Изображение: фрагмент иллюстрации Джесси Уилкокс Смит "Семь возрастов детства"
Мария Шушпанова, г. Ижевск
Щелкнули друг за другом замки на аптечном чемоданчике. Вспыхнули синим светом на ампулах первые лучи заходящего солнца. Смешался с ароматом духов щекочущий ноздри запах спирта. Так заканчивалось каждое воскресенье Нинель:
к пяти часам к ней приезжал медицинский курьер и делал ей «инъекции любви» — препараты, восполняющие химические процессы, проходящие в организме влюбленного человека.
Их ей выписало госучреждение, в котором она трудилась уже почти три года, «для поддержания высокой работо- и жизнеспособности не состоящего в отношениях молодого специалиста». Нинель не вполне понимала, как чувство любви связано с ее продуктивностью в марсианской колонии (ведь за всю свою жизнь она ни разу не влюблялась и при этом чувствовала себя отлично), но признавала, что эта еженедельная процедура делала ее переполненную рутиной жизнь немножко радостнее.
— Есть какие-нибудь новости, Нинель Осиповна? — спросил у нее курьер, не переставая распаковывать шприцы. Женщина невольно зажала губы — то ли расстроилась, что курьер, как обычно, обратился к ней на «вы», будто она уже совсем немолода, то ли просто, увидев длинные тонкие иглы, вспомнила болезненные ощущения от уколов.
— Позавчера пришло уведомление, что я продвинулась в очереди на замужество. Я теперь две тысячи пятьдесят вторая.
— Вы рады?
Он оторвался от аптечки и посмотрел ей в глаза так, что она не могла не посмотреть на него тоже. Рома (так звали курьера) был совсем юным, младше ее лет на пять, но глаза у него были как у старика — чуть прищуренные, с морщинками-веточками на внешних уголках и почему-то очень серьезные. Не выдержав и двух секунд под этим взглядом, она отвернулась к окну.
— Не знаю, — честно ответила она. — Мне не принципиально, когда заводить семью с человеком, подобранным мне государством. Может, мне еще повезет, и я найду себе кого-нибудь без помощи «сверху».
— Так будет гораздо лучше.
— Ты думаешь?
Кивок в ответ. Рома смочил ватный диск антисептиком и осторожно провел им на месте будущего укола. Спирт пощипывал кожу. Лекарство стекало по игле крохотными бисеринами-каплями. Теплая рука бережно поддерживала локоть. «Все как всегда», — улыбнулась Нинель самой себе и задумалась о том, как все-таки удивительно, что эта дежурная процедура проходила так же, как сейчас, и десятки, и сотни лет назад.
— А у тебя что нового, Ром?
Игла не успела коснуться кожи и замерла в воздухе.
— Не шевелитесь!
Укол.
— Держите ватку. Остались еще три инъекции, — спокойно, почти машинально проговорил Рома, разламывая использованный шприц.
— Ты не ответил мне, — шутливо возмутилась Нинель, не переставая наблюдать за тем, как аккуратно и ловко медкурьер готовит следующий укол. Однако тот не отвечал. Только после того, как он сделал вторую инъекцию, он сказал ей тихо:
— Я провалил экзамен в Медакадемию. Снова.
— Но как?! Ты же так много учился весь этот год…
От переживаний (а может, от действия первого препарата — этого она не могла знать наверняка) у Нинель чаще забилось сердце.
— Я ничего не могу с собой поделать. Когда я вижу человека на операционном столе, я теряюсь, я… мне страшно. Я не готов к возможным ошибкам. Не готов практиковать.
Рома приготовил третью ампулу.
— Похоже, моя судьба — всю жизнь вот так делать уколы. Только уже не на Марсе: без гражданства и высшего образования я никому не сдался на этой планете. Когда моя экзаменационная виза кончится, меня депортируют.
Еще укол. «Почему-то больнее, чем обычно» — подумала Нинель, сморщившись, и тут же вывалила на одном дыхании:
— Но, может, еще не все потеряно, а? Попробуешь в следующем году.
— Те, кто не сдал со второй попытки, больше не могут претендовать на поступление, — вздохнул он. — Вернусь на Венеру.
Нинель попыталась утешить его. Сказала, что, хотя жизнь на Венере не сахар, это все же лучше, чем, к примеру, ссылка у Большого Красного Пятна на Юпитере. Однако она очень быстро поняла, что сделала только хуже: ответный смех Ромы чем-то походил на сдавленные рыдания.
— Вы правы, Нинель Осиповна: жизнь на этом не кончается… Вы знаете, у колонистов на Венере очень тяжелая жизнь, не то, что здесь. А я там родился и вырос. Так что дома я устроюсь медбратом (среднее специальное у меня ведь есть) и стану помогать им всем, чем смогу, — успокаивал он себя. Молча сделав последнюю инъекцию, он громко, с хрипом выдохнул:
— Может быть, то, что я провалился — это даже к лучшему.
Роме оставалось только взять экспресс-анализ крови Нинель, чтобы убедиться, что он все сделал как надо и ее показатели в норме, и он начал перебирать аптечку в поисках нужного прибора. Неужели она в последний раз ощутит мягкое прикосновение его руки? Неужели он в последний раз пробормочет ей про то, что будет немножко больно, не скрывая улыбки при виде ее нахмуренных бровей? Неужели это их последний разговор? Думая об этом, Нинель чувствовала, как ее голова превращается в юлу и теряет ориентацию в пространстве, глаза покрываются прозрачной пленкой, а сердце бьется так сильно, что, кажется, готово разорваться в любой момент.
— А кто будет делать мне инъекции вместо тебя? — спросила женщина чуть слышно, подставляя палец для забора крови. В ответ курьер только чуть пожал плечами. Однако его вялость испарилась в ту же секунду, когда он увидел результаты анализа:
— Нинель Осиповна, у вас передозировка! Как же так?! Я же все сделал правильно…
В поисках необходимых лекарств юноша судорожно стал вываливать содержимое медицинского чемоданчика на пол, но его остановила Нинель, вцепившаяся в его предплечье.
— Я не смогу с другим курьером. Если мне поставят другого курьера, я подпишу отказ от «инъекций любви».
— Но ведь они обязательны! Если вы не будете регулярно принимать эти препараты, вас уволят!
— И что?
— Что значит «что»? Не говорите глупостей, — возразил Рома с непривычной строгостью. — И, ради бога, перестаньте плакать.
Женщина рассеянно отерла слезы, непроизвольно текущие у нее из глаз.
— Оно само, — облегченно вздохнула она, но стоило ей заметить, с каким беспокойством и с какой нежностью смотрит на нее Рома, как ей захотелось заплакать уже по-настоящему.
— Неужели вы…? — хотел было спросить он, догадавшись обо всем, но осекся.
— Может быть, — кивнула она, опустив глаза, — Я никогда не испытывала ничего подобного, так что не могу ответить точно.
— Вы знаете, я тоже. Тоже полюбил кого-то впервые, — выпалил он радостно.
— «Кого-то»? Только не говорите, что меня.
— Ну да, вас.
Нинель не знала, чем на это можно было ответить.
Рома смущенно улыбнулся, отвернулся к аптечке и тут же вытащил из нее все необходимое. Пока он выводил избытки препарата из ее организма, они сидели молча, боясь брякнуть что-нибудь лишнее. А когда женщина пришла в норму, она наконец собралась с мыслями и сказала собравшемуся уходить и стоящему у порога курьеру:
— Венера слишком далеко отсюда.
Рома остановился, но так и не повернулся к собеседнице.
— Тогда почему бы нам не полететь на нее вместе? — предложил он, пытаясь унять дрожь.
Грохнулся на пол аптечный чемоданчик. Пробежались по стеклянным осколкам последние лучики марсианского закатного солнца.
Наполнил легкие аромат древесных духов, смешавшийся с запахом разлитого по кафелю спирта. «С сегодняшнего дня уже ничего не будет так, как прежде», — слова эти Нинель повторяла в своей голове, как молитву. И хотя она страшилась того неизвестного, что ожидало ее впереди, она летела к нему навстречу с сияющей счастьем улыбкой.