Текст: Фёдор Косичкин
Хорхе Луис Борхес - одно из тех писательских имен, которые принято произносить с почтением, даже не читая их произведений. Но в отличие от неподъемных романов-эпопей Джойса, Толстого или более близкого ему Гарсии Маркеса, причудливые миниатюры аргентинского мастера «замурованных текстов» вполне доступны к ознакомлению, даже если вы не располагаете двумя параллельными жизнями, в которых нет работы и сериалов. Правда, краткость рассказов и эссе оборачивается тем, что от их количества разбегаются глаза. Мы выбрали на свой вкус (и доверяя собственным юношеским воспоминаниям) «первую дюжину», с которой можно начать вхождение в мир - или, точнее, в миры Борхеса.
И расположили для простоты в алфавитном порядке.
Алеф (1949)
Алфавитная подборка начинается с «Алефа», и это не случайно, потому что это первая буква древнейшего алфавита. Это один из важнейших и один из немногих «повествовательных» рассказов Борхеса, в котором есть протяженный по времени сюжет и герои, вступающие между собой в диалоги. А также - комбинирование разных тем, что дает основание считать «Алефа» маленькой повестью. Сюжет сводится к тому, что рассказчик в течение многих лет раз в год посещает дом своей умершей возлюбленной, пока наконец не сдружается с ее братом - посредственным поэтом, сочиняющим длиннейшую поэму, описывающую весь мир. Рассказчик удивляется, как ему это удается, - и оказывается, что у них в доме под лестницей находится алеф - точка выхода в надпространство, откуда можно одним взглядом охватить весь мир.
Аналитический язык Джона Уилкинса (1952)
Это коротенькое эссе, посвященное реально жившему богослову и лингвисту XVII века, предпринявшему отчаянную попытку создать идеальный язык, не слишком выделялось бы из обычных популяризаторских журнальных статей - но именно в нем Борхес приводит (а скорее всего - придумывает) «классификацию животных», якобы позаимствованную им из некой китайской энциклопедии. Начинающуюся с «животных, принадлежащих императору» и заканчивающуюся «бегающими как сумасшедшие» и «разбившими цветочную вазу». И эта издевательская и немыслимая «классификация» с того времени стала символом бесплодности попытки упорядочить то, что упорядочить невозможно.
Вавилонская библиотека (1941)
Описание книжного рая, в котором есть все когда-либо написанные книги на всех языках, включая те, на которых никто никогда не говорил. Во всяком случае, никто из смертных. Потому что - «какое бы сочетание букв, например: дхцмрлчдй - я ни написал, в божественной Библиотеке на одном из ее таинственных языков они будут содержать некий грозный смысл». После появления интернета стало ясно, что Борхес описал именно его. Но как он мог это сделать в 41-м году?!
Загадка Эдварда Фитцджеральда (1952)
Биографический очерк, посвященный первому переводчику на европейский (английский) язык рубаи Омара Хайяма[1]. Который, уверяет Борхес, не просто перевел, но реконструировал разрозненные поэтические миниатюры средневекового астронома и государственного мужа, воссоздав из них цельное законченное произведение, а из самого Хайяма - великого поэта. Мало того: Омар Хайям и Эдвард Фитцджеральд, уверяет нас Борхес, - это и есть единый двусоставный поэт, половинки которого оказались разнесены на многие века и тысячи километров.
Лотерея в Вавилоне (1944)
«Как все мужчины в Вавилоне, я побывал проконсулом; как все - рабом; изведал я и всемогущество, и позор, и темницу. Глядите, на правой руке у меня нет указательного пальца. Глядите, сквозь дыру в плаще видна красная татуировка на животе - это вторая буква, "бет". В ночи полнолуния она дает мне власть над людьми, чей знак буква "гимель", но подчиняет меня людям с "алефом", которые в безлунные ночи должны покоряться людям с "гимелем". В предрассветных сумерках, в подземелье, я убивал перед черным камнем священных быков. В течение лунного года я был объявлен невидимым: я кричал, и мне не отвечали, воровал хлеб, и меня не карали. Я познал то, чего не знают греки, - неуверенность. В медной камере, в виду платка безмолвного душителя, меня не покидала надежда; в потоке наслаждений - панический страх». Лотерея, в которой разыгрываются не суммы, а судьбы - ключевая метафора XX века, в котором люди оказываются выбиты из предначертанных траекторий с легкостью жуков под сковырнутым камнем. Нам ли, пережившим революцию и перестройку, этого не знать. «Этот город - это Вавилон, и мы живем в этом Вавилоне», - уверял БГ. Явно не без влияния ХЛБ.
Оправдание лже-Василида (1932)
Василид - основатель гностической школы II века, учивший, что наш мир сотворен не Богом, а некоей испущенной Богом эманацией божества, которая, в свою очередь, испустила другую эманацию, и так 365 раз, и эта-то последняя эманация, в которой божественного уже почти не осталось, и сотворила наш мир - чем и объясняется его вопиющее несовершенство. Поразительна, однако, не эта воспаленная и головоломная мистика, а то, что Борхес умудряется сделать из нее увлекательное повествование.
Письмена бога (1949)
Притча о брошенном испанцами в темницу ацтекском жреце, который в пятнах на шкуре ягуара после величайшего напряжения прозрел заклинание, произнесения которого будет довольно, чтобы Империя возродилась. Но жрец не произносит его - потому что тогда он забудет сам себя. Можно сказать, что здесь Борхес предвосхитил семиотику - науку о знаках, которые не всегда записываются буквами алфавита.
Поиски Аверроэса (1949)
Комическая история, можно сказать, анекдот, о средневековом мусульманском философе, который, переводя трактат Аристотеля, сталкивается с серьезной проблемой: в рукописи многократно встречается слово «драма», а он не имеет ни малейшего представления о театральном искусстве. И при этом не может, несмотря на всю свою ученость, уразуметь, что приехавший из Китая путешественник, описывающий увиденное там театральное представление, рассказывает ровно то, о чем пишет Аристотель! И, как всегда у Борхеса, анекдот переходит в философскую притчу - об ограниченности нашей учености и границах познания.
Пьер Менар, автор «Дон Кихота» (1939)
Самый, наверное, знаменитый текст Борхеса, справедливо считающийся открытым манифестом постмодернизма. Смысл его в том, что некий писатель, Пьер Менар, ставит своей целью переписать «Дон Кихота». Точнее, не переписать, а переосмыслить - так, чтобы не изменившийся ни на букву текст XVII века наполнился новыми смыслами. Например, если для Сервантеса утверждение «История - мать истины» — это констатация общепризнанного, то для Менара - горькая насмешка. Таким образом, Пьер Менар оказывается не только отцом постмодернизма с его «всё уже было», но и предтечей концептуализма, утверждающего тотальную зависимость текста от контекста.
Роза Парацельса (1983)
Миниатюрный шедевр позднего Борхеса, уже не написанный, а наговоренный им по причине полной слепоты - притча об учителе и ученике, которые не нашли друг друга, как лиса и журавль из басни. Но гораздо трагичнее.
Сад расходящихся тропок (1941)
Еще один рассказ-символ, рассказ-манифест. На сей раз - манифест гипертекста как принципа построения текста и стоящего за ним менталитета. В 1916 году, в разгар Первой мировой, живущий в Великобритании китаец Ю Цун приезжает в гости к синологу Стивену Альберу, и тот раскрывает гостю смысл незаконченного романа, написанного мнимым прадедом Ю Цуна, Сюй Пэном. Оказывается, это не «ворох бессвязных черновиков», а самый настоящий гипертекст - попытка учесть все возможные варианты развития событий. Воплощением которого и стал Сад расходящихся тропок, по которому они прогуливаются, беседуя. Но восхитительная прогулка дорого обходится им обоим: работающий на немецкую разведку Ю Цун вынужден убить Альбера, чтобы его немецкое начальство, прочитав об этом в газетах, поняло, что бомбить нужно французский город Альбер - именно там сосредоточен парк английской артиллерии.
Тлён, Укбар, Orbis tertius
Символично, что наш список, начавшись «Алефом» - альфой вселенной Борхеса, заканчивается «Тлёном…» - самой развернутой и масштабной его интеллектуальной мистификацией. Характерен уже зачин: «Зеркала и совокупления отвратительны, ибо умножают количество людей». Утверждающий, таким образом, тождественность реального и кажимого. После такого начала воспринимается как нечто само собой разумеющееся история поисков вымышленной страны Тлён по старинным энциклопедиям и атласам. Как бы мы сказали сейчас - в виртуальной реальности.