Текст: Михаил Визель
Фото Джеффа Маккормака с сайта галереи Francesca Maffeo Gallery
В апреле 1973 года, завершив долгий гастрольный тур концертами в Японии, 25-летний Дэвид Боуи с тремя спутниками взошел в Нагасаки на борт теплохода "Феликс Дзержинский" и отправился в советский порт Находка. Там он сел в купейный вагон советского поезда, и 30 апреля на нем прибыл в столицу СССР, город-герой Москву .
Что заставило экстравагантную рок-звезду, привыкшую уже к пятизвездным отелям, совершить столь длительное и, что ни говори, утомительное путешествие? Во-первых, боязнь авиаперелетов и любовь к поездам. Боуи был уверен, что до окончания 76-го для него лично существует опасность погибнуть в авиакатастрофе и потому следует избегать авиаперелетов. Но была и более серьезная причина: Дэвид Боуи, давно к тому времени практиковавший экстравагантные одеяния и грим не только на сцене, но и в жизни, привык быть чужаком. И даже находил в этом определенный внутренний комфорт. Конечно, худощавый англичанин в немыслимой кепочке и с крашеными волосами смотрелся дико на сибирском полустанке - но не более дико, чем на лондонской улице.
Самого же Боуи величавые лесные просторы Сибири просто очаровали. "Целыми днями мы ехали вдоль величественных лесов, рек и широких равнин, - писал он поклоннице, журналистке "девочкового" журнала Шерри Ванилле. - Я и подумать не мог, что в мире еще остались такие пространства нетронутой дикой природы. То, что представилось моим глазам, было подобно проникновению в другие времена, в другой мир и произвело на меня мощнейшее впечатление. Было довольно странно сидеть в поезде, который сам по себе является продуктом современных технологий, и путешествовать сквозь места, настолько чистые и не испорченные человеком».
Не в меньшей степени очаровали английского рок-музыканта две простые русские девушки, проводницы Таня и Надя. Как уверял он Шерри, они готовили ему весь день вкуснейший чай, а по вечерам он играл им свои песни на гитаре - а те, не понимая ни слова, улыбались и после каждой песни хлопали в ладоши. А на остановках покупали ему мясные рулеты и "местный йогурт" (т.е. варенец). Не исключено, что в столь располагающей обcтановке Боуи и сочинял песни - которые потом могли войти в альбом с подходящим названием Station to Station.
Закончилось это путешествие на Красной площади - Боуи снял номер в "Национале" и через окно лицезрел первомайскую демонстрацию.
В 76-м году Дэвид, переживавший в то время свой "берлинский период», снова съездил в Москву, на сей раз с Игги Попом. На границе у него отобрали и разорвали на мелкие кусочки несколько номеров журнала Playboy и прямо оттуда же приставили "гида", который выглядел обыкновенным соглядатаем, - кем, по-видимому, и являлся.
В 96-м году Боуи, уже рок-динозавр, вернулся в Москву последний раз. На сей раз с концертом - и этот концерт в Кремлевском дворце оказался самым неудачным и провальным во всей его карьере: первые ряды, оборудованные столиками с закуской, заняла богатая публика, пришедшая из соображений престижа и ничего не смыслящая в музыке Боуи. Кто-то из господ зрителей просто уснул на глазах у потрясенного артиста.
Но что же с ним было не так? Почему выдающийся артист, рок-хамелеон, экспериментатор, создатель новых стилей, так и не снискал народной любви в стране, к которой он явно питал по меньшей мере интерес?
Легендарный радиоведущий Сева Новгородцев объяснял это просто. Простому народу в СССР был нужен максимально понятный пафос: задорные мелодии, как у Маккартни, мощнейший голос, как у Планта, хитрозакрученные запилы, как у Блэкмора. А Боуи был слишком тонок, слишком изыскан.
Обо всем этом на Красной площади рассказал собравшимся музыкальный журналист Борис Барабанов. Добавив, что эта его уже неоднократно прочитанная лекция (сам он предпочитал слово "устная история") - канва для книги, которую он надеется представить через год на этом же месте.