Текст: Борис Кутенков
Фото: pixbay.com
Вопреки коронавирусной истерии, продолжается выход литературных изданий, а стало быть, наши обзоры. Фейсбучная лента (из которой мы достаём ссылки не реже, чем из «Журнального зала» и любимых электронных ресурсов), полна бодряческого юмора не менее, чем панических настроений. Более того, писателям, которые по природе прагматики, происходящее даёт новые темы для творчества; Лев Оборин в своём традиционном еженедельном обзоре на «Горьком» собрал ссылки на подборки стихов о коронавирусе и предсказывает появление прозы coronavirus novel; также в материале – самые крупные книжные ярмарки, отменённые из-за пандемии, и списки книг о болезнях и эпидемиях.
Но отвлечёмся от пандемии и почитаем два важных интервью на «Полке». Первое – с основателями издательства Common Place Иваном и Петром Аксёновыми, с которыми беседует главный редактор сайта Юрий Сапрыкин. Несмотря на проскальзывающую временами мизантропию («…общество при этом превратилось в говно. Людей нормальных нет. Улицы чистые, но морально деваться уже некуда. Даже в самые нищие советские годы люди, которых заряжал Чумак, были на порядок лучше тех, кто сегодня сидит и смотрит Юрия Дудя») – интересную, впрочем, в личностном плане, как элемент нонконформизма, которому так или иначе посвящена вся беседа), – из материала можно узнать немало интересного о деятельности одного из независимых российских издательств, выпускающих так называемую маргинальную литературу. Такие действия, противостоящие мейнстриму, всегда исподволь перекраивают устоявшиеся иерархии. Иван Аксёнов: «Я предпочитал всякую “контркультуру”, броскую современную литературу. Но благодаря усилиям товарища я понял, что в перерываемых им пластах обнаруживаются замечательные вещи, про которые большинство никогда и не слышало. Он меня так воспитал, я в этом смысле его верный ученик. Скажем, в первом ряду нашей литературы XX века отчётливо виден перекос, о котором я говорил выше. Мне совершенно не интересны Пастернак, Мандельштам, Набоков, Платонов, но нравятся Брюсов, Бальмонт, Сологуб, которым в своё время чуть ли не памятники при жизни ставили, а сейчас забыли почти всё ими сделанное. И это ведь авторы первого ряда, но есть куда менее яркие писатели, современные или недавние, которые получают несравнимо больше любви и внимания…» Второе интервью – с Сергеем Чуприниным, у которого только что вышел фундаментальный труд «Оттепель. События» в издательстве «Новое литературное обозрение». Любопытно – о проблематичности освещения андеграунда в хронике литературных событий: «Года три назад, кажется, ко мне обратились из московского театра Et Сetera, где Ольга Матвеева ставила спектакль “Вечер поэзии – 60-е...”. В нём только стихи, ничего кроме. И вот я, уже в роли консультанта, слушаю, слушаю – стихи, разумеется, Вознесенского, Ахмадулиной, Рождественского, Евтушенко. И говорю: “Минуточку, но ведь в это же время в городе Ленинграде были никому тогда не известные поэты, «питерский андеграунд», и это тоже – линия оттепели. В это время были уже лианозовцы, уже писал Игорь Холин, уже был Сапгир”. <…> те, кого я назвал, – они не печатались. И восполнение объёма мне кажется принципиально важным. Так что в театре добавили многое, это создало какие-то конфликтные натяжения: читает актёр какое-нибудь пафосное стихотворение Евтушенко, а потом – антипафосное Игоря Холина. Почему я это вспомнил? Вот я составляю хронику, а она – это календарь. Точные, по возможности, даты. А в случае андеграунда вовсе ничего не датировано. В лучшем случае указано: “Весна 1956 года”. Или: “В конце 50-х”. И что тут делать хронисту?» О том, как интерпретационность мешает фактам: «Налицо перекос в сторону рассуждений об этике, философии, метафизике – словом, о тех областях, где автор может блистать своим интеллектуальным всемогуществом и не затруднять себя походом в архивы и библиотеки. Благодаря этому даже недавняя история, например оттепели, приобрела в сознании в том числе читающих людей несколько мистифицированный характер. Все примерно знают, что было. Примерно. И это приблизительное знание поддерживается сериальным бумом, потоком воспоминаний, которые ведь играют двоякую роль. С одной стороны, они проливают свет на реальные подробности, с другой – каждый автор выстраивает свою картину, свой “мифологический” мир. Недаром же говорится: “Врёт как очевидец”».
На Textura Сергей Оробий исследует поведение литературных «влогеров» – молодых людей, делающих в YouTube обзоры прочитанных книг, – и анализирует в качестве примера интерпретацию ими романов Достоевского. Выводы критика, конечно, не могут обойтись без скепсиса, но ценно, что они далеки от привычной на этом месте профессиональной дидактики: «YouTube-среда, перефразируя Ахматову, “научила школьниц говорить” – научила тому, чего часто не могли добиться учителя на уроках. Они отвечают не на оценку, а за лайк, а это куда более сильный мотиватор. Влогеры не стали в одночасье демосфенами, зато не побоялись быть искренними, а что до стиля, так половина всех «взрослых» статей о литературе написана и отвратительно, и неискренне. Не нужно обольщаться, что буктьюберство потеснит традиционные школьные формы, и сочинения оно, конечно, не заменит – но оно стало знаком времени, и на фоне всеобщей истерии вокруг ЕГЭ выглядит прелестной вольницей, Запорожской Сечью, куда влогеры со свистом угоняют полоненных Пушкина и Толстого и делают с ними что хотят, – наконец-то по любви».
«Горький», нечасто радующий нас материалами о поэтах, неожиданно публикует интервью с Бахытом Кенжеевым. В беседе много фирменной кенжеевской иронии и самоиронии, зачастую провокационных: «Я лично, надо признаться, флиртовал с советской властью. Я очень хотел печататься. Была создана система, при которой поэты и писатели были прикормлены. Я вот часто ездил на могилу Пастернака, кто-то приносил туда яблоки в сезон, я их брал и ел. И вот, значит, бродил я по писательскому поселку и размышлял: хорошо бы, если б у меня была дачка здесь и какой-то гарантированный доход. Я бы ездил со своими стишками, выступал…» и свойственной ему искренней и пронимающей сентиментальности: «Я тогда жил в центре Москвы, у маленькой церквушки, и получал письма до востребования от Цветкова из Рима на почте МГУ. До востребования, потому что я боялся, что меня уличат в переписке с заграницей. Письмо на папиросной бумаге, потому что так дешевле, вес небольшой. И я помню, как открываю письмо, читаю эти стихи и просто умираю от счастья и восторга. И у меня начинают течь слезы...» В целом интервью воспринимается как личностно переживаемое радостное событие – такова любая встреча с Кенжеевым.
На Rara Avis – материал Дарьи Лебедевой о современной «сетевой» поэзии. Не во всём с исследовательницей можно согласиться (скажем, в оценке стихов серьёзного поэта Анны Долгаревой, которая в статье причисляется к масскульту). Но бесспорна, пожалуй, констатация того, что «останется только текст, голый, честный, ничем не прикрытый. Если он не состоялся, его не спасут ни красивые фотографии, ни стильная прическа, ни оригинальная манера чтения, ни клипы. А значит время расставит все по своим местам».
В «Новой Юности» – стихи Владимира Иванова, одного из главных поэтов поколения нынешних сорокалетних, продолжающего работать с поэтикой парадокса. В поэтике Иванова предстаёт стоический образ человека на фоне Большой Истории:
Я хочу быть смелым, сложным и простым,
Стыдно жить пробелом, местом быть пустым.
Лилией всплывает прям из темноты
Кошка, как живая, а за ней – коты.
Эту кошку нашу, подтверди кошмар,
Слопали при нас же Шарик и Мухтар.
Скифы, печенеги, ясли, институт…
В старом человеке лилии цветут.
Две рецензии на одну из интересных поэтических книг последнего времени – «Нож-бабочка» Григория Медведева, вышедшую в «Воймеге», – автора, работающего, как и Иванов, с портретом личности на фоне времени, и открывающего новые просторы для условно «биографической» поэтики. В «Волге» – внимательное читательское сотворчество Дениса Липатова: «Нет, поэт совсем не просит нас верить ему на слово – он предъявляет вещественные доказательства. Это же ощущение метафизического родства всему смертному не позволяет, например, осудить своих же товарищей и отделять себя от них, а заставляет жалеть их, испытывать к ним нежность и попытаться спасти их от забвенья вместе с миром своего школьного и дворового детства. И, например, про “Нож-бабочку” Алёшка и Ромка (персонажи стихотворений Медведева. – Б. К.) уже не смогли бы сказать так высокомерно: там ничего про нас нет. Здесь про них есть всё! Эта книга про них и написана». Светлана Михеева на «Формаслове» сосредотачивает внимание на поэтике родившихся в начале 80-х и трагедии поколения: «В длинной череде исторически связанных поэтических книг эта, весьма небольшая по объему, – ювелирно исполненный, свежий срез, итоговая справка, аттестат для поколения миллениалов. При видимой простоте приёмов, очевидная традиционность этой поэзии к концу книги сама открывается как приём: её герой, «неудельный князь страны своей заплечной», становится лицом вполне историческим в исторической перспективе понятного и даже, увы, привычного российского полубездомья. Он куда-то бредет в тишине этого бездомья от конечной остановки – на фоне февраля, в котором снега ожидают весенней казни, на фоне непреодолимого горестного пространства».
Для тех, кто хочет получить представление о литературном процессе советских лет, – в новом Text Only – cтенограмма творческой встречи молодых критиков. «Критики и лирики» с участием Олега Михайлова, Сергея Чудакова и Алексея Суркова 28 марта 1960 года (публикация и предисловие Владимира Орлова: «Стенограмма этой дискуссии с характерным для эпохи названием «Критики и лирики» дает хорошее представление о происходивших процессах. В полном соответствии с эпиграфами некоторые участники дискуссии “выскакивали с разными сомнительными идейками”, а секретарь Союза писателей Алексей Сурков пытался их вернуть в русло нормальной советской критики. Поскольку во втором эпиграфе речь идет конкретно о поэте и критике Сергее Чудакове (1937–1997), проще всего проиллюстрировать происходившее на его примере…»).
В опросе «Дружбы народов» прозаик и критик Мария Закрученко пишет о непродуктивной полемике в сегодняшнем литературном и интернет-пространстве, но и об осмысленных исключениях: «Почти все круглые столы и конференции, которые я лично посещала, придерживались принципа постановки проблем без намерения их решать. Изначально отсутствует принцип ответственности, без которого всё обсуждаемое нельзя воспринимать всерьёз. Мы наблюдаем перепроизводство мнений, деление на лагеря и выяснения отношений в каком-то невиданном масштабе, порой напоминающем базар. Люди, относящие себя к литературе, не могут договориться даже о том, существует ли литературный процесс. В этой среде я вижу бесполезность разговоров на любые темы. То, что происходит и обсуждается в фейсбуке, за дискуссии не считаю вовсе, поскольку это не останется нигде, кроме как в памяти участников, и мгновенно вымывается актуальной новостной повесткой. Впрочем, есть два исключения. Первое, как я упоминала выше, это обсуждение списка премии ФИКШН 35, поскольку цели этих встреч как раз заключались в том, чтобы поговорить о книгах. Второе: конференция для переводчиков МГУ, устроенная Александрой Борисенко для своих студентов и выпускников в апреле 2019 года. Это был профессиональный разговор издателей из индустрии с будущими коллегами…»
А «Прочтение», недавно осветившее финал премии «ФИКШН 35» для молодых прозаиков, продолжает работать бесперебойно – публикуя как стихи, рецензии, так и осмысленные дискуссии по итогам премии. Одна из них – об авторских правах на бумаге и в интернете с участием молодых прозаиков: важный разговор, коснувшийся нюансов работы с бумажными и электронными книгами, переводческой деятельности и даже такой непопулярной профессии, как литагент. Другая – любопытный опрос о том, что такое быть писателем в современной России. Булат Ханов: «Современность определяется противоречиями, которые она задает. Чтобы ткнуть эту современность в самую мякотку, надо не бежать от этих противоречий, а исследовать их – детально, предметно, без спешки. Если автор говорит, что ничего в России со времен Салтыкова-Щедрина не изменилось, все так же, мол, пьют и воруют, то о предметном подходе тут и речи нет. Перед нами не писатель, а гегелевская кухарка, которая, как известно, мыслит абстрактно». Сергей Лебеденко: «Современной литературу делает язык. Одна моя знакомая учится на журналиста, и у них в учебниках актуальной словесности есть упражнения, где встречаются всякие «юннаты», «дать прикурить» в значении “отметелить”. Это же мертвый язык, а его подают как норму. В чем-то Гасан Гусейнов был прав: сейчас мы проживаем ситуацию двуязычия, когда мертвенький официальный язык не соприкасается с языком актуальным, языком ВК BOOM и условного ТикТока. И разрыв все больше. Хорошие ученые пытаются его ликвидировать, а писателям нужно показывать: вот он какой, язык улицы, вот что читают, слушают, наблюдают. Потому что в нашей стране современность, будем честны, в опасности, и нужно спасать хоть что-то. Язык нам спасти вполне по силам».