07.03.2022
Публикации

Купчихи за чаем и за счётами

Интервью с Галиной Ульяновой — историком, автором книги "Купчихи, дворянки, магнатки. Женщины-предпринимательницы в России XIX века"

Интервью: Михаил Визель

Когда мы говорим про русских купчих XIX века, в голове возникают две взаимоисключающие картинки. Это или дородная кустодиевская купчиха, которая спокойно гоняет чаи, пока ее муж, видимо, сидит в лавке или в конторе, или же ее полная противоположность – Кабаниха Островского, властная женщина, матриарх, которая держит в кулаке всю семью, включая своего взрослого сына, формального главу семейного предприятия. Какая из этих двух картинок ближе к реальному положению дел?

Галина Ульянова: Я бы не стала с уверенностью говорить, что «Купчиха за чаем» Кустодиева – женщина, которая просто живет на деньги мужа. Если мы сопоставим деятельность ряда предпринимательниц и их портреты – мы увидим женщин, которые не производят впечатления измученных своим бизнесом. Тем не менее они могли руководить огромными фабриками.

Например, известен портрет Варвары Алексеевны Морозовой (урожденной Хлудовой) кисти Константина Маковского. На момент создания портрета, ей 35 лет, она была замужем с 20 лет, а в 33 года, овдовев после смерти мужа, стала директором-распорядителем Тверской мануфактуры – одного из крупнейших текстильных предприятий, где было шесть-семь тысяч рабочих. Так что не надо ориентироваться на внешний вид. Вы и сейчас по внешнему виду во внерабочей обстановке не всегда скажете, эта женщина – вице-президент банка или домохозяйка, врач или писатель.

Давайте судить не по внешнему виду, а по статистике. Можно ли подсчитать, сколько женщин купеческого сословия были погружены в дела, а сколько – в быт? Существует такая статистка?

Галина Ульянова: Лучше обозначать эту когорту женщин словами «коммерсантки» или «предпринимательницы», потому что не все предпринимательницы числились в купеческом сословии. Среди предпринимательниц, по моим подсчетам, в XIX веке в среднем купчих было около 40-45%, дворянок – столько же, а мещанок 15-20%.

Самая простая достоверная статистика – Первая всеобщая перепись населения 1897 года. На вопрос этой переписи о роде занятий 36 тысяч женщин ответили, что имеют самостоятельные занятия торговлей, то есть являются предпринимательницами. Что составило 13,3% от общего числа российских предпринимателей, которых было 268 тысяч человек.

Вообще надо сказать, что в любую эпоху предприниматели составляют 1-2% населения. Это не преобладающая часть населения. Но тем не менее именно они двигают всю экономику. Я делала подсчеты данных по крупным городам, сколько там среди предпринимателей было женщин. Оказалось, что в торговле от 6 до 20% (в разные годы). А среди владельцев промышленных предприятий максимум – это 12-15% женщин. Парадоксально, но очень часто в сознании современных людей зафиксирована связка, что женщина всегда существует в ситуации мужского доминирования. Это не так – она может существовать в такой ситуации в семейной жизни, но это часто никак не связано с бизнесом!

В XIX веке предпринимательством могли заниматься три основные категории женщин по сословиям: купчихи, дворянки, мещанки. Долевое соотношение было таким: купчихи – 40-45%, дворянки – 40-45% и мещанки – 10-20%. И при этом, по моим подсчетам, среди купчих только 50% женщин наследовали бизнес от мужа, когда становились вдовами или брали дело в свои руки при живом муже. 20% получали бизнес от своих родителей. Еще 10% сами устраивали этот бизнес – скорее всего, тоже на деньги родителей. Еще по 20% данных нет.

Что касается дворянок, а это вторая крупная категория предпринимательниц, то среди них зависимость от капиталов мужа была совсем небольшой. 50% дворянок получали свои фабрики и заводы от родителей. Это связано с тем, что там был другой порядок наследования – имущество рода после смерти владельцев «переходило в род», муж не имел прав в этом случае наследовать чужое родовое имущество. И только 20% дворянок получали имение от мужей, причем имение не родовое, а благоприобретенное. Согласитесь, 20% – это не так много.

А мещанки — это мелкий бизнес, он периодически вообще даже не облагался налогами! Были такие послабляющие правила, чтобы он мог развиваться. Там вообще не наблюдалось никакой зависимости от мужа. Мещанки, замужние или незамужние, могли сами устраивать все эти мелкие лавочки: пошла, зарегистрировала. Мужа по законодательству не была обязана спрашивать. Например, я нашла в архиве сведения, что в Якиманской части Москвы в 1827 году числилось всего 24 мелочных лавочки (такие лавки вели торговлю разными предметами, необходимыми для каждодневного пользования, как мука, крупа, пшено, соль, чай, свечи, горшки, «снурки», орехи). В девяти лавках (38%) торговлей занимались женщины – жившие здесь же горожанки, в том числе 4 мещанки, 4 солдатки и даже одна «дьяконица» (вдова дьякона).

И даже попадаются случаи, когда у мужа своя фирма, у жены своя. Например, я смотрела ресторации по Басманной части Москвы («частями» назывались тогда городские районы) в первой половине XIX века. Нашла случаи, когда один ресторан записан на мужа, другой на жену. И каждый ведет своё дело.

Сейчас тоже сплошь и рядом ресторан записан на жену. Как отличить, когда жена действительно ведет дело, а когда это просто ширма для чиновника, который не имеет права сам заниматься бизнесом?

Галина Ульянова: Мне этот вопрос часто задают. Но мы говорим не о формальном владении, а о фактическом управлении. Надо помнить вот о чем: в российской экономике до 1917 года не было такого понятия, как «совместно нажитое имущество». Женщина, выходя замуж, в отличие от западноевропейской практики, свои права на имущество (дом, помещичье имение, капиталы, мебель, одежда, украшения) не передавала мужчине – всё, что она получала из семьи, оставалось при ней.

Современным людям трудно это понять, потому что в течение почти ста лет советской власти у нас действовал другой финансовый порядок. Поскольку в Советском Союзе значительного имущества особо ни у кого не было (а имущество предшествующих поколений было потеряно в результате революции 1917 года), существовала формула «совместно нажитое имущество». Она и сформировала психологию современных людей, и эта психология за последние 30 лет не выветрилась. У нас сейчас в судах огромное количество судебных процессов, на которых делят квартиры или дачи. Жена говорит: «Я ему давала деньги, а мы записали всё на него…» Очень много тупиковых ситуаций. И некому сказать этим жёнам: «А почему вы не записали на двоих эту дачу или квартиру, чтобы было по справедливости?!»

А до 1917 года женщины крепко держали свою недвижимость в руках. Например, интересный факт – в московском Китай-городе весь XIX век около 40% лавок находилось в собственности женщин. Они передавали их по завещанию сыновьям, но практически никогда мужьям (только в случае бездетности).

Это как раз показывает, зачем нужны исторические книги. Но давайте вернёмся к литературным примерам. Кроме кустодиевской купчихи и Кабанихи витает еще третий устойчивый образ: продвинутой Верочки, Веры Павловны из «Что делать?». Известно, что роман Чернышевского произвёл колоссальный эффект, его героям пытались подражать в жизни. Зафиксированы ли реальные мастерские, основанные на тех социалистических принципах, которые проповедовал Чернышевский?

Галина Ульянова: Зафиксированы! Я привожу в книге пример женщины, которая могла быть прямым прототипом Веры Павловны. Я посмотрела «Справочные книги» о петербургских купцах за 1860-е годы, и там можно найти женщин как Вера Павловна. Например, в «Справочной книге» 1867 года, где перечислено около трех тысяч человек, записавшихся в купечество, нашлась владелица портновской мастерской в Петербурге 38-летняя Екатерина Михайлова, которая брала купеческое свидетельство 2-й гильдии.

А роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?», опубликованный в журнале «Современник» в 1863 году, повествовал о том, как молодая женщина, дочь чиновника Вера Павловна, в поисках самостоятельного пути устраивает швейную мастерскую, а позже магазин, одновременно с занятием бизнесом влюбляясь и дважды выходя замуж. Обычно аспект самостоятельного заработка не очень привлекает внимание читателя в романе Чернышевского, но для современников он был важен, ибо демонстрировал, что женщина может реализовать стремление к самостоятельности и содержать себя честным трудом, не будучи женой или содержанкой.

А как насчет социалистических принципов?

Галина Ульянова: Какие у швейной мастерской могут быть социалистические принципы? Все работают, наемные работники и работницы получают плату за свой труд. Это капиталистические принципы.

Чернышевский описывает что-то вроде акционерного общества.

Галина Ульянова: То есть складочный капитал? Но ведь еще с начала XIX века торговые дома основаны на том принципе, что учредители вносят свои капиталы, и в зависимости от доли каждого потом распределяется прибыль. Это был не «социалистический принцип», а требование законодательства, задолго до Чернышевского.

Другое дело, что в 1860-е годы эти идеи женского труда стали популярны в обществе. Потому что женщина выходит на общественную арену. И этот процесс эмансипации женщин происходит не только в России, но и во всех странах Европы. Если смотреть статистику, то и в первой половине XIX века в российских городах было немало мастерских – ими владели мещанки, нанимавшие себе в работники женщин и мужчин из крестьян и мещан. Эти работники и работницы сидели за ткацкими станками, делая ткани и ленты, а также раскрашивая керамическую и деревянную посуду, изготавливая косметику. Прибыль шла хозяйке, которая платила своим работникам.

Но именно в шестидесятые-семидесятые годы начинает звучать идея самостоятельности женщин. Как раз через эту идею мы и должны рассматривать высказывания Чернышевского. Эта самостоятельность и раньше в незначительной степени существовала, но не выходила нa передний план. Изменение взглядов на роль женщины в семье, обществе и экономике произошло не внезапно. Уже 1860-е — годы Великих Реформ — подготовили общественное мнение к развороту в сторону расширения прав женской части населения.

В 1869 году в Англии вышла знаменитая книга экономиста и философа, защитника прав женщин Джона Стюарта Милля под названием «Подчиненность женщины». Интерес к книге был столь велик, что в том же году она выдержала два издания в России в разных переводах. Книга попала в болевую точку общественных дискуссий – ее активно обсуждали в прессе. И буквально через год, 14 января 1871 года, император Александр II утвердил закон «О допущении женщин на службу в общественные и правительственные учреждения». Закон обозначил революционные изменения во взглядах правительства и общества на роль женщины в сфере профессионального труда. В законе говорилось о «полезной для государства и общества служебной деятельности лиц женского пола». Важными были признаны такие специальности, как акушерки, фельдшерицы, аптекари, учительницы и воспитательницы, телеграфистки, счетоводы. Изменения в законодательстве можно объяснить тем, что эти профессии становились массовыми, хотя отдельные женщины-профессионалы уже работали, по крайней мере, с 1820-х годов.

Тут важно отметить, что законы в России обычно не служат толчком для каких-то социальных явлений, а как правило, фиксируют то, что уже сложилось в обществе, носят разрешительный характер.

Вот в этом контексте и надо понимать роман Чернышевского.

А что нам говорит статистика о демографических параметрах предпринимательниц? Они менялись?

Галина Ульянова: Конечно менялись. Давайте посмотрим, какие изменения происходят в последней трети XIX века – в эпоху эмансипации. Во второй половине XIX века происходят быстрые изменения в брачном статусе предпринимательниц. Если в 1869 году в Москве среди предпринимательниц было 77% вдов, 16% замужних и 7% незамужних (девиц), то через 25–30 лет ситуация сильно изменилась. В 1890-е годы, как показали мои подсчеты, число вдов среди лиц, бравших купеческие свидетельства в Петербурге и Москве, составляло 49–53%, замужних женщин — 33–35%, одиноких (по прежней терминологии, «старых дев», «девиц») — 12–16%. То есть в 1890-е годы в бизнес вливаются замужние женщины, их уже становится треть. Увеличивается и доля незамужних.

Причём это были женщины, которым просто хотелось самостоятельности. Дочка генерала, жены преподавателя университета, инженера, лекаря, чиновника… Муж, например, преподает в университете или трудится врачом, а жена держит книжный магазин или магазин гигиенических принадлежностей. Приведу пару примеров за 1895 год. В Петербурге жена лекаря, 32-летняя Анна-Мария Гориневская владела магазином гигиенических принадлежностей. В Москве состоявшая во второй гильдии с 1880 года 44-летняя девица Наталья Печковская, дочь генерал-майора, имевшая квартиру в одном из самых дорогих доходных домов Москвы на Петровке, создала контору для приема подписки на газеты и журналы. 36-летняя дочь священника, девица Софья Погожева с 1893 года владела магазином музыкальных инструментов и нот рядом с Московской консерваторией. Еще одна предпринимательница, 29-летняя Алевтина Муринова, «жена кандидата университета», имела книжный магазин в собственном доме в Трехпрудном переулке, состояла в купечестве с 1893 года.

Количественный рост и усиление роли замужних и одиноких женщин свидетельствует о размывании патриархальной гендерно-ролевой модели. Это означало, что самоидентичность женщин-предпринимателей также претерпевала изменения. Женщины перестали бояться принимать решение без мужчины. Они самостоятельно начинали бизнес с нуля и на протяжении десятилетий уверенно вели стабильные и успешные фирмы, особенно в таких областях, как издательское дело и шитье готовой верхней одежды для массовой продажи в магазинах, гостиничный и прачечный сервис.

И в этих бизнесах до 15% предпринимательниц вообще не замужем. Они просто хотят самостоятельности. Ценность этой идеи тоже сейчас непонятна современным людям, но тогда, 120-150 лет назад, широко обсуждалась в общественных дебатах идея женской самостоятельности, артикулировалась самоценность женщины независимо от брачного статуса и от её фертильности, от того, рожает она детей или не рожает, самоценность женщины как личности.

В последней трети XIX века эта идея очень важна для формирования женского самосознания: ты не ниже мужчины! ты такой же ценный член общества, как мужчина!

Давайте теперь обратимся от купчих к дворянкам. Классическая русская литература и здесь даёт нам два противоположных стереотипа, относящихся к одной и той же дореформенной эпохе: княжну Марью Болконскую и «старушку Ларину». Обе вышли замуж, и обеих мужья увезли в деревню. Причем Николай Ростов уехал на жительство в Лысые Горы, доставшиеся ему за женой, а Дмитрий Ларин увез Pachette в свое собственное имение. Но дальше их линии поведения резко разошлись: графиня Марья Ростова рожала и растила детей (как и ее невестка графиня Наталья Безухова) и совершенно не входила в хозяйство, которым ревностно занялся Николай, а Ларина, наоборот, «езжала по работам, вела расходы, брила лбы… всё это мужа не спросясь». Какой случай более типичный?

Галина Ульянова: Здесь мы опять возвращаемся к вопросу о раздельной собственности супругов на свои имения. Например, в «Господах Головлевых» Арина Петровна Головлева управляет своим имением и подчеркивает, что это все ее, все записано на нее! И она не будет мужу никаких прав передавать.

Но это не описанный Толстым случай. Лысые Горы – наследственное имение жены, а не мужа.

Галина Ульянова: Значит, она передала ему свои права на управление, потому что она в это время рожает. Лысые Горы не «достались» ему – по документам, если жена не продала их мужу или не передала по дарственной – они так и принадлежат ей (а если имение родовое, то и не могла устроить сделку). Даже чтобы продать пшеницу на сторону каким-то закупщикам-оптовикам в Москву, например, он должен был иметь нотариально заверенную доверенность жены.

Я как раз пишу в книге, опираясь на статистику, что для женщин очень важен вопрос фертильного возраста. Прослеживается простая закономерность: многие женщины с условных 20 до 40 лет рожают детей, а потом начинают быть особенно активными в бизнесе после сорока лет, когда дети выросли или хотя бы входят в подростковый возраст.

Но некоторые особо физически крепкие и до 40 лет не ждали, а занимались бизнесом параллельно с деторождением. Я привожу в качестве примера Агафоклею Полторацкую (1737-1822), которая родила 22 ребенка! Кстати, это бабушка Анны Петровны Керн, и именно в мемуарах Керн мы находим яркие штришки, характеризующие властный характер Агафоклеи Александровны. У Полторацкой было 4 тысячи душ крепостных в молодости и 13 тысяч душ крепостных к концу жизни, а хозяйство ее неуклонно крепло. При этом никаких имущественных прав она мужу не передавала. Муж вообще жил в Петербурге и служил директором Придворной певческой капеллы. Она всем своим недвижимым в Тверской губернии управляла сама – родив при этом 22 ребенка! То есть нет единой картины.

Из вашей книги я узнал, что в России еще в 1753 году, то есть при Елизавете, был принят закон, согласно которому «жены могут продавать собственное их имение без согласия мужей». А в 1775 году, при Екатерине, - другой закон, согласно которому «лица женского пола причисляются к гильдиям на одинаковом основании с мужским». Что, впрочем, и неудивительно, потому что женское правление в России длилось с 1725 по до 1796 год. За что же тогда боролись в начале XX века суфражистки и феминистки?

Галина Ульянова: Феминистки боролись за то, что женщина такой же человек, как мужчина. Несмотря на указанные вами законы, эта идея не преобладала в XIX веке. И не только в России. К тому же эта борьба женщин всё-таки относилась к городскому образу жизни, а не к патриархальному крестьянскому, а ведь в деревне жило до 80-90% российского населения.

Как же это сочеталось с тем, что женщины к тому времени не только держали лавки, но и управляли огромными заводами?!

Галина Ульянова: Как я уже говорила, предпринимательством могут заниматься один-два процента населения. И среди всей когорты предпринимателей женщины составляют в разные эпохи от пяти до двадцати процентов в разных отраслях. К ведению бизнеса нужно иметь такие же способности, как и к тому, чтобы стать ученым, писателем. Женщина, которая занимается предпринимательством – это совсем не «типический образ» из школьной программы по литературе.