Текст: Борис Кутенков
Вышел новый номер журнала «Дружба народов», на этот раз посвящённый детской литературе. Открывает номер круглый стол, в рамках которого редакция предложила респондентам вспомнить о любимых книгах детства и рассказать о том, что читают их дети и внуки. Лев Оборин о своём детском чтении «Республики “Шкид”»: «Довольно тихий мальчик с упоением читал про культ бузы, падение ростовщика Слаёнова и стихийную забастовку, которую шкидцы устроили, чтобы в школе оставили полюбившегося им педагога-проходимца. С грустью — про воровство картошки и любовные неудачи. Со скукой (но и пониманием, что это необходимо для сюжета) — про уроки политграмоты, про праздник учета, на котором вчерашняя шпана расстаралась перед номенклатурным начальством. Но больше всего меня привлекали, по-настоящему завораживали главы про творчество».
Алексей Поляринов об «Аладдине»: «Это было мое первое — совсем еще детское — культурологическое открытие: у “Сказок тысяча и одной ночи” с советскими книжками было кое-что общее — их, очевидно, сочиняли люди, у которых было тяжелое, голодное детство. Довольно нехитрая мысль, но теперь я думаю, что именно отсюда и началась моя любовь к исследованию текстов и поискам связей между прошлым автора и его визуальным стилем». Евгений Бунимович о «Трёх мушкетёрах»: «Опешил, уткнувшись однажды на открытой по другому поводу странице “Большой советской энциклопедии” в малоодухотворенную взъерошенную физиономию Дюма-отца. Чистый Портос!
При этом абсолютно уверенный, что он благородный Атос и одновременно изысканный Арамис. В общем, вылитый Дима Быков, только в затейливом шейном платке…» В номере также – дневники Евгения Бунимовича «Один день из жизни детского омбудсмена», рецензия Николая Александрова на новую книгу Сергея Белякова «Парижские мальчики в сталинской Москве» (АСТ, «Редакция Елены Шубиной»), текст Анатолия Цирульникова о тайных архивах русской школы и многое другое.
На странице Линор Горалик в Facebook продолжается обсуждение в рамках проекта PostPostMedia на тему «Как вы полюбили поэзию?». В комментариях отвечают многие известные современные поэты, культуртрегеры, филологи. Ольга Арефьева: «У меня началось с толстой книги Маршака “Сказки, песни, загадки”. Перечитала ее вдоль и поперек, она мой учебник стихосложения. И графики. Иллюстрирована была лучшими художниками. Сейчас ни то, ни другое не потускнело. Советский патриотизм и описания природы и тогда пропускала, и сейчас. А алмазы остались алмазами и сейчас». Андрей Гришаев: «Классе в десятом или одиннадцатом я поставил кассету с песнями Вертинского и услышал на ней “Над розовым морем вставала луна...”. То ли я глазами читал его раньше, то ли именно благодаря встроенному свойству самого текста — но я почувствовал какую-то вертикальную связь этих слов с такими же, но сверкающими откуда-то снизу словами. Как-то так я начал читать стихи».
В издательстве «НЛО» вышел большой том, посвящённый группе «Лианозовская школа» (под редакцией Галины Зыковой, Владислава Кулакова, Михаила Павловца). «Формаслов» публикует интервью с одним из редакторов книги, филологом и преподавателем Михаилом Павловцом – о книге и об изучении современной поэзии в школе.
О тематическом подборе «школьных» стихов: «…все они — в подавляющем большинстве своем на одну или несколько из пяти дежурных тем: “о природе”, “о детстве”, “о войне”, “о Родине”, “о любви и о дружбе”. Иначе говоря, школьнику предлагается крайне бедный тематический репертуар с довольно бедным при этом репертуаром фонико-ритмическим… Сама поэзия понимается не как особый вид искусства и квинтэссенция словесности, а как особая форма рифмованной дидактики и раздаточных материалов для заучивания и декламирования на официальных мероприятиях». О «подрывной» работе преподавателя современной поэзии: «…с одной стороны — учу вслушиваться в поэзию, ловить созвучия, диссонансы, ритм за рамками обычного “пумба-пумба” силлабо-тоники (даже в ямбах и хореях): это требует скорее острого слуха и чувства языка, чем каких-то глубоких знаний (и этого слуха и чувства я могу ожидать от своих гуманитариев). С другого же конца я подхожу, ломая школьную привычку начинать разговор о стихотворении с определения его «идеи»: я довольно экспрессивно запрещаю, скажем, говоря о “Парусе” Лермонтова, утверждать, что это “стихотворение об одиночестве героя-романтика”».
О тревожных вызовах, стоящих перед современным обществом: «Один из главных — невозможность спрятаться от Другого за непроницаемой стеной, вынужденная необходимость сосуществования и диалога с самыми разными картинами мира, ценностями и предпочтениями. И подготовка к этому — миссия современной школы, в том числе и учителя-словесника, который сам должен сперва научиться быть терпимее и восприимчивее».
В «Литературной газете» Мария Бушуева приглашает к дискуссии о проблеме англицизмов: «Многие ещё не доросшие до «элиты» подростки (а не “тинейджеры”) называют компьютерные игры разных жанров стрелялками, играми на выживание, гонками, игнорируя англицизмы. Это косвенно свидетельствует о том, что отчуждение от родного языка идёт не от потребности в обязательных английских словах, а навязывается обществу, – Татьяна Янковская права. Навязывается через “лайф-коучинг”, “дизайн эмпатии”, то есть через тех людей, кого идеология тотального маркетинга уже сделала своими “драйверами”. Исподволь внушается доминирующая идея: если ты просишь не “пай”, а пирог, ты – человек из прошлого, отстающий, тормоз…»
В журнале «Крещатик» — новые стихи Амана Рахметова. Стихи Рахметова наследуют постсимволистской линии, переосмысляя её: множество зыбких категорий — вода, дождь, река — заключают в себе глобальное значение, и, кажется, для поэта важна эта неопределённость (выражаемая в «текучей» субъектности – но с определённостью в виде поиска выхода из обобщённого, в виде направленности поиска на одушевлённое «временное живое»):
- выросло распустилось
- этого слишком мало
- чтобы потом приснилось
- в губы поцеловало
- что-то как с ног сбивается
- временное живое
- в мертвое превращается
- слово только какое
- липкое историческое
- теплое не поймёшь
- вот за окном языческое
- а ты говоришь дождь
Colta представляет обсуждение по итогам семинара «Сильные тексты», посвящённого «гомофобному» стихотворению Льва Лосева о Мишеле Фуко. Запись семинара (с участием Олега Лекманова, Кати Капович, Романа Лейбова и других) выложена на YouTube.
Филологи Андрей Костин и Степан Попов делятся различными точками зрения на происходящее – первому обсуждение «филологических» особенностей текста без соотношения с внешней проблематикой кажется малопродуктивным, тогда как второй не возражает против самого подхода – но видит ряд ошибок в обсуждении текста экспертами. «…и кажется логичным, что семинар, видящий в каноне важнейший институт, оправдывающий каноном существование своей дисциплины, приходит (допущу, что это мое вчитывание или приходит бессознательно) к точке, с которой можно если не попробовать столкнуть, то хотя бы вообразить (понаблюдать — со стыдом и неудовольствием — со стороны), как можно поднять руку (возвысить голос) на Фуко. Со всеми, конечно, оговорками, извинениями, уверениями в обратном и пр. Эта дисциплина закончилась (пусть и кажется обратное). Нам нужно что-то другое» (А. Костин). О конвенциональности: «Пора отменить не Лосева, а логику канона и ту дисциплину, которая ее производит. Пора представить себе пространство литературы как то, что может быть присвоено себе, как то, что отвечает индивидуальному читательскому интересу, а не нормативной (хоть и иногда подвижной) системе ценностей» (С. Попов). Всем желающим предоставляется возможность составить собственное мнение, посмотрев запись семинара.
На Polit.ru в рамках семинара «Сильные тексты» — обсуждение стихотворения Николая Некрасова «Бокал заздравный поднимая…». Роман Лейбов об отсылках к современной политической ситуации в Беларуси: «Я хочу сказать, что нам очень не хватало сегодня Александра Иосифовича Федуты, который посвятил этому стихотворению не одну статью. Вы можете найти его публикации, они доступны. И там же, в одной из его статей, вы найдете подборку неопубликованных других адресаций Муравьёву. Александр Иосифович по не зависящим от него обстоятельствам находится вне нашего круга, поскольку он обвинен в очень серьезном государственном преступлении. Любой человек, который знает Александра Иосифовича, прекрасно понимает, что обвинение это сфабрикованное. Мы надеемся, что через каких-нибудь добрых людей наши приветы дойдут до Федуты. Желаю всем не бояться, не оправдывать своих дурных поступков никакими якобы благовидными причинами, а Федуте, ну и всем политзаключенным, естественно, желаю скорейшего освобождения…»
На «Полке» в рамках проекта «Между строк» выложено обсуждение стихотворения Дмитрия Александровича Пригова «В полуфабрикатах достал я азу…». Разговор ведут Лев Оборин и филолог, профессор Оксфордского университета Андрей Зорин. Зорин о цитируемости Пригова: «В значительной степени цитируемость автора определяется школьной программой. Но мне кажется, что выбор одного текста у Пригова — очень сложная и малорешаемая задача, потому что его суть и специфика (и он это подчёркивал) состояла в том, что он не мыслил отдельными текстами. Он работал массивами текстов, книжечками, сериями книжек, он называл это “имиджами”…» О категории, существенной для Пригова, по его собственным словам: «Это категория “невлипания”. Суть состояла в том, что ты должен держаться чуть в стороне от того, что потом назвали дискурсом — вернее, назвали чуть раньше, но русские интеллектуалы об этом слове узнали позднее. Ты говоришь иронически, но ты не являешься пленником иронии. Ты говоришь абсолютно серьёзно, профетически и трагически, но ты не являешься пленником трагизма. То есть твой голос не «влипает» ни в один из дискурсов, о котором ты говоришь. Поэтому ни в одной точке текста тебя нельзя прикрепить к: «это в шутку», а «это всерьёз». В каждой точке ты имеешь дело с голосом и жестом автора, который не полностью пригнан к тексту…»
«Лиterraтура» публикует подборку Ники Железниковой с предисловием редактора Нины Александровой: «В своих иногда сложно графически устроенных текстах Ника Железникова проходит по зыбкой границе между объектом, телом и языком. Они то разделяются, то обнаруживают неожиданные связи, то сливаются до полной неразличимости. Это совершенно метареалистская оптика, однако стихи Ники прозрачны. Здесь прямое говорение и сильное лирическое высказывание создают собственное мифологическое пространство».
- её имя было стёрто,
- её имя было заменено на другое,
- и я не знаю, кто она, и всё же
- я в ней истлела...
- но эти строчки принадлежат
- другому, менее важному стихотворению,
- и поэтому я вырвала их с мясом,
- и открытая рана многоточием
- кровоточит.