Текст: Михаил Визель
Обложки с сайтов издательств
Последние лет десять Пелевин выпускает по одной книге в год. И это оказывает на рынок прозаических новинок примерно такой же эффект, как выход очередной части «Мстителей» на рынок киноблокбастеров: все прочие могут до следующего уик-энда, как говорили некогда, пойти покурить. Или, как актуальнее сказать сейчас, заняться ЗОЖем.Воспользуемся и мы этим случаем; и накануне нового осеннего культурного сезона рассмотрим наконец три необычные книги этого лета, проходящие по цеху поэзии.
Оксана Васякина, Екатерина Писарева. «Ветер ярости»
М.: АСТ, Ангедония, 2019
Книга стихов и разговоров поэтессы Оксаны Васякиной с критиком Екатериной Писаревой о сибирском взрослении, о смерти матери, об обретении себя и принятии своей альтернативной сексуальности, о нелегком (и ничуть не альтернативном - «это многих славный путь») вхождении в столичный контекст. Но в основе книги - поэтический цикл «Ветер ярости», не случайно давший ей название. Оксана в этом году победила на премии «Лицей» с подборкой "Сибирь", тоже вошедшей в эту книгу. Эта победа, с одной стороны, вызвала изумление, учитывая эстетическую новизну и радикальный феминизм Васякиной, но с другой - была воспринят с удовлетворением. Именно благодаря "Ветру ярости". Потому что этот небольшой корпус текстов успел обрести статус культового: Оксана распечатывала его на принтере и передавала из рук в руки. Причем долгое время - принципиально только в женские руки. Ведь его тема - насилие. В первую очередь домашнее. И в наипервейшую - сексуальное. Причем понимаемое чрезвычайно широко. Насилие над женщиной, убеждена Васякина, - это не только криминальные ситуации, прямо подпадающие под действие УК, но вообще весь быт:
все эти женщины изуродованные насилием. убитые.
заморённые чувством вины. униженные. сломанные.
лежат в земле
идут по земле — в сад
за детьми — плодами домашнего насилия.
в магазин за хлебом и молоком —
чтобы накормить своего насильника.
Этот пассаж поэмы (будем ее так называть) заканчивается откровенным и грубым описанием домашнего добровольно-принудительного секса, которое, как ни удивительно, вызывает в памяти совсем другое описание, считающееся образцом «высокой эротики»:
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаешься мне нежна без упоенья…
Но неужели Пушкин воспроизводит здесь как раз ту самую сурово порицаемую современной женщиной ситуацию домашнего насилия? Неужели он «наше всё» и в этом? Когда я спросил об этом (под замком) моих фейсбучных друзей, мнения резко разделились. Причем, как ни банально, по половому признаку: мои в основном филологические друзья мужеска пола доказывали, что это две совершенно разные ситуации, а филологические дамы, напротив, признавали, что ситуация им хорошо знакома и не то чтобы приятна…
То, что Оксана Васякина заставляет снимать автоматизм восприятия и задумываться о Пушкине как о актуальном поэте и живом мужчине - это уже замечательно; но является ли ее книга поэтической сама по себе или же скорее ее следует считать концептуальным жестом - вопрос растяжимый.
Дмитрий Данилов, Игорь Караулов, Юрий Смирнов. «Русские верлибры»
М.: Флюид, «Книжная полка Вадима Левенталя», 2019
На первый взгляд эта книга - полная противоположность предыдущей. Во-первых, авторов трое. Во-вторых, все трое - мужчины зрелых лет, при этом один из них авангардный романист и драматург, второй - переводчик, третий - сценарист. А главное, их тексты - это не яростные публицистические манифесты, а все-таки поэзия par excellence; точнее - длинные нарративные верлибры. И вот с этим самая большая загвоздка.
«На Западе вообще последние сто лет верлибр — магистральная линия развития поэзии, - справедливо напоминает в предисловии составитель Вадим Левенталь. - До недавнего времени девять из десяти верлибров, написанных по-русски, как раз и выглядели как подражание западной, в основном американской университетской поэзии, а то и как неловкий ее перевод». Эти же авторы, уверяет он, - совершенно оригинальны. И читать их надо не как стихи, а как слушать речь человека, который хочет рассказать что-то очень важное и старается поточнее выразить свою мысль. И поэтому делает большие паузы между словами и оборотами. Вот эти паузы - это и есть обивки между строками.
Такое определение верлибра эффективно, но все-таки несколько однобоко. На самом деле в «свободных стихах» (именно так буквально переводится vers libre) есть все те внутренние переклички звуков, ритмов, смыслов, которые делают просто «мысль изреченную» - стихами. Особенно это заметно у Юрия Смирнова, выделяющего ударные места своих небольших поэм созвучиями и даже рифмами.
Первую птицу в своей жизни
Он увидел,
Когда eще ничего не видел.
Иx c мамой только вернули в палату.
Ее, порванную теплым железом.
Его, с чуть примятым черепом.
Но живых.
Они улыбались друг другу.
Лежали на жесткой советской койке.
На подоконник явилась сойка.
Красивая,
Как божья кожа.
Клюв — как ангельский штык.
Мама сказала: это к счастью.
Ты будешь счастлив,
Мой внутренний мальчик.
А значит, я буду тоже
Жива.
Но, с другой стороны, по текстам Игоря Караулова невозможно не заметить, что они обладают тем признаком, который Пушкин относил к хорошей прозе: «Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат». И с третьей - медитативные пейзажи Дмитрия Данилова - это действительно ни стихи, ни проза, а что-то третье. Как плазма - не жидкое, и не твердое, и не газообразное, а отдельное состояние вещества.
«Перед нами начало новой мощной традиции в русской литературе», - уверяет Левенталь. О новизне можно поспорить, но мощь уже заметна.
Лев Оборин. «Солнечная система. Космические стихи»
Художник: Эя Мордякова М.: Livebook, 2019
Книга поэта и литературного критика Льва Оборина обескураживает в другую сторону: это просто стихи. И с очень простой идеей: солнечный ветер, изображенный в виде антропоморфной фигурки, пролетает сквозь Солнечную систему, останавливаясь на каждом из ее объектов. Которых, впрочем, гораздо больше, чем обычно проходят в школе: видно увлечение автора астрономией, далеко выходящей за рамки школьного курса. Но сами стихи словно бы слишком традиционные, слишком простые, словом - детские. Вот - о Венере:
Она светла и непонятна.
Она вращается обратно.
Она небесная свеча.
Она безумно горяча.
Когда-то думали, что это
такая, как Земля, планета,
что под покровом облаков
моря среди материков.
Что на приветливой Венере
живут растения и звери,
но оказалось, что она
до ужаса раскалена!
Да, жизни нету на Венере,
в ее горячей атмосфере,
и у богини красоты —
дыханье углекислоты.
Как мы видим, под очень простой традиционной формой - вполне научно выверенное содержание. Лишь дополняемое, но не корректируемое прозаической частью. Так что перед нами на самом деле жанровый эксперимент, не уступающий по смелости замысла радикальным верлибрам - научные стихи. Так писывали Ломоносов и Брюсов, но в XXI веке по-русски до Льва Оборина - еще не писал никто.