Текст: Дмитрий Шеваров
Кто-то сказал, что интеллигентного человека никогда не бывает много. В комнате он всех незаметнее. Вот и Юлия Андреевича легко было не заметить. Он и в восемьдесят лет был по-мальчишески худощав. Ничего стариковское к нему не приставало.
При всей своей внешней неприметности, он сразу и безоговорочно располагал к себе. Когда он к нам приезжал и я потом провожал его на платформе, к нему не подошел только ленивый – один попросил закурить, другой спросил дорогу, третий просто хотел поболтать. Как-то сразу люди чувствовали, что он человек тутошний, здешний, надежный. Он не отмахнется и не отвернется.
В нем было товарищество, растворенное в крови. Естественное как дыхание. Его верность ушедшим друзьям — Геннадию Шпаликову, Юрию Казакову, Андрею Тарковскому, Юрию Визбору, Василию Шукшину, Юре Ковалю... – она была повседневна.
Он каждый день старался что-то сделать в их память. Порой казалось, что забот о своей работе (а он преподавал во ВГИКе, готовился к съемкам, записывал литературные программы) у него нет вовсе. О своих проектах он почти никогда не упоминал. Чаще всего мы говорили о Юре, о Гене, и снова о Юре. Он рассказывал о них с такой свежестью утраты, будто это случилось вчера, а не много лет назад.
Вот сейчас, провожая Юлия Андреевича, Юрий Норштейн сказал, что «верность дружбе – то замечательная черта Юлика, и она, думаю, все реже и реже будет встречаться в людях и в конце концов сойдет на нет. Искусство дружбы – очень неторопливое...»
Из стихотворения Геннадия Шпаликова, посвященного Юлию Файту.
- Люблю я эти сапоги,
- Заклеенные аккуратно,
- Подарок с дружеской ноги –
- Я не верну его обратно.
Я был еще школьником, когда вышло первое посмертное издание стихов и сценариев Гены. Оно называлось просто: «Избранное». Потом, через много лет, я узнал от Юлия Андреевича, чего стоило друзьям Шпаликова пробить эту книгу. Почти каждая ее страница счастливо отпечаталась во мне. Уезжая из дома, я не смел просить у родителей этот драгоценный и для них томик, поэтому выписывал стихи Гены в блокнот или тетрадку. Тетрадки терялись, и я снова выписывал, чтобы всегда иметь на сердце эти стихи. Например, вот эти:
- Людей теряют только раз
- И, след теряя, не находят,
- А человек гостит у вас,
- Прощается и в ночь уходит.
- А если он уходит днем,
- Он все равно от вас уходит.
- Давай сейчас его вернем,
- Пока он площадь переходит...
Следующая большая книга Гены вышла уже в новом столетии. Она называлась «Я жил как жил». Составлял ее уже один Юлий Андреевич. И получился шедевр – не только потому, что в книге собрано всё лучшее шпаликовское, но и потому, что книга гениально составлена. Вернее, смонтирована. Получилась книга-фильм.
А потом была книга «АУА» Юрия Коваля, смонтированная Юлием Файтом с той же любовью.
Последняя работа Юлия Андреевича – о Пушкине. Фильм называется «Три этюда» и построен на рисунках художника и поэта Николая Предеина. На днях, после горькой вести, он написал мне: «Да, Юлий Андреевич был и остается в нас человеком той светлой романтической природы, каких уже почти не осталось в наше время... Однажды мы вместе были в Михайловском, там открывали мою выставку. А жили в Тригорском. Курили на лавочке вечером. А закуривал он всегда от спички, а не от зажигалки, что вдохновило меня на небольшое стихотворение, ему посвященное.
- Юлий Андреевич чиркает спичкой,
- не изменяя живому огню,
- спичка горит, проявляя наличность
- света, и ночи броню
- отодвигает, а дым папиросы,
- вот он... его уже нет.
- Юлий Андреевич ставит вопросы
- спичкой... она же – ответ.
А прощался Юлий Андреевич со мной на платформе метро ротфронтовским жестом, я его называю шпаликовским, где-то есть такая фотография Гены. И этот жест мне говорил в тот момент не о борьбе, а о братстве. И я ему отвечал, преодолевая смущение, тем же жестом...»
За кадром фильма «Три этюда» звучит музыка Бориса Чайковского и голос Юлия Андреевича – он читает Пушкина. Три его стихотворения: «Эхо», «Храни меня, мой талисман...», «Если жизнь тебя обманет...»,
Юлий Андреевич обладал особенным голосом. Мы уже привыкли слышать вокруг себя плоские голоса, опустошенные, они лишь звуковая оболочка какой-либо информации. А у Юлия Андреевича был голос морской глубины, исполненный густых живописных оттенков. Заслышав такой голос, невольно обернешься, как оборачиваешься с изумлением на звук флейты или виолончели.
Юлий Файт записал для радио и аудиокниг рассказы своих друзей Василия Шукшина, Юрия Казакова, Геннадия Шпаликова. Он очень любил эту работу.
Неоконченным остался его фильм о Юрии Ковале, съемки которого начались еще несколько лет назад, но были прерваны.
К слову сказать: у Коваля и Файта было одно любимое созвездие – Орион.
Неосуществленных замыслов у Юлия Андреевича осталось так много, как, быть может, ни у кого из кинорежиссеров. Хватило бы еще на три жизни.
Об одном из таких неснятых фильмов Юлия Файта я расскажу вам в своей рубрике уже скоро, в августе.
ТРЕХСТИШИЯ ЮЛИЯ ФАЙТА
- Балкона доски холодят ступни.
- В луче луны осенней заигрался
- От папиросы дыма завиток.
- * * *
- Вот лёгкий ветерок
- Травой прошелестел.
- Прекрасная судьба!
- * * *
- Как счастлив однодневный мотылёк!
- Он жизнь прожил.
- А большего не надо.
- * * *
- Пришёл мой кот,
- Поел и приласкался.
- Тебе не одиноко?
- * * *
- Нас двое.
- Мы сидим – и нам спокойно.
- Всегда ли будет так?
- * * *
- Орион, дружок небесный,
- Нам с тобой не по пути –
- Я дошёл до Красной Пресни,
- Дальше некуда идти.
- * * *
- Ты думала, я вышел покурить?
- Балкон притих.
- Чуть воздух шелохнулся.
- Любимый Орион!
ГЛАВНЫЕ ФИЛЬМЫ ЮЛИЯ ФАЙТА:
- Трамвай в другие города.
- Пока фронт в обороне.
- Мальчик и девочка.
- Марка страны Гонделупы.
- Пограничный пёс Алый.
- Зелёный остров.
- Композитор Борис Чайковский.
- Четверо и музыка.
- Дирижирует Геннадий Рождественский.
- Дорогой Василий Макарыч.
- Тапёр.