Евгений Боратынский. 2 марта

Евгений-Боратынский-Мои-любимые-поэты

Текст: Дмитрий Шеваров

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

«Я был любим...»

Я был любим, твердила ты
Мне часто нежные обеты,
Хранят бесценные мечты
Слова, душой твоей согреты;
Нет, не могу не верить им:
Я был любим, я был любим!
Все тот же я, любви моей
Судьба моя не изменила:
Я помню счастье прежних дней,
Хоть, может быть, его забыла,
Забыла милая моя, —
Но тот же я, всё тот же я!
К свиданью с ней мне нет пути.
Увы! когда б предстал я милой, —
Конечно, в жалость привести
Ее бы мог мой взор унылой.
Одна мечта души моей —
Свиданье с ней, свиданье с ней.
Хитра любовь, никак она
Мне мой романс теперь внушает;
Ее волнения полна,
Моя любезная читает,
Любовью прежней дышит вновь.
Хитра любовь, хитра любовь!
Евгений Боратынский
31 ноября 1825 года

- Что это еще за 31 ноября?! - удивится наш внимательный читатель.

Но - не спешите ругаться. Это не опечатка. Мы знаем, что такого числа в общепринятом календаре нет. Но что делать, если в календаре русской поэзии такой день есть, и ввел его туда одним росчерком пера гениальный Боратынский. Можно спорить о том, ошибка это, розыгрыш или поэт был всерьез убежден в том, что именно такого числа не хватает русским людям для счастья - но есть альбом кузины Натали, где это число ясно обозначено рукой поэта. Есть самое авторитетное собрание сочинений Боратынского, подготовленное М. Гофманом в начале ХХ века, где под стихотворением «Я был любим, твердила ты…» стоит дата: 31 ноября.

При жизни поэта стихотворение не печаталось, поэтому трудно сказать, внес бы он в публикацию правку или оставил бы нам эту загадку. Загадок, кстати, в рукописи хватает. В альбоме под стихотворением подпись неизвестной рукой: «В Москве. Dim on joua aujourd'hui Freischutz. Composé par Eugène Boratinsky mon cousin Nathalie». Перевод: «Воскресенье, сегодня играли Вольного стрелка. Сочинено Евгением Боратынским моим кузеном Наталия».

«Вольный стрелок» - опера К. Вебера А вот о кузине Наталии, увы, нам ничего не известно. И все-таки: могла ли дата «31 ноября» быть шуткой поэта? В пользу этого говорит то, что и само стихотворение написано с улыбкой. Возможно, но все-таки с датами поэты шутят редко. Да и время для шуток не совсем подходящее: в стране траур по императору Александру I. Да и не в характере Боратынского розыгрыши. Он говорил: «На Руси много смешного, но я не расположен смеяться…» В том же ноябре 1825 года писал другу: «Судьба для меня не сделалась милостивее… Теперь именно начинается самая трудная эпоха в моей жизни…»

Трудно поверить и в случайную ошибку в дате. По воспоминаниям современников, Боратынский был на редкость педантичным человеком. Рассеянностью он не страдал. Все мемуаристы говорят о его ясном и строгом уме. «Едва ли можно было встретить человека умнее его», - вспоминал князь П. А. Вяземский. При этом он бывал «остроумен, игрив, но все это как умный человек, а не как поэт».

Если вы посмотрите на портреты Боратынского, то они сразу напомнят вам об Олеге Янковском. Вот кто мог бы блестяще сыграть Боратынского в кино! И ведь роман замечательный есть о поэте («Недуг бытия» был написан Дмитрием Голубковым в конце 1960-х годов), и давно можно было бы экранизировать его. Но - время упущено. И нам остается «Тот самый Мюнхгаузен», где волею Григория Горина в главном герое не остается ничего от забавного немецкого барона, сочинявшего небылицы. Баронского в горинском Мюнхгаузене столько же, сколько было его в бароне Дельвиге. Это вообще очень русский поворот судьбы: снимали о чем-то далеком, чужом и смешном, а получилось - о близком, нашем и трагичном. Получилось, что Мюнхгаузен - русский поэт. И Янковский до боли похож на Боратынского. «Такие люди смотрят на жизнь не шутя, - писал о Боратынском современник, - разумеют ее высокую тайну, понимают важность своего назначения и вместе неотступно чувствуют бедность земного бытия».

Кстати, помните: Мюхгаузен в фильме датирует свое письмо 32 мая, на что ему все кричат: «Такого числа нет!». И он пытается объясниться: «Послушайте же наконец!.. Я открыл новый день. Это одно из самых великих открытий, а может, самое-самое… Я шел к нему через годы раздумий, наблюдений… И вот оно пришло — тридцать второе!..»

Евгений Боратынский, назвавший свой знаменитый сборник «Сумерки», знал, как тянет нас в ноябре к огням, свечам, к освещенным окнам; как дороги нам в эту пору даже маленькие подарки. Вот он и подарил нам еще один день осени.