Текст: Мария Воронова
Мицкевичу выпало жить в трудные времена. За три года до его рождения произошел третий - последний - раздел Речи Посполитой, после которого страна прекратила свое существование на 123 года. Большую часть жизни Мицкевич провел в эмиграции, но, можно сказать, носил родину в сердце. Только вот что считать его родиной? Городок Новогрудек, где родился Мицкевич, раньше принадлежал Литве; сегодня это территория Белоруссии. Кстати, поэтому три страны до сих пор спорят о национальной принадлежности поэта. И в одном из самых известных произведений Мицкевича, «Пан Тадеуш», положившем начало реализму в польской литературе, речь идет о Литве:
- Litwo, Ojczyzno moja! ty jesteś jak zdrowie;
- Ile cię trzeba cenić, ten tylko się dowie,
- Kto cię stracił.
- (Литва! Отчизна милая, подобна ты здоровью:
- Тот истинной к тебе исполнится любовью,
- Кто потерял тебя.)
В творчестве поэта нашли отражение и другие страны, сыгравшие особую роль в его жизни. Нетрудно догадаться, что одной из них стала Россия, в состав которой вошли восточные земли Речи Посполитой (и Литвы, соответственно) в 1795 году. Сюда Мицкевич был «сослан» из Вильнюса за чрезмерно патриотические настроения (а именно веру в то, что Польши способна обрести независимость), которые были популярны в тайном «Обществе филоматов» Виленского университета, куда, естественно, входил поэт.
В России, в «почетной ссылке», Адам Мицкевич провел около пяти лет: за это время он путешествовал по стране - побывал не только в центральной России, но и в Крыму, после чего и родился цикл восемнадцати «Крымских сонетов», пропитанных необычными для западной поэзии восточными мотивами. Открывает цикл стихотворение «Аккерманские степи» (Stepy akermańskie), наполненное тоской по Литве…
- Stójmy! - jak cicho! - słyszę ciągnące żurawie,
- Których by nie dożcigły źrenice sokoła;
- Słyszę, kędy się motyl kołysa na trawie,
- Kędy wąż żliską piersią dotyka się zioła.
- W takiej ciszy! - tak ucho natężam ciekawie,
- Że słyszałbym głos z Litwy. - Jedźmy, nikt nie woła.
- (Как тихо! Постоим. Мне слышится вдали,
- Как, скрытые от глаз, курлычут журавли,
- Как выползает уж из логова ночного,
- Как замер мотылек… Так сон глубок травы,
- Что, кажется, смогу почуять зов с Литвы…
- Молчание. Ни отзвука. Ни слова.)
- (Перевод В. Б. Коробова)
В России Мицкевич успел войти в круг передовых поэтов своего времени. Профессор, издатель «Вестника Европы» Каченовский познакомил его с журналистом Николаем Полевым, тот, в свою очередь, представил его близкому другу Пушкина Сергею Соболевскому, который однажды, в октябре 1826 года, отправил Мицкевичу записку: «Не забудь же прийти, kochany (дорогой) Адам. Я объявил о нашем приходе Пушкину. С ним случится удар, если ты не придешь». Превосходный импровизатор, он почти мгновенно покорил своих новых знакомых, а сам Пушкин на слова Жуковского «Ведь он заткнет тебя за пояс» ответил: «Он уже заткнул меня».
Историки польской и русской литературы уже более полутора веков занимаются темой сложных отношений двух великих поэтов-романтиков - Адама Мицкевича и Александра Пушкина. В этих отношениях нашлось место как для дружбы, взаимного признания, уважения, литературного сотрудничества (поэты занимались переводами произведений друг друга), так и для острой историософской полемики, развернувшейся на страницах их произведений.
Достаточно назвать третью часть поэмы Мицкевича «Дзяды» (1832). Речь в этом отрывке идет о Мицкевиче и Пушкине, которые, «укрывшись под одним плащом», стояли около памятника Петру Великому и, хотя впервые встретились только несколько дней назад, «речь вели, как с братом брат». Один - «гонимый царским произволом, сын Запада, безвестный был пришелец», а «другой был русский, вольности певец, будивший Север пламенным глаголом». Мицкевич ставит вопрос о справедливости самого существования Петербурга и Российской империи, о тех жертвах, которые были брошены в фундамент имперской столицы - в прямом и переносном смысле.
Однако у Александра Сергеевича был абсолютно другой взгляд на положение дел. Во вступлении к «Медному всаднику» Пушкин явно полемизирует с Мицкевичем, в совершенно ином ключе рассуждая о политике русских правителей.
В 1832 году, уже уехав из России, Мицкевич написал стихотворение «Русским друзьям», в котором горячо осудил подавление польского восстания 1830—1831 годов и призвал русский народ бороться с царизмом, а не «поддерживать» подобные военные триумфы Николая I. Пушкин принял этот поэтический выпад на свой счет и спустя два года ответил польскому антагонисту тоже в стихах, посвятив ему стихотворение «Он между нами жил…». И это пушкинское произведение стало своего рода каноном, который определяет отношение наших соотечественников к Мицкевичу до сих пор.
После отъезда Мицкевича из России в мае 1829 года они уже больше не увиделись. Вести о смерти Пушкина застали польского поэта в Париже, Мицкевич был ошеломлен и подавлен. Во французском журнале Le Globe, вышедшем 25 мая 1837 года, появилось биографическое и литературное известие о Александре Сергеевиче за подписью «друг Пушкина» (un ami de Pouchkine).
В противостоянии двух крупнейших поэтов невольно отразилось напряжение между польским и русским народами, существовавшее как на протяжении всего XIX века, так и позднее. Но говоря о Мицкевиче, мы вспоминаем не то, как уже перед смертью от холеры, заставшей Мицкевича в 1855 году в Константинополе, он занимался созданием польского легиона для помощи Англии и Франции в Крымской войне, а веские, полные сдержанной горести строки Пушкина:
- Он между нами жил
- Средь племени ему чужого; злобы
- В душе своей к нам не питал, и мы
- Его любили. Мирный, благосклонный,
- Он посещал беседы наши. С ним
- Делились мы и чистыми мечтами
- И песнями (он вдохновен был свыше
- И свысока взирал на жизнь). Нередко
- Он говорил о временах грядущих,
- Когда народы, распри позабыв,
- В великую семью соединятся…