Фото: pixabay.com
Случилось мне в Бразилии попасть в пренеприятнейшее положение из-за куска торта. Меня обвинили в расовой дискриминации. И вовсе не потому, что тортом был неполиткорректный «Негр в пене». Такое название в Рио-де-Жанейро я, разумеется, озвучивать бы не стала.
Русскому человеку трудно понять, почему негра нельзя назвать «негром». Ну, потому что он негр, на самом деле, negro — «чёрный», у него чёрная кожа, он чернокожий, как ни крути. То есть попросту — чёрного цвета. Для нас в этом слове нет ничего кроме цвета кожи.
Можно, например, понять, что слово «инвалид» не совсем приятно, особенно там, где жив латинский корень invalidus, что значит «бессильный, недействительный, обесцененный».
Но что не так с negro?
В Бразилии к тому времени, когда произошёл мой досадный конфуз, мы прожили уже не один год, со всеми мирно. Меня только однажды удивило, когда в школе просили расписку, что родители не против чернокожих одноклассников.
И вот нас пригласили на день рождения девочки в русскую семью, несколько человек, и две семьи бразильцев. Стол накрыли во дворе собственного дома.
Сами бразильцы отмечают детские дни рождения с размахом, приглашают весь класс, всех родственников. Устраивают пикник или вечеринку на патио кондоминиума. У каждого дома есть площадка или этаж для праздников, с грилем и мангалами, туалетами; так что ни разу не видела, чтобы день рождения отмечали в квартире. Некоторые берут специально кредит. Зовут аниматоров, заказывают декорации, ставят батут, и нанимают выездную кухню с фуршетом: всегда попкорн, кока-кола, мини-бургеры, местные закуски, для взрослых — пиво.
Однажды наша попытка угостить детей фруктами, соками и пирожными вместо традиционного набора провалилась с оглушительным треском. Дети страшные консерваторы во всём, что касается привычного уклада.
Здесь же день рождения решили отпраздновать «по-нашему». Гостей было мало, все белые, или почти белые, так уж вышло. В доме оказалась, кроме нас, чернокожая женщина со своим сыном, который мирно играл с хозяйской дочерью, именинницей. Надо пояснить, что женщина незнакомая, оказавшаяся случайно. Она, по доброй бразильской традиции, опоздала на пару часов со своим делом, что-то там фотографировала. Мы же, по традиции русской, сидели за столом.
Разговор совершенно не клеился. Бразильцы оказались мало знакомы с иностранными обычаями, на селёдку под шубой смотрели дико, к оливье не притронулись, осторожно нарезали на пустой тарелке ножом пирожки с картошкой.
Со взрослыми тоже бывает иногда ужасно трудно.
Единственное блюдо, которое они могли понять — торт. Сладостям все народности покорны. К нему и приступили, оставив печальную селёдку (между прочим, невероятный деликатес здесь, вещь небывалая и в высшей степени экзотическая). Отрезали кусочек и случайной гостье. За столом места мало, ну и вроде все свои. Возьми и скажи чернокожей незнакомке: «Вы можете поесть на кухне». Это была ошибка. Большая ошибка!
Господи, как эта женщина кричала! Эта пышная чернокожая южноамериканка, крепкая и дородная, мощная как дизельный двигатель. В потоке крика, из которого я едва бы могла что-то разобрать, не было ни малейшего просвета, ни единой секунды или паузы, чтобы набрать воздуха для очередного залпа. Дети испугались и сбежали за дом, гости притихли. Гостья грозила полицией и невесть чем ещё. Её удалось вежливо проводить, но слова она так и не дала вставить.
Позже мне объяснили, что на кухне ест прислуга. Здесь и по сей день жива привычка готовить на кухне, а кушать — в столовой.
В России-то на кухне едят все. Не только едят, ещё и пьют чай! И не просто tomar chá (принять, выпить чая), а целый ритуал, не менее важный чем китайская церемония, только безо всяких церемоний. Отрада русскому человеку. Как у Блока:
На улице — дождик и слякоть,
Не знаешь, о чём горевать.
И скучно, и хочется плакать,
И некуда силы девать.
...
За верность старинному чину!
За то, чтобы жить не спеша!
Авось, и распарит кручину
Хлебнувшая чаю душа!
Вот что для русского человека чай за маленьким столиком, покрытым старой клетчатой в цветочек клеёнкой в кухоньке на пять квадратных метров. Там готовят ужин и уроки, принимают гостей, и ведут долгие беседы за полночь. На русской кухне кипят самые бурные страсти, разыгрываются самые мятежные драмы и текут самые душевные разговоры.
В Бразилии нужней охлаждающие напитки. Остужающие.
Когда-то и в русских домах были столовые. Помните, как возмущённо просил Филипп Филиппович в «Собачьем сердце» у Булгакова: «предоставить возможность принять пищу там, где её принимают все нормальные люди, то есть в столовой».
Советские времена буржуйские привычки вытеснили, а хрущёвские дома строили вовсе с мыслью, что человеку светлого советского будущего вообще не пристало готовить и есть дома, а только в столовой общественной.
В Бразилии же на кухне и стола нет. Зато есть прислуга, вернее, помощницы по хозяйству, у каждой семьи, которая может себе это позволить. На кухню посылают прислугу.
Ещё недавно многочисленным чернокожим уборщицам, помощницам, нянечкам, сиделкам, гувернанткам, кухаркам запрещалось входить через парадный вход, а подниматься в квартиры через особый, служебный подъезд и чёрный ход, на кухню. Недавно — значит, нынче живущее поколение прекрасно помнит об этом, с обеих сторон.
«Это всё потому, что я чёрная!» — кричала та женщина. Разумеется, на португальском. Я бы ответила, если смогла: «Милая, мне всё абсолютно всё равно, будь вы хоть зелёная». «Потому что я чёрная, а вы белые!» — вопила она. «Помилуйте, — разводила я мысленно руками. — «Что за воинствующий монохром? Рабство давно осталось только в «Изауре» да «Унесённых ветром», при чём тут цветовая дифференциация?»
Рабство в Бразилии отменили в 1888-м году, крепостное право в России — чуть раньше, в 1861-м. Однако исторически так сложилось, что наша история перемолола все сословия, в Бразилии же и по сей день население трущоб преимущественно чернокожее, порой — безграмотное, в 1980-х, спустя столетие от отмены рабства, ещё далеко не все дети ходили в школу.
Война за политкорректность началась в США, где иностранное для них слово «негр» носило совершенно унизительный, злой оттенок, совсем не изживший своё историческое прошлое. И тогда латинское negro перекрасили в англоязычное black. Но перевести новый термин обратно на португальский или итальянский оказалось непросто, чёрный остался чёрным Потом уж пришли к African American.
Для нас — условность, для них — историческая рана. Для нас — слово, для них — символ.
Вот так и стал торт куском раздора. К счастью, единственным. Мне доводилось повстречать прекрасных людей всех оттенков и разных положений. Как и неприятных.
Порой символ подхватывают как знамя в бесконечной взаимной войне: Мы лучше. Тогда и белые люди становятся «меланиново недоукомплектованными», и политкорректность теряет всякую корректность. Что не отменяет, конечно, здравого смысла и деликатности.
Так что, когда будете гостить в Бразилии, не посылайте никого в кухню. И Боже вас упаси готовить «Негров в пене» или «Мавров в рубашке», пусть уж лучше будет селёдка под шубой.