Текст: Дмитрий Шеваров / РГ
Неисчислимы сделанные им звукозаписи русских поэтов. Благодаря Льву Шилову мы имеем возможность слышать голоса Анны Ахматовой, Корнея Чуковского, Михаила Светлова, Бориса Слуцкого, Булата Окуджавы, Беллы Ахмадулиной, Андрея Вознесенского, Иосифа Бродского...
Лев Шилов возвращал из небытия голоса Блока, Есенина, Гумилева, Пастернака, реставрируя записи начала ХХ века, сделанные еще на нежные восковые валики.
Лев Алексеевич создал отдел звукозаписи в Государственном литературном музее, где собрал уникальную фонотеку русских писателей и поэтов. К первому изданию книги Шилова "Голоса, зазвучавшие вновь" написал предисловие Ираклий Андроников.
Было время, я часто встречался с Львом Алексеевичем в подмосковном поселке Переделкине, в Доме-музее К.И. Чуковского, которым Шилов тогда заведовал. Теплыми летними вечерами, когда во дворе музея запиралась калитка с объявлением "Всегда в продаже пушистые котята", мы садились за деревянный стол под яблонями и беседовали под стрекот кузнечиков и шелестение пленки моего старенького диктофона. Счастливые это были вечера.
Лев Шилов: Меня привезли сюда, в Переделкино, летом 1936 года. Наша дача, самая крайняя у ручья, достраивалась, накрывались полы, лежали кучи стружек. Я прыгал в эти стружки, мне было четыре года. Народу тогда в поселке было очень мало. И со станции в деревню вела не дорога, а тропинка. Дача принадлежала сестре моей бабушки, писательнице Лидии Николаевне Сейфуллиной. Мы попали к ней в дом вследствие печальных событий. Жили в Оренбурге, где мой дед возглавлял городскую больницу. Деда арестовали, обвинили в том, что он неправильно лечил партийных работников. Его били так, что сломали ребро. Он ничего не подписал, и его выпустили. Но тут моего отца арестовали - за анекдот, рассказанный попутчику на пароходе. И мы больше не могли оставаться в Оренбурге, снялись и уехали в Москву.
А потом - война...
Лев Шилов: Я чуть не убежал на фронт. Мы были в эвакуации в Зауралье. Мама, я и сестренка младшая. Когда мама заметила мои тайные сборы, сказала: "Хорошо, я тебе помогу добраться до станции. Поезжай, если ты, единственный мужчина в доме, можешь нас, слабых женщин, оставить в трудную минуту..." Чуточку поразмыслив, я понял, что мама права. Мне хоть и одиннадцать лет, но я - помощник. Весной, когда ночью по реке перла рыба, я приносил домой приличный улов. Летом я со своими приятелями торговал холодной водой на базаре. Мы кричали: "Холодная вода! Холодная вода!.."
Ко всему, чем мы занимаемся, когда становимся взрослыми - всему этому есть какой-то исток в детстве...
Лев Шилов: Сразу после войны я стал бегать на концерты чтецов. Было такое явление в сороковые-пятидесятые годы. И оно увлекло и меня, и моих друзей.
И вы поступили на филфак?
Лев Шилов: Да, в сорок девятом году. Я не был комсомольцем и меня не захотели брать в университет. Тогда наша семья первый и последний раз прибегла к блату. Наш сосед Фадеев написал письмо в приемную комиссию. И меня зачислили. Я попал на семинар замечательного профессора Сергея Игнатьевича Бернштейна. Я еще не знал в то время, что в двадцатые годы Бернштейн записывал голоса поэтов...
И что именно вам предстоит спасать те записи...
Лев Шилов: После университета я работал в музее Маяковского за Таганкой. Включая записи Маяковского, я вдруг обратил внимание на то, что издали слышно гораздо лучше, чем вблизи. Когда появился второй магнитофон, я записал, как слышно издали. Где-то по дороге шумы частично фильтровались. Со своим "открытием" я пришел в институт звукозаписи на улицу Качалова. И там я спросил, а можно ли как-то еще улучшить запись. Мне сказали, что, конечно, можно, надо только найти оригиналы. Я стал узнавать, а где оригиналы. Оказалось, что в начале войны записи Маяковского, как особо ценные, были положены в отдельный сейф. Потом этот сейф исчез.
Украли?
Лев Шилов: Да нет. Вряд ли во время войны эти валики были кому-то нужны. Просто завезли куда-нибудь не туда. Так что оригиналы записей Маяковского до сих пор не найдены. Но нашлись записи Маяковского на кинопленке. Я стал ходить в реставрационные аппаратные студии грамзаписи и дома радиовещания, где работали два прекрасных мастера: Вячеслав Таболин и Николай Морозов. В Советском Союзе была лучшая школа звуковой реставрации. Только у нас могли платить деньги за кропотливую работу с неизвестным результатом.
Почему именно у нас, а не во Франции, к примеру?
Лев Шилов: Потому что французам не надо было реставрировать голос Ленина, а у нас это была задача особой государственной важности. Колоссальную работу проделали. Были выписаны из Голландии звукорежиссерские пульты последней марки. Один был поставлен в реставрационной аппаратной, другой в консерватории, третий - в студии грамзаписи. И вот один из этих пультов через тридцать лет мне даром отдали, и я на нем записывал Булата Окуджаву.
Посвящение
Льву Шилову
- Не спеша, поначалу несмело,
- Избавляясь от хрипа и визга,
- Отделилась душа от тела,
- Отделился голос от диска.
- И услышал я друга и брата
- Словно здесь он,
- рядом со мною,
- В слове, сказанном
- им когда-то,
- Житие продолжает земное.
- Лев Озеров
- Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru
- Оригинал статьи: rg.ru