, она очень хорошая.
- Ну, гляди, я тебя предупредила.
Шутливо он спросил Юльку:
- Говорят, Серега от тебя без ума, в кино с ним ходишь?
Юлька посмотрела в его казавшиеся черными от ревности глаза:
- Саня, я ведь тебя люблю, ты знаешь. Ну, сходила в кино с Серегой - не с кем было, что из того? Я думала, он твой друг.
- Ладно, Юль, не обижайся.
Но после этого объяснения, так ничего для него и не прояснившего, у Саньки нет-нет да и зарождались сомнения: а сможет ли его Юлька ждать всю жизнь? Очень видной она становилась: высокая, светленькая, милое удивленное лицо с маленькими конопушками на аккуратном носике. Ладно, жизнь покажет, совсем по-взрослому распорядился Санька и ушел снова на четыре месяца в море. Это была последняя практика. За все это время он получил всего две телеграммы от Юльки: что она окончила свое медицинское и что устроилась на работу.
Встречать Саньку Юлька не пришла. От тревожных предчувствий его колотила дрожь, с которой он никак не мог справиться. Только когда переступил порог дома и его обняла мать -отец был в рейсе, - он немного успокоился. Привычные и радостные хлопоты матери казались ему в этот раз какими-то слишком суетливыми. Санька подошел к матери и спросил:
- Мам, а где Юлька?
Руки Александры Ивановны дрогнули:
- Она тебе не сообщила?
- О чем?
- Она вышла замуж и ждет ребенка. Они с Серегой уехали в Советск, там ему квартиру предложили от работы. Забегала она тут, просила, чтобы ты ее не корил, - так, мол, получилось. Сынок, не горюй, - прижала она голову Саньки к своему плечу.
- Ладно, - мягко отстранил он мать. - Переживем.
- Вот и хорошо, все перемелется. Мука будет.
Но муки не получалось. Почти каждую ночь Саньку изматывали одни и те же сны: как он с Юлькой за руку идет по улице, а потом на его месте оказывался неизвестно откуда взявшийся Серега и уводил от него Юльку…
Через два года Санька женился. Аню он не любил, она, почувствовав это, стала вскоре душой сторониться его, и, не прожив и года, они развелись. Александра Ивановна так и не дождалась внуков.
А потом он встретил Юльку. Как раз был на берегу, ждал вызова на очередной рейс, - спал до полудня, утомленный бесконечными посиделками с друзьями за кружкой пива, и однажды, спускаясь с лестницы, чтобы посмотреть почту, столкнулся с Юлей.
Высокая светловолосая женщина с пучком заколотых на затылке волос держала на руках сынишку и с трудом поднималась по лестнице: трехлетка плотно обхватил ее шею крепкими ручками. Александр охватил взглядом знакомый гордый поворот головы, чуть располневшую фигуру Юли и вздрогнул, как от электрического разряда.
Юля, узнав Александра, опустила-таки сына на пол, остановилась и приглушенным от волнения голосом произнесла еле слышно:
- Вот и встретились. Сколько же я этого момента ждала!
- Юля, скажи, почему ты тогда?.. Почему не дождалась?
- Александр как бы заново всматривался в любимые до сих пор глаза и не мог оторвать от них взгляда.
- Саш, прости, так получилось. Прости.
- Ты хоть счастлива?
- Давай не будем об этом. - Юля подняла вновь сына на руки и пошла наверх.
Покоя с тех пор в его душе не стало. Юлю он больше не видел.
Когда он пришел из рейса, первым, кто его встретил у подъезда, был тот самый, но уже заметно подросший трехлетка. Степенный и рассудительный малыш спросил его:
- Дядя, а ты почему такой загорелый?
- На юге отдыхал.
- А где этот юг? Я тоже, как ты, хочу.
- Подрастешь - с собой возьму. - Александр взял малыша на руки и высоко подкинул его.
- А еще раз, - попросил он.
- Саша, как тебе не стыдно! Ой, это ты, - растерянно произнесла спустившаяся Юля, в руках она держала детский мячик. - Извини, здравствуй! Сашка вечно ко всем лезет.
- Ты долго будешь здесь, Юля? - Александр вновь утонул в синеве Юлькиных глаз и уже ничего и никого вокруг не замечал: ни глазеющих на них из окон соседей, ни выскочившей из подъезда матери.
- Сыночек, с приходом тебя, пойдем, у меня стол накрыт! - оттягивала Александра Ивановна сына от Юли.
- Я теперь здесь живу, - прошептала Юля, но Александр услышал. Стремительно обернулся:
- Мы увидимся с тобой!
- Обязательно, - так же неслышно произнесла Юлия.
Мать хлопотала возле него, но не говорила того, что Александр хотел бы услышать. Лишь уже за столом словно спохватилась:
- Ишь, крутиться теперь возле тебя станет. Что смотришь, о Юльке я.
- А где Серега?
- Развелась она с ним. Пьет.
- Мам, но она же хорошая. И сын у нее прелесть.
- Да уж, прелесть. Хулиган растет.
- Да потому что без отца.
Александра Ивановна изумленно всматривалась в возмужавшее лицо сына:
- Уж не задумал ли ты?..
- Да, мам. Только удобного момента раньше не было. Просто семью разрушать не хотел.
Александра Ивановна заплакала:
- Сыночек, неужели нет девчонок хороших, вон Надька из седьмой квартиры подросла, глазки тебе строит.
- Мамочка, не плачь, успокойся. Не нужна мне никакая Надька. Я Юлю люблю, ты же знаешь.
…- Александр Михайлович, вас кэп зовет. - Перед ним стоял стажер Алька. - Радиограмму на берег надо отправить.
Александр Михайлович поднялся на мостик, взял бланк с текстом служебной радиограммы и спустился в радиорубку. Сеанс связи закончился довольно быстро на этот раз, и через полчаса он снова стоял на корме.
Стальной форштевень мягко разрезал безмятежную толщу океана. Александра Михайловича всегда удивляла способность воды перевоплощаться: то она кажется нежной, обтекающей, умиротворяющей, то, разъярившись, посылает мощнейший удар «по скуле», - да так, что судно дрожит как осиновый листок. Никогда море не простит легкомыслия и неуважения к его мощи. Боль в сердце мягким кошачьим прикосновением вновь напомнила о себе. Родной берег, где его остались ждать Юля и двое внуков, он увидит только через семь месяцев…