Текст и фото: Татьяна Шипилова
Первая книга — это сборник публикаций и рассказов, вторая — сборник стихов. Естественно, писателя спросили, как над книгой работалось и почему такое название — «Бремя черных»?
— Работа шла легко и с наслаждением. Все, что меня мучило и наполняло меня желчью, вошло в этот сборник. Название такое, потому что у меня самоощущение, сходное с Пятницей, которого Робинзон многому научил, уехал в Йорк, и этот несчастный должен был остаться среди дикарей. Мне позиция Пятницы близка: в Йорке я никому не нужен, а с дикарями дальше жить не могу.
Следующий вопрос из зала касался нового перевода пьесы Мольера: «Как появилась идея перевести "Мизантропа"?»
— Идея появилась не у меня, а у Гоголь-центра. И суть состояла в том, что, например, если у "Школы жен" был плохой перевод и можно было легко взяться за собственный перевод, то вот "Мизантроп" был переведен прекрасно, и мне пришлось его сильно осовременить. И перевод получился веселым. Но вот постановка меня уже пугает, правда, я ее еще не видел. Если вам не удается попасть на премьеру спектакля в Гоголь-центре, то приходите в воскресенье в театр Фоменко, я там буду читать эту пьесу полностью.
Далее прозвучал вопрос о легкости версификации: "Как с ней жить?"
- Называть поэта версификатором еще хуже, чем называть прозаика беллетристом. А легкость — кому бог дает, у кого она врожденная есть, тот так и пишет. И с этим связана определенная проблема:
мысль тонет в хороших стихах.
В этом кроется и проблема чтения "Онегина": пробиться сквозь легкость стихов школьнику трудно. В "Бремени черных" вас тоже не должна запутать некая легкость, именно поэтому там есть поэма "После Адорно", где нет рифмы, и на данный момент это одно из самых лучших моих произведений. Читать эту поэму трудно и неприятно, но если вы начнете именно с нее, то правильно сделаете: дальше будет проще и проще.
Далее последовал вопрос по поводу того, по какому принципу отбирались стихи, и осталось ли что-нибудь, что не вошло в сборник?
— Все, что было написано до октября 2018 года, вошло в сборник. Над композицией я тоже не заморачивался: напечатано все почти в том же порядке, в каком было написано. Просто выстроилась такая цельная композиция, отвечающая жизненной ситуации: чем дальше, тем сложнее, но зато веселее.
Продолжили разговор уже о прозаическом сборнике, в который вошли очерки и рассказы, опубликованные в «Русском пионере». У писателя поинтересовались, есть ли разница между написанием текста для книги или же для подобного издания?
— Есть. "Русский пионер" - это такое издание для элиты. Его редактирует Андрей Колесников. И я туда пару раз попал со своими очерками. Им можно чуть больше, чем всем остальным, и когда все бумажные издания вымрут, "Русский пионер" останется как развлечение для Рублевки. Там печатаются известные, богатые, медийные люди, и им нужно, чтобы хоть кто-нибудь оттенял их блеск и талант. Я им служу таким фоном. В сборник я вставил свои очерки оттуда и еще кое-что, в том числе три моих лучших рассказа.
В "Русском пионере" определяется тема номера, и все должны на эту тему импровизировать. Вот была тема "Чемодан", и я написал нечто такое странное, что оно в издание не вошло. Потом была тема "Кулисы", и тут все получилось. Затем была тема "Дар".
Чем страннее тема, тем легче и интересней импровизировать,
здесь есть некая легкость, которую может себе позволить только человек, живущий на Рублевке. Поскольку я там не живу, то иногда мне интересно представить себя в роли такого человека.
В прозаический сборник также вошел конспект будущего романа "Океан", о котором писатель немного рассказал:
— Выйдет он не раньше, чем через пять лет. До него я выпущу еще один роман о советской власти - "Истребитель", это будет конец трилогии и конец этой темы для меня. По поводу советской власти я уже кое-что понял, поэтому больше к ней возвращаться после этого романа не буду. А затем я подберусь к природе тайны, к природе понимания. "Океан" — прекрасная книга, от которой нельзя будет оторваться. Но сначала ее нужно будет написать на английском, чтобы избавиться от всех языковых клише. Это работа не трудная, но объемная, интересная и даже блаженная. И я постараюсь растянуть это удовольствие.
У писателя поинтересовались, почему сборник назван "Песнь заполярного огурца"?
— Потому что он посвящен проблемам мерзлоты. Многие олигархи ведь сейчас вкладывают в Север, а Север себя пиарит, как может. И вот в "Пионере" была как-то тема мерзлоты. Однажды Абрамовичу показали огурец, выращенный в Заполярье в теплице, и у него были смешанные чувства при взгляде на этот огурец: восторг, ужас, брезгливость. И я - вот такой огурец.
Я счел, что это самое лучшее название. И непонятное. Книгу с таким названием хочется купить.
Дмитрий Быков рассказал и о своем любимом античном авторе:
— Безусловно, Гораций. Из всех античных авторов он наиболее философ и наименее скандалист. Брюсовский перевод "Энеиды" [Овидия] явление даже более грандиозное, чем Гомер. Мне нравится Овидий, но именно его жизнь. Овидиевское ощущение жизни мне близко. Это тот самый случай, когда автор интересней своих произведений. Я не люблю вопросы про то, кого я люблю из современных авторов, потому что они живы и могут обидеться, а античные авторы уже не обидятся.
Из американских прозаиков XX века писатель выделяет Капоте, Стайрона, Шервуда Андерсена, гением считает Фолкнера, а вот Хемингуэя, за исключением нескольких его рассказов и "Старика и моря", Быков относит к подростковым писателям. Из современных американских назвал Франзена и Карберга.
— У русских писателей есть преимущество перед американскими. Американский писатель получает за книгу большой гонорар и спивается. Русский писатель большого гонорара не получает и продолжает писать, на что-то надеясь.
Следующий вопрос касался Виктора Пелевина: "За что вы его любите?"
— Не знаю. Это как любовь. За что я люблю любимую женщину? За то, что не успел подумать, а она уже сказала.
Писатель также рассказал, как его мама относится к экстремальной педагогике:
— Это была ее идея, и в вопросе о том, что после 40 лет учитель должен становиться методистом и учить других, только она считает, что это процесс нескольких месяцев, а я считаю, что это сделать можно быстро. Но вот в пятницу у меня школа, и сегодня один из ребят мне выдал свое мнение относительно "Онегина". Он сказал: "Я считаю, что "Онегина" нужно возводить не к Байрону, а к Стерну, и вообще этот роман - противостояние не Онегина и Ленского, а Байрона и Стерна". И вот какая с этими детьми нужна педагогика? Да им только академики могут преподавать! Это хорошо, что я читал Стерна и смог что-то процитировать, а если бы не читал, представляете, как бы я поплыл?!
По поводу того, что ждет литературу в мире гаджетов, Дмитрий Быков ответил:
— Я думаю, что в будущем важным станет иллюстративный ряд, чтобы книга несла еще и визуальную информацию.
Будет найден некий компромисс между графическим и обычным романами.
Будет развиваться сетевая структура и усложняться содержание.
Что Дмитрий Быков думает о красоте? Писатель объяснил:
— У меня Гегелевское понимание красоты. Прекрасно то, что последовательно, цельно, доведено до максимума. И это распространяется и не на эстетические вещи. Современная Россия приближается к моему стандарту красоты.
На футболке Быкова изображен Хемингуэй - естественно, его и об этом спросили. Писатель не скрывал, откуда эта футболка у него:
— Я в магазине в Нью-Йорке искал Капоте, а его не было. Были только Фолкнер и Хемингуэй. Фолкнер мне близок, но он так пил! Хемингуэй все-таки не так. И еще Фолкнер упал с лошади, а Хемингуэй застрелился - мне это больше нравится.
Последний вопрос касался рубрик, которые ведет писатель в "Новой газете" и "Собеседнике". Чего ждать нового?
— А я вам не расскажу. У нас мозговой штурм на следующий год будет только 8 декабря. Я придумал шесть новых рубрик, но не расскажу о них, а то потом пойдете и «Коммерсанту» все выложите. Или еще хуже - «Нью-Йорк Таймс», шпионы-то везде! Все только и ждут, когда выйдет что-нибудь новенькое в "Собеседнике". И вообще вся мировая культура потыривает у меня. Но "Собеседник" вас удивит. И главное - тем, что выживет, ибо мы нашли деньги на следующий год!
В конце Дмитрий Быков прочитал стихи из своего нового сборника и настоятельно порекомендовал приобрести эту книгу.