Александра Николаенко. «Небесный почтальон Федя Булкин»
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной
Федя — дошкольник. Он живет в Москве в начале восьмидесятых с 60-летней бабушкой. Зимою - на большой улице, летом на маленькой даче. А вот родителей у него нет. Они, едва вернувшись со строительства БАМа, тут же снова уехали строить Град Небесный. То есть погибли. О чем Феде прекрасно известно - пока бабушка отлучалась, он нашел лежащие в серванте свидетельства о смерти. Но не придал особого значения: бабушка ему еще раньше объяснила, что в Небесный Град просто так не попадешь. И Федя не переживает, а очень гордится родителями - вот такие они у него особые, на небе.
А еще у Феди особые отношения с Богом, с живущими на даче кроликами, с разодранной дачными псами кошкой Пуней, с собственным тряпочным Царь-Зайцем. Да вообще со всем миром - как особые они у любого шестилетнего человека. И, конечно, с бабушкой, - этот самый мир держащей и замыкающей.
А у автора, Александры Николаенко, очень особые отношения с читателем и с русским языком. Может быть потому, что вообще-то она профессиональный художник - в том числе оформитель своей и других книг той же редакции, которая выпустила ее собственную. А может быть потому, что, как художник, очень любит Серебряный век. И в ее «Феде Булкине» явно прослеживается стилистическая - да и идейная, если принять во внимание напряженное богоискательство, завороженность темой смерти и отстранение детским взглядом - преемственность с танцующей прозой Андрея Белого, Замятина и особенно раннего Алексея Ремизова. Не верится? Вот фрагмент из одного из самых затейливых произведений Ремизова, «Неуемного бубна»:
«А ведь как старается старая, из кожи лезет, из последних своих клячных сил трудится, лишь бы только угодить своему соколу - Ивану Семеновичу: ходит за ним, как за малым дитем, и чтобы сердце его не уныло, охотно сказала бы сказку, да память плоха - годы отшибли, и песню бы спела, да голосу нету, и что хочешь, - проплясала бы, заплела бы плетень, завилась бы вьюном, вывернулась, да старые кости - ноги не слушают».
Достаточно заглянуть в «Федю Булкина», чтобы опознать сродство. В прошлом году такая творческая метóда принесла Александре Николаенко «Русского Букера» за предыдущий роман, «Убить Бобрыкина» (обратим внимание на фамилию из того же времени, что и Ремизов). Посмотрим, как сложится читательская судьба этого.
Тим Скоренко. «Эверест»
М.–СПб.: АСТ, Астрель, 2018
Строго говоря, этот полу- (или даже на три четверти) документальный роман - история восхождений на Эверест. «Завоевание» которого в первой половине XX века стало такой же идеей фикс для неугомонных «спортсмэнов» (через «э», то есть британских джентльменов, имеющих такое вот эксцентричное хобби), как полувеком ранее - «завоевание» Северного полюса. И породило такую же острую гонку: кто же первый?!
Центральная линия книги - жизнь Джорджа Мэллори, погибшего при восхождении на Эверест в 1924 году. Или при спуске с него? Если при спуске, то, значит, именно он первым поднялся на «третий полюс земли», а вовсе не Эдмунд Хиллари 30 лет спустя.
Но книга профессионального журналиста и писателя, финалиста первого сезона премии «Лицей» (именно с этой книгой), сценариста и известного популяризатора науки - не документальное повествование, а увлекательный детектив с налетом мистики. Часть его ведется от застывшего лица замерзшего альпиниста. Еще часть посвящена не Гималаям, а чопорной эдвардианской Англии с ее внешним лоском и скелетами в шкафах, от которых убежишь хоть в Гималаи. Действие прерывается главой, которая носит название «Интермедия. Шесть вымышленных писем Джорджа Мэллори». И вообще, как уверяет подзаголовок, это «роман о любви».
Грегори Бернс. «Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных»
- Пер. с англ. И. Евстигнеевой
М.: Альпина Нон-Фикшн, 2019
Грегори Бернс - не философ (как автор упоминаемой им книги «Что значит быть летучей мышью?») и не зоопсихолог. Он был физиологом, занимающимся исследованием человеческого мозга. Пока однажды не увидел по телевизору, как служебный пес подразделения американского десанта ловко спрыгивает вместе со своими «братьями по оружию» - людьми - с подножки висящего над землей вертолета, и не задумался: если собаку можно приучить к такому сложному действию, неужели не удастся объяснить ей стоять неподвижно во время МРТ? И получить таким образом картину живого и бодрствующего собачьего мозга? Исследованием заинтересовались школы служебного собаководства Военно-морских сил США, проект получил финансирование, и дело пошло. Его плоды, сведенные в популяризаторскую форму, - перед вами. Понимает ли собака, что такое «синий»? Доступно ли ей вообще понятие о семантике?
Бернс не ограничивается собаками и изучает мозг морского котика, вымершего сумчатого волка и дельфина. Последнее звучит особенно захватывающе: «с помощью новых технологий визуализации мы выясняем, как сплетены нейронные сети в мозге дельфина и как это соотносится с жизнью под водой. Возможно, недалек тот день, когда мы сможем пообщаться друг с другом». Возможно. Но автору всё равно ближе собаки - и он возвращается к ним. Чтобы объявить, что только они - истинные друзья человека. Впрочем, это и без МРТ понятно.
Элиф Батуман. «Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают»
- Пер. с англ. Глеба Григорьева
М.: Издательство АСТ, 2018
Трудно ожидать, чтобы у выросшей в США и получившей блестящее калифорнийское филологическое образование турчанки проснется вдруг не академическая, а личная страсть к классической русской литературе и ее героям. Тем не менее эта книга - проявление именно такой любви. Которая привела ее в Петербург и в Ясную Поляну, в Самарканд и во Флоренцию (в которой бывал Достоевский - а вы это знали?). Разумеется, именно у Достоевского Элиф позаимствовала название для своей книги. Хотя в оригинале оно звучит несколько мягче - «Одержимые». Именно так переводят порой название романа.
Элиф Батуман тоже порой выглядит «одержимой», в хорошем смысле. Так, приехав в очередной раз к турецким родственникам и взявшись от нечего делать за «Путешествие в Арзрум», она вдруг обнаруживает, что Пушкин, оказывается, бывал на территории современной Турции, - и приходит от этого открытия в неописуемый восторг! «Захватывающим казалось уже само допущение, что в Турции когда-то ступала нога Пушкина. То же самое ощутил бы англичанин, узнай он, что в Англию заходил Иисус Христос».
А порой ее повествование начинает отдавать Булгаковым и чуть ли не Хармсом:
«Москва в 1998 году - как Париж времен Реставрации. Каспийский нефтепровод привлек крупнейшие в российской истории иностранные инвестиции. Город кишел дельцами. Мэр Лужков возродил петровскую Табель о рангах и задумывал строительство подземного города в пригородах. Государство прекратило финансирование работ по сохранению трупа Ленина на Красной площади, и оставшаяся без работы армия высококлассных бальзамировщиков занялась жертвами взрывов в мафиозных машинах и мумификацией нуворишей в мраморных мавзолеях».
Что это: фантазия, гротеск - или просто восторженную иностранку потчевали такими сведениями ее русские друзья?
Впрочем, если разобраться, не так уж и странны эти сближения. Между Россией и Турцией, оказывается, больше общего, чем кажется: «В моей книге я сравнивала русскую литературу с турецкой как
произведения двух разных миров. Но потом, работая журналисткой «Нью-Йоркера» в Турции, родной стране моих родителей, я везде узнавала бесов Достоевского. И я поняла, что русская литература не так уж далека и от турецкой реальности, - но это предмет для будущей книги (если будем живы)».
Энки Билал. «Никополь. Трилогия»
(«Ярмарка бессмертных», «Женщина-ловушка», «Холодный экватор»)
- Пер. с франц. М. Хачатурова
М.: Zangavar Cobalt
Французский графический роман в трех частях - серьезнейший аргумент против до сих пор существующего стереотипа «комиксы - это для подростков, не умеющих читать нормальные книги». Дело здесь не в некотором количестве эротических сцен (вполне сдержанных) и сцен вполне кинематографического насилия. А в невероятной насыщенности каждого квадратного сантиметра книжного разворота смыслами - выраженного как ярким цветовым пятном и решительной линией, так и порой довольно пространным текстом.
Подробные, как в галлюцинации, приключения нашего современника - астронавта 1990-х Никополя, оказавшегося после заморозки и разморозки в причудливом Париже и Африке 2030-х годов, где на равных действуют обожающие декадентский грим диктаторы, пришлецы, неотличимые от египетских богов, и, разумеется, роковые синевласки, пришелся по вкусу не только читателям, но и кинопродюсерам: в 2004 году Билал экранизировал свой роман в виде фантастического боевика под названием «Бессмертные: Война миров» - многие ли писатели могут таким похвастаться? Как и изобретением нового вида спора - "шахбокса", в котором боксерский раунд чередуется с партией в "быстрые шахматы": появившийся впервые на страницах "Никополя", он шагнул в реальный мир.
Остается добавить, что имя Никополь герой действительно получил от украинского города; а другого колоритного (во всех смыслах) персонажа, телепатического кота в ярко-зеленую полоску, зовут Гоголь. Так что выход русского издания - это, в некотором смысле, возвращение домой.