Текст: Михаил Визель
Фото обложек с сайтов издательств
Дмитрий Захаров. «Кластер»
М.: АСТ, РЕШ, 2020. – 352 с.
Дмитрий Захаров выбрал для себя как для писателя стезю политической фантастики, деликатную во всех смыслах: того и гляди или свалишься в фельетонную злободневность, или же окажется, что твои писательские страшилки никому не интересны, потому что жизнь пошла «другим путем». В новом романе автор «Средней Эдды» снова живописует (или скорее мрачнописует) ближайшее будущее внутримкадной России, точнее – России Москва-Сити, ставшей, как и обещает название, изолированным и самодостаточным кластером, где три гигантские, под стать вздыбившимся небоскребам, окологосударственные корпорации наперегонки работают над новыми прорывными энергетическими технологиями, основанными на загадочном веществе арсении, ценящемся как уран – на граммы.
Штука, однако, в том, что реальная работа давно уступила место звонким презентациям и прочей дымовой пиар-завесе. И это не спойлер, это данность, в которой живут не только причудливые герои романа – подростковая поп-звезда, разумный плюшевый мишка и перековавшийся пиарщик, но и мы все. Потому что к Дмитрию Захарову неновые слова о том, что во многих знаниях многие печали, применимы как нельзя лучше.
- — Знаешь, Валя, если бы всё было так интересно, я бы уволился и только книжки конспирологические читал. А ещё лучше — писал. Но когда мне начинает казаться, что власть проворачивает двухходовку, трёхходовку или плетёт хитрый заговор, я иду плеснуть себе в лицо холодной водой. Весь опыт моей чиновничьей работы говорит о том, что максимум на втором исполнителе любой многофигурный план валится — с гарантией. И когда нам кажется, что всё заранее придумано, — это дядя Вася пошёл не в ту сторону, дядя Петя облажался, тётя Валя решила подсидеть тётю Таню и т.д. И потом, даже если бы такой план придумали хитрые технологи, им бы этот проект никто не утвердил.
Вера Богданова. «Павел Чжан и прочие речные твари»
М.: АСТ, РЕШ, 2021. – 442 с.
Можно ли назвать роман фантастическим лишь на том основании, что действие его разворачивается в 2050 году? С точки зрения классического литературоведения – да, безусловно, мы же не знаем, каким он будет, этот год с номером словно из романа Азимова или Желязны. Но для финалистки молодёжной премии «Лицей» 2020 года Веры Богдановой этот год – не отдалённое отвлеченное будущее, а ее личное, планируемое. Например, в этом году может кончиться срок выплаты ипотеки, если она окажется вынуждена ее взять уже меньше чем через 10 лет.
И прочее в ее «романе о будущем» в таком же жёстком приземлённом ключе. Москвичи победнее по-прежнему давятся в автобусах и тратят время жизни на бессмысленных работах. Москвичи поблагополучнее по-прежнему ездят в «бэхах» – они, правда, теперь электрические и оборудованы автопилотами, но согласно ПДД водитель всё равно должен быть трезвым и готовым в экстренной ситуации перехватить управление. Жилье по-прежнему безумно дорого, так что жить 30-летнему в коммуналке или в бабушкиной двушке вполне обычное дело. Никуда не делись провинциальные «крутыши», способные рейдерски отжать чуждую недвижимость, чтобы возвести на ее месте очередной ТЦ. Детские дома тоже никуда не делись, и в них по-прежнему процветают под всем известной ширмой мерзкие вещи, связанные с сексуальным насилием.
Но есть и отличия. Главное из них – Россия середины XXI века тесно слилась с Китаем, образовав с ним САГ, Союз азиатских государств, в котором Россия выступает отнюдь не старшим братом. И по китайскому примеру готова ввести всеобщую обязательную чипизацию населения. Над созданием прошивки для этих чипов и бьется главный герой – полукровка Павел Чжан, детдомовец с выжженным детством, ставший всем смертям назло гениальным программистом. И при этом, прозрачно намекает автор(ка), на другом мифологическом плане – персонаж китайской сказки о водяных и оборотнях.
Честно говоря, вся эта мифологическая линия кажется какой-то вымученной, притянутой исключительно китайской фамилией героя. А линия романтическая, à la «в постели с врагом» – довольно банальной и предсказуемой, как другой герой – «стоический страдалец под маской весельчака». Но всё-таки дебютный роман Веры Богдановой подкупает. Чем же? В первую очередь – яростным месседжем «закалить сталь» в, казалось бы, совершенно иных обстоятельствах, чем описано у Николая Островского. Коварный чип для сироты Паши Чжана оказывается тем же, что нелепая узкоколейка для сироты Павки Корчагина. Оба они гробят свои собственные молодые жизни ради чужой сомнительной пользы. Правда, Паша Чжан пытается выскочить – но оказывается слишком поздно, как, впрочем, и для сгубившего здоровье Павки. В будущее берут не всех. Но Вера Богданова милостива к своему герою: Паша в определённом, совершено не технологическом смысле, в него всё-таки проникает.
Роман Шмараков. «Алкиной»
М.: ОГИ, 2021. – 368 с.
«Цезарь путешествовал, мы с Титом Петронием следовали за ним издали…» Начало брошенной Пушкиным на второй главе «Повести из римской жизни» – «вот звон путеводной ноты» для всех русских писателей, желающих писать об античности, не скатываясь при этом к очередным «гардемаринам» – современным парням, кое-как задрапированным в прихваченные английскими булавками античные тоги.
Роман Шмараков, филолог-латинист и медиевист, автор-компилятор ученого и занимательного собрания средневековых латинских анекдотов «Книжица наших забав», конечно, в «гардемарины» не метит. А скорее уж в Михаилы Кузмины. В том смысле, что, повествуя о злоключениях юноши Алкиноя, в IV веке нашей эры приплывшего в малоазийский город, который он называет Апамеей, чтобы поступить в ученики к знаменитому ритору Филаммону, явно следует кузминскому переводу Апулеева «Золотого осла». Только еще сгущая краски. Порою прямо до пастозной консистенции:
Если подобный стиль вас привлекает, история странствий Алкиноя по римской империи периода упадка и обретения в их ходе собственного внутреннего порядка может оказаться весьма утешительной.
Рафаэль Жерусальми. «Братство охотников за книгами»
СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2020. – 338 с.
Пер. с фр. Аллы Смирновой
Экзотическое еврейско-французское имя – Raphaёl Jerusalmy – не обманывает ожиданий. Его носитель действительно окончил в свое время Сорбонну, а ныне держит букинистическую лавку – правда, не в Иерусалиме, а в Тель-Авиве. В 15-летнем промежутке между этими двумя фазами жизни успев дослужиться до полковника в спецслужбе израильской армии. И этот небольшой роман возник как раз на пересечении его личных обстоятельств и профессиональных интересов. Его главный герой – не кто иной, как Франсуа Вийон, поэт и бандит, приговорённый в 1463 году к смертной казни за свои «художества» (те, что в кавычках). Казнь была заменена изгнанием, и следы Вийона теряются. Что, в общем, и неудивительно, потому что средневековый поэт-разбойник – не то же самое, что князь-разбойник. Иерусалимский Рафаэль находит эти следы на Святой Земле – куда Вийон якобы прибывает с тайной миссией от самого Людовика XI: найти особые тексты, восходящие к Иисусовым временам, с помощью которых король французский, даром что позднее признанный святым, смог бы бороться с влиянием на своих землях Папы Римского.
Впрочем, конспирологический сюжет, явно отдающий Дэном Брауном, а не Умберто Эко (тоже страстным библиофилом), нужен Жерусальми только для того, чтобы развернуть перед восхищённым читателем живописные панорамы XV века: Париж, Флоренция, Иерусалим, Акко, Цфат… Имена Иоганна Фуста (Фауста), Иоганна Генсфляйша (Гутенберга), Лоренцо (еще не Великолепного) сменяются древними именами раввинов и восточных красавиц. И весь этот энциклопедизм пронизан неподдельной любовью к книге. Сам Жерусальми тоже, безусловно, член того тайного братства, которое иносказательно описывает.
Священник Сергий Круглов. «Про Н., Костю Иночкина и Ностальжи. Приключения в жизни будничной и вечной»
М.: Никея, 2021.– 352 с.
Сергий Круглов – автор, еще более далекий от устоявшегося представления о профессиональном литераторе, чем Жерусальми, но в другом роде. Он – священник, служит в соборе г. Минусинска своего родного Красноярского края. И при этом – признанный поэт, лауреат премии Андрея Белого, чьи стихотворения включаются в антологии и переводятся на европейские языки. Проза поэта и проза священника – чем это может оказаться?
Оказалось – собранием фасеций: коротких историй, балансирующих между светским анекдотом, религиозной притчей и филологическим абсурдом. Жанр, выведенный за пределы церковных киосков лет пятнадцать назад Майей Кучерской в «Современном патерике», вполне зажил самостоятельной жизнью. И даже успешно пережил самоизоляцию.
- — Вот вчера заседание молодежки было. Приходской группы молодежного служения. Ну, ты ж знаешь нашу молодежь, средний возраст по палате — сорок пять, чаепития, общение, все дела. Раньше так встречались, теперь в зуме, чашка с чаем у каждого перед монитором... Сидим, общаемся. И тут меня вырубило.
- — В смысле?
- — Да в прямом. Чего-то там замкнуло в этом зуме, и завис. Фотка моя не шевелится, торчу там, как Наташа пред котиками, мне их слышно, им меня — нет...
- — И что?
- — А ничего. Приход не заметил потери отца. Как шло, так и шло. Размеренно. В положенных местах ко мне обращаются: отче, скажите, отче, благословите, благоутробную паузу выдерживают, серьезно внимают, как будто я им ответил, кивают: спаси, мол, вас Господи, во славу Божию — и дальше реченька журчит...
- — Ух ты. Телеродственники, как у Брэдбери в том романе!
- — Один к одному!.. Знаешь, мне, прости Господи, сильно стало не по себе. Вот он, думаю, искусственный-то интеллект...
- Н. помолчал и сказал:
- — А может, просто вера такая у них? Кристально крепкая, незыблемая?..