Фото: pixabay.com
Моя бабушка была плохой хозяйкой. Этот милый факт, в разной степени портивший жизнь членам семьи, с улыбкой подавался на семейных застольях и служил поводом для шпилек. По рассеянности мать семейства забывала под плитой кастрюли с борщом, с отвращением отправляла в шкаф недомытые парадные тарелки, презрительно относилась к кулинарным уловкам. Из-под её рук выходили гигантские кривые пирожки, на сковороде стыдливо льнувшие друг к другу сырыми боками. Оправдание этой бытовой вакханалии было, и не одно. Первое – голодное детство и военная юность, приучившие бабушку к нечеловеческой экономии средств и сил. Вторым номером выступала солидно и грузно Диссертация, которую Ба всю жизнь писала в стол. Opus magnum был посвящён марксизму-ленинизму, обещавшему освободить женщину от кухонного рабства. Вследствие незаконченности труда от рабства бабушка освобождена не была.
Каждое лето было дачным, несшим с собой бесконечные закрутки, варенья, соленья. В густой августовской ночи шумели дачные насекомые и подвыпившие соседи, огромные пауки меланхолично раскидывали свои сети в свете фонаря, в темноте за домами угадывалась прохладой речка. На веранде, заваленной дарами южной земли, кипела работа: крутились помидоры и перцы на аджику, перебирались уставшие от лежания фрукты. К работе подключались наиболее пассивные члены семейства, безропотно сносившие густой дух забродивших персиков и пощипывания в руках от овощной жижи. Например, я, всей душой любившая дачу за атмосферу беззаботного (в свободное от прополки, окучивания и полива время) лета. За золотой, дремотный свет в августе, наполнявший воду реки бликами, а малину – особым предвкушением осенних холодов. И за квас, конечно.
Квас стоял отдельной строкой в списке бабушкиных кулинарных удач. Кислый и всегда холодный – из погреба – он равно был комплементарен окрошке и утолял жажду после обрывания клубничных усов. В нём были и тёмные глубины речных заводей, и резкость забродивших фруктов, и благородная мутность, отсылавшая к грядущим октябрьским туманам. Другого кваса я не знала, и после дачного запустения и бабушкиной смерти брезгливо избегала хлебного напитка до времён учёбы в университете. Где уже не было места брезгливости, и пошла другая еда – быстрая, отрицавшая и кухонное рабство, и томные застолья. Бутерброды с маринованным луком, ставившие крест на социализации, – триумф дешевизны и изюминка в кулинарной практике барышни, терпевшей на своей кухне шумные компании. Бесконечный чай с одной из лучших подруг, за которым обсуждалось всё – от космологии до интимных стрижек. Безобразный хаш, сваренный роднёй второй из лучших подруг, потрясающий разнообразием оттенков умирающей животной плоти и чеснока, – но что не сделаешь ради дружбы! Маленькая шоколадка «Алёнка» после похорон девочки из группы, Алёны, по банальной извечной иронии убитой за желание дать новую жизнь. И новая жизнь упокоилась вместе с ней, лежащей в подвенечном платье под мёрзлой землёй. После шоколадки не плакать уже было невозможно.
Август всё так же по привычке разбивает мне сердце, хотя нет ни дачи, ни каникул, ни бабушкиного кваса. Движимая любовью к холодным напиткам и копанию в семейном прошлом, я спросила сакральный рецепт у мамы ещё лет десять назад. Рецепт дал бы фору даже самым ленивым кулинарным экзерсисам Ба. Ржаные корки. Питьевая вода. Вот и все его ингредиенты. Кинуть одно в другое, опираясь на вашу ловкость, и ждать. Но все десять лет я не решаюсь его повторить, боясь разрушить магию воспоминаний.