Фото: pixabay.com
В кухонное оконце длинными снопиками лезут солнечные лучи. Они горячо щекочут Петрушу, отчего плечи его и шея покрываются испариной, льняные завитки прилипают ко лбу. Петруше давно хочется пить, но он терпит и не сходит со своего места. А вдруг он убежит, а в это время здесь произойдет что-то самое главное?
Основной жар в большой бабушкиной кухне идёт от старинной русской печки. Возле неё ловко и весело снуют бабушка, мама и тётка Лида. Идёт подготовка к празднику.
- Лидуся, сито хорошо вычистила-те? Тогда давай сей муку. Не забыла, сколь надо?
- Да помню, матушка, помню: на Масленую берётся не меньше вон того туеса! – Лида тянется к квадратной посудной полке, что висит в простенке у печи. Там в четырёх ярусах стоят «на попа» тарелки, разномастные кружки, горки чашек, стеклянные бокалы, вазочки, графинчики, стопочки... На самом верху пузато подбоченилось резное берестяное ведёрко, хранилище повседневного запаса муки.
- И не забудь, девонька, просеять-те дважды, тогда мучица как пух станет, и стряпня наша - тоже.
Лида, устроившись рядом с Петрушей, наполняет мукой волосяное сито – святая святых всех стряпух, - и начинает, как бы играя, перебрасывать его с руки на руку. Петруша внимательно смотрит на эту забаву, а Лида время от времени щёлкает парнишку белым пальцем по носу, отчего, его рожица морщится, принимая потешное выражение. Петруша, как котёнок, смахивает мучную пыль, но Лида добавляет новую, и они оба хохочут.
В это время мама ставит на стол объёмистый чан с водой, приподнимает рукав и слегка макает в воду локоток:
- Александра Матвеевна, вода в самый раз будет. Комнатная.
Бабушка берёт большую, в виде гуся, деревянную солонку с крупной солью, высыпает из неё в воду несколько ложек. Потом отмеряет очень белый порошок - соду.
- Ну вот, вода остыла, мука запасена… Давай, Валюша, начинай месить. А то кипяток на подходе. Лидуся, а ты - бегом в погреб, ташши молоко. Которое в бидоне.
Бабушка распоряжается, командует, и Петруше кажется, что сейчас она похожа на капитана корабля, о котором недавно рассказывал папа. Хотя бабушка и так в семье главный командир…
Вот уже мука становится в воде кашицей, тягучей, как густая сметана. Мама заливает в неё ледяное молоко из запотевшего бидона. Теперь это уже сметана, но свежая, жидкая. В неё выплёскивается половник кипятка. Когда круги в чане расходятся, и жижка снова делается ровной, мама осторожно берёт яйца, скрученные в миске проворной Лидой, чтобы подмешать к запаренному тесту. Напоследок подливает из зелёной тёмной бутыли сытно пахнУвшего постного масла.
Всё. Тесто готово. Можно печь.
Петруша на месте аж волчком вертится:
- Петь! Петь! А сто петь?
Вот, правильно он сделал, что не убежал в сени пить воду из кадушки. А то тут без него бы начали ПЕЧЬ!
- Валюша, а ты не сказала малОму, что мы печь-те собрались? Блины мы печь будем, Петруша. Блинчики.
- Какие блитики?
- Такие, как весеннее солнышко. На Масленицу всегда румяные блинчики стряпают. Маленькие солнышки.
- Блитики на Матлису! Блитики на Матлису! – радостно повторяет Петруша, заучивая новые и почему-то очень понравившиеся ему слова.
- Ну, девоньки, с Богом! – говорит, наконец, бабушка. Поклонившись иконке, висящей у окна, крестится, крестит и тесто в чане. Первой подходит к печи. Лида придвигает на край большого струганого стола чан с тестом. Бабушка подхватывает сковородником нагретую сковороду, черпает поварёшкой тесто и льёт его на донце. Сковорода шипит, как Дымка, когда Петруша заглядывает в коробку к её котятам. А бабушка привычным движением покачивает чугуняшку так, что тесто быстро и ровно растекается по ней.
Сковородка летит на плиту, берётся следующая. Снова половник, блямк теста, неуловимый поворот руки, бросок на плиту… И снова, и снова, и снова…
За бабушкой приходит Лидусин черёд. Она, поддев зажаристый край широкой деревяшкой, подбрасывает кругляш на воздух и подставляет под перевёрнутый блин жаркое ложе. Управляется с перевёртышами, как артист в цирке, куда Петрушу недавно водили. Сейчас, как и в цирке, он не пропускает ни одного мига в рождении «блитиков».
- Александра Матвеевна, может, мне Вас сменить? А то, наверное, уже притомились? – спрашивает мама.
- Ничего, Валюша, я ещё тут чуть-чуть. Молодой себя почуять-те хочется. А вы с внучком пока блинчики мажьте да складывайте – оборачивается к маме радостно запалённая бабушка. Петруша понимает, что «блитики петь» для бабушки такое же удовольствие, как для него, например, - скакать вместе с папой на спине Буланки.
А у плиты опять новое - Лида снимает со сковородок готовые блинчики. Ровно стряхивает один за другим на приготовленную широкую доску упругие розово-золотистые солнышки. Там они, дымясь, остывают, опускают торчащие краешки. Кухня наполняется густым духом, от которого у Петруши наползает полный рот слюнок. Хлебный маслянистый запах напоминает ему о чём-то очень знакомом и славном: о поле подсолнушков в их деревеньке, о прятках в свежескошенном сене, об отцовских ладонях, подхватывающих только что обмолоченную крупную «пашеничку»…
Лида, кажется, устали не знает. Шесть чёрных блестящих сковородок птицами летают над плитой, по-птичьи же клекоча при встрече с тестом. Как живая растёт горка блинов. Мама достает из духовки глубокую глиняную чашу с растопленным коровьим маслом - их Звёздочка дала!- берёт специально сохраняемое под блины гусиное крылышко, и снимает со стопки блин. Но прежде, чем начать размазывать по нему медово-жёлтое, с лёгкими пенными окраинами масло, поворачивает круг на свет:
- Глянь, Петруша, а блины-то, кажись, удались! Не блины, а кружева вологодские!
Петруша старательно вглядывается в тонкий блинок, трепещущий в маминых руках. На просвет он и правда напоминает солнечный кружок, такой же тёплый и сияющий. Весь сплошь в мелких дырочках, по краюшку обегает его резная бахрома наподобие той, что пришита на выходном платьице Кати. Петруша невольно хватает рукой чудесный «блитик» и подносит его ко рту. Но тут же останавливается и смотрит на маму – можно съесть? Мама смеётся, целует в зардевшиеся от жара щёчки и кивает: снимай пробу, сынок!
- А ты, Валюша, ка я погляжу, наш давний-те порядок не забыла! – бабушка, стоя к печке вполоборота, тоже ласково смотрит на Петрушу. – У нас в семье, сколь себя помню, на Масленую всегда первым блином угощали самых маленьких. Чтобы росли здоровыми, солнышка пригубив, чтобы радость и свет вокруг себя насевали. Помнишь - и Боренька, и Катя, а прежде и Лида, и остальные наши детки свои первые блины здесь, за этим столом отведали. И растут – тьфу-тьфу-тьфу – как солнцем облитые. Вот теперь подошёл Петрушин черёд…
При этих словах бабушка отчего-то хлюпает носом. Мама, быстро встав от сына, подходит и мягко, но решительно заступает на место Александры Матвеевны. Вдвоём с Лидой они быстро опустошают чан с наготовленным тестом. За хлопотами никто и не замечает, как солнце заходит за угол дома и совсем склоняется к горизонту, увлекая за собой ещё один весенний день.
И тут случается беда. Лида неловко поворачивается, и очередной блинок ложится с её сковороды не в общую стопку, а плюхается прямо в миску с янтарём топлёного масла. Лида от конфуза подносит к лицу руки, а бабушка начинает громко причитать:
- Ай-яй-яй! Блин пропал! Совсем пропал! Беги, Петруша, неси блин собаке!
Расстроенный Петруша, кое-как дотянувшись до плавающего в масле «блитика», выхватывает его ручонкой и кидает на подставленное мамой блюдце. Он быстро сползает с лавки и, чуть не плача, семенит к вешалке за своей телогреечкой. Такое сокровище придётся нести Дику! Однако, натянув одежонку и повернувшись к столу за своей горестной ношей, он встречается со смеющимися глазами мамы. И бабушка смеётся, вытирая щёки, и даже неумеха Лида, из-за которой всё стряслось, в голос хохочет.
Он что-то не так делает?
- Петруша, сынок, не нужно никуда бежать. Разве блин можно маслом испортить? - говорит мама, присаживаясь перед ним на корточки и стягивая верхнее. – Это мы так над тобой подшутили. Кому первый блин, тому и шутка. Ты не серчай, так над всеми малышами потешаются.
Насупленный лоб Петруши разглаживается: всё, оказывается, хорошо! И вот уже он сам тоже смеётся вместе со всеми над «испорченным» блином.
А после этого Петруша гордо уплетает ещё не остывший «блитик», то и дело обмакивая его в блестящую лужицу масла, которое мама отлила в маленькое блюдечко. Ничего, кажется, вкуснее не ел он в свои неполных три годочка! Съев дырчатый диск, мальчик тянется за следующим. Но мама убирает блюдо с высокой башней щедро сдобренных блинов в тёплую духовку:
- Нет, Петруша, остальное мы будем кушать на праздник все вместе, когда и папа, и Боренька, и Катя приедут из города и сядут с нами к столу.
- На пазник? А когда?
- Завтра, уже завтра. Утром Масленица наступит!
Петруша вздыхает: лучше бы сейчас… Но делать нечего, он послушно идёт к рукомойнику смывать с перемазанного лица остатки чудесного ужина, а потом в свою кроватку. Закрывает глаза и загадывает увидеть во сне подарок: большой, как солнце, несказанно вкусный дымящийся блин. Дрёма быстро убаюкивает, обещая, что завтрашний день будет, наверное, ещё лучше нынешнего…
P.S.
Маленький сибиряк Петруша давно вырос, пережив Гражданскую, Финскую и Великую Отечественную войны, сам стал дедушкой, его внуки в свой черёд – тоже дедушками и бабушками. Но на протяжении минувшего века в его семье продолжал бытовать ещё до Революции заведённый обычай стряпать на Масленицу особые сибирские блины, угощать ими малышей, и шутить по поводу «пропавшего» в масле дырчатого диска.
Если кто-то захочет сделать такие же, пусть возьмёт около килограмма муки, литр кипячёной воды, соды и соли по чайной ложке, пол-литра молока, 2-3 яйца, ложку-две растительного масла, да стакан кипятка.
Приятного аппетита!