24.07.2020
Конкурс "Лето любви… по Фаренгейту"

7 000 лет

Публикуем работы, пришедшие на конкурс фантастического рассказа «Лето любви… по Фаренгейту»

Фантастический рассказ - 7000 лет
Фантастический рассказ - 7000 лет

Текст: Александр Заборских

Фото: pixabay.com

7 000 ЛЕТ

(Орфография и пунктуация авторские)

... словно въяве сбывался старый сон

и каждое предстоящее движение

тебе заранее известно,

как и каждое слово,

которое ещё не сошло с губ говорившего.

(Рэй Брэдбери)

... А дождь всё не переставал. В лужах волнами отражается неоновая реклама.

Жёлтые такси стоят у обочины и ждут.

Бары изнутри прожглись угаром.

Полночь.

Небо дымно-лилово.

Пасмурный Нью-Йорк зажигался и вспыхивал кислотой психо-электрического буйства: всё мигало и переливалось.

Грянул гром.

Где-то сверкнула электрически-фиолетовая молния, осияв лилово-серое громоздкое небо.

Дождь хлестал по лицу. Прогулка утратила всякую привлекательность.

Свернув в переулок, старик увидел невдалеке мигающую вывеску круглосуточной сувенирной лавки.

Он осторожно отворил дверь, над которой звякнул колокольчик. Старик несмело направился к кассе, где в плетёном кресле сидел молодой человек и неотрывно читал книжку в мягкой обложке под светом настольной лампы.

– Здравствуйте, – робко обратился старик.

Юноша вздрогнул.

– Здрасьте.

– Вы не будете против, если я тут... порассматриваю? А то я промок... – старик указал на свое мокрое пальто, с которого текло ручьями.

– Смотрите, сколько хотите, – ответил молодой продавец, снова уставившись в книгу.

Старик смущённо улыбнулся и отправился на прогулку между стеллажами со множеством всякого хлама: блестели амулеты и талисманы. На полках стояли банки с сушёными насекомыми и лягушками, «волшебные порошки и мази.

Внимание старика остановилось на серебристой коробочке. На ней было написано чёрными буквами:

7 000 лет

Не открывать!

Внутри находится сияние звезды,

которое может привести:

к травмам, ушибам, ссадинам, переломам и даже...

– ... к смерти, – тихо произнёс старик. – Интересно, что это такое?

Он вернулся к кассе.

– Извините, вы мне не поможете? Я тут коробочку одну нашёл.

– Угу. – Молодой человек вложил в книгу закладку, встал с кресла и подошёл к прилавку. – А-а-а, «7 000 лет».

– А что это?

– Тут же написано.

– Это игрушка какая-то?

– Нет. Здесь и правда сияние звезды, – непринуждённо говорил молодой продавец.

– Как это?

– Вы разве не слышали? Учёные научились собирать энергию умирающих звёзд.

– Быть такого не может! – Старик был ошарашен тем, что его так нагло дурачат.

– Может.

– И если я открою эту коробку, то увижу настоящую звезду? – как можно более вкрадчиво спросил старик.

– Её свет. Учёные могут поймать её сияние, когда она взрывается. Специальные генераторы поглощают свет, хранящий в себе особую информацию. И потом в специальных контейнерах он транспортируется на Землю. Переносится в коробочки из определённого материала и поставляется в наш магазин.

– И сколько это стоит? – Старик иронично глядел на продавца, явно уверенный, что тот ему бессовестно врёт. – Тысяч сто?

– Нет, тридцать шесть долларов.

– То есть вы хотите сказать, что после таких вот операций в космосе это стоит тридцать шесть долларов?! – возмутился старик.

– Могу скинуть пятёрку.

– Да вы в своём уме! Вы мне пытаетесь всучить пустую коробку!

– Это не просто коробка, – продавец стоял на своём.

– Так... Ладно. То есть если я сейчас открою её, то там окажется это сияние?

Юноша кивнул.

Старик выхватил серебристую коробочку из рук продавца и принялся её открывать.

– Нет! – Кинулся на него продавец, перегнувшись через прилавок. – Вы с ума со-шли! Если вы откроете её здесь, то убьёте и себя, и меня! Думаете, я шучу?

Старик успокоился и поставил коробочку на прилавок.

– Что ж. Если я куплю эту коробочку, что мне нужно сделать, чтобы увидеть... это?

– Открыть её.

Они внимательно смотрели друг на друга. Старик пытался понять, кто же из них больший идиот?

– Вы увидите всё, что только успеете рассмотреть в этом свете.

– И что же?

– Ну, – протянул продавец. – Эта звезда обитала в нашей галактике. Получается, она запечатлела всё, что произошло за эти семь тысяч лет с Млечным путём. От древности, до наших дней.

Хладнокровие юноши поражало старика. А честный, даже наивный взгляд и вовсе бесил.

– Звезды за всю свою долгую жизнь непрерывно запечатлевают всё, на что распространяется их свет, как фотоаппараты. И получается фильм длиною в несколько тысяч лет. Когда она умирает, взрывом выбрасывает в космос всю ту информацию: картинки, звуки, ощущения – в виде огромного количества света. Его собирают и продают.

Пауза.

– Хм. Ладно. Беру.

Старик расплатился и вышел на улицу. Сделал несколько шагов и вдруг начал бежать, поскальзываясь на комках грязи.

А в покинутом магазине юноша снова сел в кресло и взял книгу пробубнив:

– Вот ведь олух.

Придя домой, старик облачился в пижаму и уселся с коробочкой в руках на диван.

Как он постарел...

А она осталась для него всё той же; девушкой с волосами цвета пшеницы и чёрных врановых крыльев.

Становилось душно.

Наконец он открыл серебристую коробочку. И заглянул в неё.

...

Свет проходил сквозь окна и падал на улицу. Проникал через дверные щели и трещины в стенах. Тёмный коридор уснувших голосов и звуков мигал кислотно-голубым.

Из коробочки шквалом вырывались мириады хлещущих, мерцающих струн.

Коробочка исчезла, утопнув в глубоком, пульсирующем свечении. Утонул и старик.

От перегрузки он ослеп. Но обрел новое, всепроникающее зрение: в сути света бушевала история и истерия.

Возмущенные соседи, разбуженные шумом, стучали в дверь старика.

– Мистер Смит! Что у вас там происходит?! Мистер Смит!

Стучали в дверь, крез чьи щели прорывалось мигающее сияние семи тысяч лет жизни звезды, вся её энергия, исторгнутая сверхскоростным выбросом; где спартанцы рвали персидскую плоть; где рушились города и воздвигались цивилизации; гиперскачком в экзистенцию планеты, человечества и звёздно-фотонных полей. Безумные языческие оргии с криками блаженства и боли. Всюду срывающийся остервенелый крик, красные всполохи вина, огня и крови.

События проносились в клокочущем вихре. Сквозь пену сизого дыма.

Самолеты сбрасывают бомбы на Дрезден. Усатый Курт Воннегут играет с громад-ной кучей фотоснимков. Миллиард позитивов. Зарывается в них с головой, подбрасывает в воздух и смешивает в невразумительном беспорядке.

Сердце Булгакова рвётся в груди – морфий бросил в кровь сахар и леденцы, сироп, что пенится в мозгах и вытекает через нос и уши всех тех, кто пришел на бал Людовика XIII; корсеты дам пачкаются красной, липкой жидкостью, сахарной и вязкой жижей собственных кишок; на губах выступает розовая пена, голубая, зелёная, красная, оранжевая – радужная; в глазах – в зрачках и мутных белках, в обесцвеченных радужках – мелькают картины анимации.

Старик, будто чем-то придавленный сверху, чувствовал, как постепенно теряет рас-судок, но упорно не расстаётся с его, рассудка, обрывками. Лицо крошится, а за ним все тело. Звон в ушах. Голова была готова лопнуть, когда надвигающийся шум, безумство света, достигли своего пика... и взорвались.

Разбились осколками хрустальной, мелодично звенящей россыпи.

Блуждали алебастровые нити, волнуемые неизвестными силами... плавно плыли в пространстве хрустальных капель, всё более замедляясь в сгустившемся времени.

Сила, что распустилась пред ним непроницаемым и пышным – синим – фантасмагоричным цветком, божественно снизошла.

Свет и звуки замерли; частицы оледенели; а сердце старика сократилось в заключи-тельном, нестройном ритме – стук... Грудь не двигается. Дыхания нет. Зрачки не имеют реакции к свету... на роговице едино лишь блики – сверкают глаза. Выступают слёзы... и катятся по остывшей щеке, осиянной сине-голубым.

У меня просто нет слов. В этом причина моего молчания. Хотя я уверена, что могу доверять тебе. Поэтому читай

...

Слышит ее голос.

И только поэтому я так спешу любить жизнь.

... отдаётся теплотой.

Для меня действительно огромное счастье, что вы есть у меня.

... и ты – в первую очередь.

«Я люблю тебя», – шептались его мысли, растворяясь в меркнущем воздухе – слова путались – растворяясь в меркнущем мозге.

Ты просто чудо.

Заносчивое, молчаливое чудо.

Невидимая и несуществующая в этой реальности улыбка озаряет алые губы, губы розовые, губы синие и фиолетовые, ярко-оранжевые и чёрные – множится. Слова остаются прежними.

Если твои слова действительно правда, то я точно проживу эту жизнь не зря.

Существуй, хотя бы в одной из реальностей.

Пока я здесь, я хочу видеть счастье в ваших глазах. Хочу, чтобы вы улыбались рядом со мной – это мое желание.

Видь же и говори хочу.

Пускай я так и не напишу мелодию своей души, но зная, что будут люди, в сердцах которых останусь я, я смогу успокоиться.

Я говорю тебе это только для того, чтобы ты в полной мере узнал, насколько я счастлива.

... закрывая глаза и склоняя голову.

Спасибо.

Мы с тобой слышим её голос.

И я надеюсь на то, что ты будешь молчать об этом так же, как и я.

В светозарном воздухе всё дремлет

...

Он видел её. Сквозь взвесь светового тумана, слышал её голос, несмотря на такие долгие грёзы.

Затем она томно шептала ему слова, разбивающиеся о холодную преграду. Он не различал смысла, но разбирал интонации и звук, оттенок её голоса, самого необходимого и нужного в забвении закрытых глаз.

И солоноватый вкус её прохладных губ, и отсутствующий вкус её кожи.

... блуждающий взгляд, с поволокой и томный, усталый – ищет ветра и бирюзы.

Сказочно и волшебно – аромат сладких плодов – беспощадно и беспомощно, – воскрешающий в памяти её мягкие – пшеничные – чёрные – локоны и ягоды, в них глубоко и невидимо, невозможно, невинно присутствующие; псевдо и настороженно, пытаясь понять, но без возможности на это – и аромат остаётся нетронутым.

... она коснулась его сердца, и то, вздрогнув, уснуло навеки.

И вдруг мягкость тёплых объятий; ощущение – въяве – её ладоней на спине и шее.

... закрой глазки... и, зайка... – спи... шёпотом, сквозь термоядерный чёрный огонь и голу-бой пламень торо́сов.

Мэри

...

Сияние становилось тусклым.

Из-под двери перестал сочиться свет, и соседи разошлись по квартирам. Улицы, ослеплённые голубыми вспышками, вновь погрузились в фонарный, жёлтый и чёрный, ночной, тихий сумбур.

Из спальни в гостиную проникало тусклое мерцание настольной лампы. И свет без-различно падал на пепел и прах, развеянный повсюду.

– Хороший день вы вспомнили.

– Самый лучший.

– И хороший час, и хороший миг.

("Машина до Килиманджаро", Рэй Брэдбери)

P.S. Напоминаем, что участникам конкурса необходимо заполнить форму с личными данными, которую можно найти здесь.

Публикация рассказа на сайте не означает, что он вошел в шорт-лист.