20.10.2022
В этот день родились

Человек, подаривший Риму пять веков. Вергилий

Публий Вергилий Марон (15 октября 70 год до н. э.,— 21 сентября 19 год до н. э., ) — величайший поэт Древнего Рима, автор Энеиды, эпоса, воспевающего легендарное происхождение римского народа

Бюст Вергилия у входа в его склеп в Неаполе / wikipedia.org
Бюст Вергилия у входа в его склеп в Неаполе / wikipedia.org

Текст: Андрей Цунский

  • …чтенья всегда в изобилии —
  • Недосуг почитать лишь Вергилия,
  • Говорят: здоровенный талант!
  • Саша Черный

Разговор монаха с путником

15 октября 930 года от Р.Х., деревушка Пьетоле, Ломбардия, у переправы через речку Минция

- Слава господу нашему Иисусу Христу! Заплутали, любезный? Эх, сразу видно, сударь, что человек вы ученый, и что приехали издалека. Постойте–постойте! Ну конечно, вы - из Англии! Спешите с известиями от нашего папы Иоанна, да продлит господь его годы, к своему королю Этельстану, да будет он к вам милостив! Проклятый дождь, из-за него вы сбились с пути? Как это не сбились? Да ведь дорога-то на Лютецию и дальше на Лондон здесь не самая близкая. И разбойники лютуют. Сюда и ехали? А я даже знаю, зачем!

Деревня-то? Она зовется Пьетоле. Теперь Пьетоле. Раньше-то язычники-кельты прозвали ее Анды, низинки мол, тут, река сюда и течет, Минция называется. Да-да! О, теперь я вижу, что вы и впрямь не сбились с пути! Да понял я, зачем вы дали такой крюк! И вам повезло! Не пожертвуете несколько монеток на создание часовни? Часовни святого Урбана, покровителя главнейшего из ремесел... мм…да-да, виноделия! Ваша щедрость будет вознаграждена, причем немедленно. Ой, а вот это у вас что в бурдючке? …можно глоточек? Ой, как быстро оно у вас кончилось! Да всего-то было с четверть ведра. Ничего, в деревне с вашими-то деньжищами купим хоть бочку, а мне сейчас полезно, припомню нужные подробности до единой! Вы совершенно правы – он родился здесь! Откуда я знаю? Так я же служил у самого святого престола, пока… в общем, интриги и зависть. А я в библиотеке служил… Да. Все читано. Да о чем жалеть! Зато я могу здесь вволю славить святого Урбана! И – того, ради кого вы свернули с хорошей дороги. А что свернули – ничего, деревня рядом! И с голоду не пропадем -

  • у меня творога изобилье,
  • Свежие есть плоды, созревшие есть и каштаны.
  • Уж в отдаленье - смотри - задымились сельские кровли,
  • И уж длиннее от гор вечерние тянутся тени.

Вот там дальше, к востоку, было имение его папаши. Они-то были сами мантуанские, не из знатных, но и не из нищих. Отец-то его был голытьба голытьбой, от него одна фамилия и осталась. Хотя работящий и умишком обижен не был. А семейство Магии Полла было при деньгах, и чем-то он их дочку Магию – да-да, сударь, так ее и звали, да простит меня господь! – привлек. И вот за Магией-то Полла он и получил в приданное тут лесок и деньжат еще, да вот и увеличил их до весьма неплохого поместья, и леса у него тут были, и виноградники, а он еще пчел разводил и медом приторговывал. Пасеки там были, в сторону дороги на Кремону. Так что он выбился сам из бедности, и сына вывел в люди, да еще в какие! Молодец.

А сын-то у него родился знаете где? Вот не сойти мне с этого места – да и не надо сходить. Мы с вами как раз над этой самой канавой. Ехали они с Магией – а она уж была не то что на сносях, а вот-вот! – из Мантуи в деревню поблизости, а й ней и воды отошли! Так прямо тут, вот в этой самой канаве, на этом вот самом месте - родила она, Магия, сыночка, которого называли они Публием, да. Лицо у него было спокойное, он почти не плакал. По своему языческому неразумию они решили тогда, что ребенка ждет долгая и счастливая жизнь. И было это на октябрьские иды в первое консульство Гнея Помпея Магна и Марка Лициния Красса, то бишь, семидесятого года до рождества господа нашего Иисуса Христа… ой. А нынче у нас ведь годок девятьсот тридцатый? И пятнадцатое октября! То есть день октябрьских ид! Это что же получается?!

Так неизвестный путник и неизвестный монах отметили тысячелетие со дня рождения Публия Вергилия Марона, которого вы знаете. Читали, говорите? Ну, слышать приятно, но такие утверждения – это дело вашей совести.

  • Утешаюсь одним лишь — к приятелям
  • (Чрезвычайно усердным читателям)
  • Как-то в клубе на днях я пристал:
  • «Кто читал Ювенала, Вергилия?»
  • Но, увы (умолчу о фамилиях),
  • Оказалось — никто не читал!

Кто такой психопомп?

Для читателя современного Вергилий в первую очередь - психопомп, даже если читатель не знает этого греческого слова. Психопомп, или ψυχοπομπός «проводник душ», тот, кто может провести живого смертного в царство мертвых – и вернуть обратно. Если повезёт. Вергилий стал таким проводником для Данте Алигьери.

К сожалению, теперь и Данте читают не чаще Вергилия. И время изменилось, и наши представления о мире. Что для Данте сошествие во ад – для нас экскурсия.

Невозможно требовать от современного читателя знания, и уж тем более понимания того, кем и чем стал Вергилий для Рима и Римской империи. Хотя если назвать Вергилия первым поэтом-лауреатом, или римским Максимом Горьким… Нет. Как сравнить любого деятеля современной эпохи с действующими лицами драмы античного Рима, государства, подчинившего весь мир? А для этого государства Вергилий создал то, что оказалось важнее меча-гладиуса, строя римских легионов, изобретения бетона, тысяч километров акведуков, Колизея, Терм Каракаллы, колонны Траяна и арки Тита… вернее – многого из этого могло бы и не быть, не будь на свете Публия Вергилия Марона, и еще одного человека, который понял, что именно может создать этот великий и прекрасный поэт.

Как судьба принимает образ мальчишки

Юный Вергилий учился сперва в Кремоне, затем в Медиолане (известном нам как Милан), а позднее - в Неаполе. Там Публий внимал философу-эпикурейцу Сирону, и хотя прямых указаний на это нет, по ряду признаков можно более или менее уверенно сказать, что учился он и в школе философа Филодема Гадарского, она была совсем рядом – в Геркулануме, по счастью Везувий в те годы вел себя тихо. Греческим языком он занимался в школе Парфения Никейского. И в то время подружился с Марком Плотием Туккой и поэтом Луцием Варием Руфом – они стали его друзьями на всю жизнь. Во время учебы стало ясно – Публий будет хорошим поэтом, но политической карьеры в Риме ему не сделать. Политик должен был уметь произносить зажигательные, вдохновляющие толпу речи. Гай Юлий Цезарь – а Публию его доводилось видеть воочию – произнес свои первые речи еще почти подростком, на похоронах бабушки. А у Вергилия именно с искусством оратора, тем более импровизатора было из рук вон плохо. Он заикался, потел, путался – ну кто такого станет слушать. Зато стихи – и свои, и чужие – декламировал великолепно. Четко сформулированная и записанная мысль – вот где ему почти что не было равных.

Ну и наконец в Риме, причем в Риме его наставником был ритор Марк Эпидий, о котором известно, что за свои педагогические услуги он требовал очень большие деньги. Отец Публия не скупился, видимо верил в талант сына. И вот у Эпидия, вероятно и произошла судьбоносная встреча Публия Вергилия Марона с мальчиком по имени Гай Октавий.

Какой была эта встреча, когда она случилась – мы точно не знаем. Гай был совсем еще мальчиком, на семь лет моложе Публия. Возможно, Публий приободрил его, похвалил за что-то, заступился в споре – или просто понравился мальчишке как одаренный поэт. Несомненно одно: когда Гай Октавий вырос, он не забыл о Публии и сохранял к нему самые добрые чувства, а он крайне редко так сердечно и с таким доверием относился к людям.

Как

Время, которое Публий Вергилий Марон провел на ученической скамье и несколько лет после было очень страшным. Хотя потом и было куда как страшнее.

Еще не стёрлось в памяти римлян восстание Спартака, когда толпа разъяренных рабов (романтизированная за последние два столетия) прошла по Италии дважды из конца в конец, и не было конца грабежам, убийствам, насилию и пожарам. Восстания покоренных народов были делом обычным всегда. А тут еще и две кровопролитных гражданских войны, которые с чудовищной ясностью показали – не спасают Рим ни Сенат, ни иные институты Республики, если за власть борются те, у кого за спиной десятки тысяч солдат. Помпей, Красс, Цезарь, Антоний – все они отдавали себе отчет, что борются за единоличную и полную власть.

Но когда сгинули все триумвиры и претенденты-одиночки, на вершине остался один расчетливый молодой человек. Внучатый племянник Цезаря Гай Юлий Цезарь Октавиан Август. Он прекрасно понимал значение символов и мифов – и что нужно поставить их на службу себе. И был это тот самый маленький Гай Октавий, который вырос, возмужал и стал коварным, жестоким и прагматичным политиком. Но этим его вклад в историю не ограничился. Октавиан понял, что республика себя изжила, что огромную массу людей, находящихся под властью Рима – как и самих римлян – удержит хотя бы в подобии порядка только диктатура. Для вида сохранив Сенат и другие республиканские учреждения, Октавиан совершенно лишил их полномочий. Вскоре к власти придет еще один Гай Цезарь – по прозвищу Калигула – и жены сенаторов будут обслуживать клиентов борделей по его прихоти…

Если бы у Рима был хотя бы один конкурент на мировой арене – он бы рухнул в течение нескольких лет. Однако не только мечи легионеров продлили его существование. Нужно было чем-то объединить римских граждан – людей разных народов, племен и рас. Октавиан посчитал, что Риму нужен был миф. И чтобы этот миф подтверждал божественное происхождение рода Юлиев, к которому Август принадлежал. Сам себя он уже объявил богом, продлил свой месяц на день за счет февраля, статуи самого Августа уже стали священными предметами.

Октавиан не смутился сложностью задачи. Он еще со школьных лет знал одного одарённого поэта, которому было, как он считал, вполне по силам создать то, что так нужно ему – а стало быть и Риму.

  • Утешенье, конечно, большущее…
  • Но в душе есть сознанье сосущее,
  • Что я сам до кончины моей,
  • Объедаясь трухой в изобилии,
  • Ни строки не прочту из Вергилия
  • В суете моих пестреньких дней!

Как удивился божественный первый среди равных

Вероятно, Октавиан удивился, когда прочитал первые страницы «Энеиды» Вергилия. Он поставил перед поэтом вполне выполнимую и несложную задачу. Но то, что ему принесли, было куда огромнее, куда сложнее, куда поразительнее. Ему нужен был миф. Вергилий створил Эпос. Такой, каким стали для греков «Илиада» и «Одиссея» Гомера.

Октавиан был умным человеком. Он не только не рассердился, но позволял богатым и знатным оказывать Вергилию значительную помощь – а возможно и сам не скупился.

  • Уступите дорогу, римские писатели, уступите и вы, греки;
  • Здесь рождается нечто большее, чем «Илиада»

- писал поэт Проперций. Август был весьма доволен. И было чем. Именно «Энеида» сплотила римлян, именно она сделала возможными Колизей, термы Каракаллы, Арку Тита, колонну Траяна, сотни километров акведуков, и еще несколько веков существования империи. Она расколется надвое, будет терять провинции, ее сомнут и растопчут – но, возможно, именно «Энеида» даст империи еще несколько сотен лет, может быть именно она убедит людей терпеть диктатуру и произвол ради некоего славного прошлого и помпезного величия.

Как друзья не выполнили последнюю волю Вергилия

Конечно, читатель рассердится на меня. Почему я не говорю об «Энеиде» подробнее? Где описание поэмы, отзывы, цитаты? Ну вы же знаете, что я скажу. Да-да, читайте сами. Для этого даже не обязательно знать латынь.

Собирая материалы для поэмы, Вергилий отправился в Грецию. Что вполне естественно и ожидаемо. На корабле с ним случился от жары солнечный удар, в городе Брундизии ему пришлось сойти на берег, но помощь врачей не помогла. За одиннадцать дней до октябрьских календ, в консульство Гая Сентия и Квинта Лукреция, или есть 21 сентября 19 года до н. э. Вергилия похоронили близ Неаполя, у второго камня на Путеоланской дороге под камнем с такими словами:

  • В Мантуе был я рождён, у калабров умер, покоюсь
  • В Парфенопее; я пел пастбища, сёла, вождей.

Понимал ли он, что служит жестокой и беззаконной диктатуре? Похоже, что да. Перед отплытием в Грецию он попросил старого друга, Луция Валкерия Руфа сжечь все его рукописи, а особенно – «Энеиду» в случае его смерти. Умирая, он просил прислать ему рукописи, чтобы сжечь их самому. Ему отказали. Тогда он потребовал, чтобы ничто из не изданного им самим не смели публиковать. Эту настойчивую просьбу повторил он Варию Руфу и Полтию Тукке.

Может быть друзья так и сделали бы. Но получили приказ – подготовить рукопись к переписке. Приказал тот самый мальчик Гай Октавий, который заметно подрос со времени учебы у Марка Эпидия. Не стоит судить их строго – в случае ослушания их смерть был бы ужасна, а судьба их родственников – очень печальна.

Поэт Сульпиций Карфагенянин даже придал этой истории благопристойный вид:

  • Быстрое испепелить должно было пламя поэму —
  • Так Вергилий велел, певший фригийца-вождя.
  • Тукка и Варий противятся; ты, наконец, величайший
  • Цезарь, запретом своим повесть о Лации спас.
  • Чуть злополучный Пергам не погиб от второго пожара,
  • Чуть не познал Илион двух погребальных костров.

Вергилий жил последние годы безбедно и без волнений. Его состояние оценивалось в десять миллионов сестерциев, не считая земли и домов. Он был высокого роста, неуклюжий, с плохими манерами и не знал, как вести себя в обществе. Когда он входил в театр – публика вставала и рукоплескала ему. Он перестал ходить в театр. Мечтал бросить поэзию и заняться философией. Семьи у него не было.

А знаете – все же хорошо, что «Энеиду» не сожгли. Вряд ли в том, что диктатура смогла задержаться столь надолго, мог быть виноват один человек – тем более поэт.