Текст: Дмитрий Шеваров
Так вечер за вечером заполнялись пожеланиями открытки, а потом, скрипя валенками, мы шли к почтовым ящикам.
Давно остались эти мгновенья в прошлом веке, но декабрьскими вечерами мы отчего-то томимся с планшетами в руках. Нам остро не хватает того счастья, которое не найти в планшете. Вновь хочется, распахнув почтовый ящик, принять в озябшие руки ворох открыток и писем.
Как там, у Ахматовой?..
- Что войны, что чума? – конец им виден скорый,
- Их приговор почти произнесен.
- Но кто нас защитит от ужаса, который
- Был бегом времени когда-то наречен?
...Однажды (это было в прошлом веке, в прошлой жизни) под вечер, в самый канун Нового года, я на бегу заглянул в почтовый ящик. В сумерках ничего не видать, пошарил ладонью – конверт. С виду – обычный. Но штемпель на конверте нарисован от руки. И адреса обратного нет.
Я, торжествуя, влетел в дом. Только один человек на свете мог принести письмо, бросить в ящик и тихо уйти – мой друг Андрей. Я вспыхнул от этой догадки, я был счастлив – и тем, что Андрей такое придумал, и тем, что у меня такой верный, такой необыкновенный друг, и тем, что в комнате уже наряжена ёлка...
В письме была открытка и письмо. Открытка куда-то задевалась, а письмо – вот оно.
- «Свердловск, 29 декабря 1980.
- Поздравление показалось мне уж очень лаконичным, когда я его закончил.
- Так вот.
- Этот год будет отмечен многими важными событиями.
- Примет власть новый президент Соединенных Штатов Америки Рональд Рейган.
- Мы все перейдем на третий курс.
- Состоится очередной, XXYI съезд Коммунистической партии Советского Союза.
- Наконец-то будет настоящая практика в газете, первая.
- Оксана Попова* заметно подтянется по английскому языку.
- Не будет поймано Лох-Несское чудовище.
- Твоя сестра Ксюша** повзрослеет еще на один год и станет совсем большой.
- Никарагуанские дети получат нашу посылку***.
- Подорожает бензин.
- В начале года и в конце будет снег.
- И мы еще на год станем ближе к новому веку!
- С чем заранее тебя поздравляю...»
- *Оксана Попова-Ситникова (1961-2006) – журналист, поэт, редактор.
- **Ксения Волянская – радиожурналист, фотохудожник, блогер.
- ***В 1980 году по всему СССР собирали гуманитарную помощь для населения Никарагуа, в том числе игрушки и книги для детей.
Это письмо Андрей наверняка писал за своим любимым письменным столом, который он однажды воспел в отдельном письме.
Когда Андрюша занимался, кот Шурка имел обыкновение забираться на стол и вальяжно растягиваться на нем во всю свою ширь. Андрею оставался только самый краешек. Мама, Нина Матвеевна, говорила: «Шугани его!» – «Что ты, мама, пусть...»
За этим же столом, подложив под тонкую писчую бумагу трафарет – чтобы строчки ложились ровно, Андрей писал свой роман.
Раз в неделю, обычно по вторникам, Андрей приходил в общежитие, чтобы прочитать нам очередную главу. Набивалась полная комната народу.
Первоначально у романа было еще два автора – я и наш общий приятель. Но мы отнеслись к роману как к приятному дуракавалянию, и нам это быстро надоело. Мы оставили Андрея наедине с рукописью, ожидая, что и он бросит заниматься пустяками. Но он не бросил, а каждый день добавлял к роману по новой странице.
Жаль, что большая папка с рукописью исчезла. Нет, своих страниц мне совсем не жалко, а вот Андрюшиных... Его стиль был совершенно особенным. У Андрея было резкое видение несовершенства мира. Никакого юношеского романтизма. Поэтому и писал он не по возрасту жестко, мыслил парадоксально и легко владея гротеском, показывал, как окружавшие нас клише и штампы от столкновения с реальностью беспомощно осыпаются как осенние листья.
Местами это было даже страшно, чаще – безумно смешно. Но даже самые смешные страницы Андрей читал так же невозмутимо, как отвечал на семинарах по английскому языку.
Андрею легко давались языки. В записке, которую он оставил домашним, уезжая на практику, он просил: «Придут две почтовые карточки – одна на самоучитель китайского языка, другая – на самоучитель японского. Их надо будет обязательно выкупить в магазине «Книги» около вокзала...»
Зачитывался Джеральдом Дарреллом. Не расставался с его «Землей шорохов». Переводил Стивена Винсента Бене.
- Мы начинаем умирать с первым нашим дыханием,
- А если умираем, что случается?..
- Просто уже не будет так хорошо,
- Как тогда, когда я произнес ее имя во сне,
- А проснувшись, произнес его снова.
Своих стихов и переводов он стеснялся, считая их пустяковыми. Даря мне листок со своим стихотворением, приписал тут же иронически: «Написать одно хорошее стихотворение так же трудно, как прочитать с начала до конца сборник плохих стихов...»
В его сдержанных манерах сквозило что-то ленинградское. Скорбной нитью тонких губ он напоминал раннего Шостаковича. Сходство довершали строгие очки, серые глаза за ними, небольшая сутулость, тонкие руки, скупость жестов и слов.
- Андрей отвечает на вопрос о заветном желании. Май 1981 года.
Отец Андрея пятилетним малышом попал к немцам. Детей в семье было трое, мать пыталась вывезти их на саночках из Синявино, но колонну беженцев разбомбили. Мать и братья погибли, а Колю подобрали немцы. В 1945 году мальчик оказался у наших солдат. Колю отправили в детдом на Кольский полуостров.
Андрею досталось по наследству слабое сердце и больные ноги, но поблажек он не терпел и каждую осень делил с другими ребятами колхозную долю, месил грязь в полях, таскал ведра с картошкой под дождем, а то и под первым снегом.
Летом 1982 года Андрей поехал на практику в газету «Молодежь Алтая». Стояла жара. Вернувшись из командировки в шукшинские Сростки, пошел искупаться на Обь и канул навсегда.
Когда сейчас со всех сторон то и дело доносятся горестные вести о рано оборвавшихся жизнях, о канувших без вести, я сразу вспоминаю Андрюшу и его строки: «Мы начинаем умирать с первым нашим дыханием, а если умираем, что случается?..»
...Вот говорят: в старости друзей только теряют. И правда – как обрести друга на короткой дистанции? Дружбе нужна долгая дорога впереди, чтобы было куда вместе стремиться.
Но вот Господь явил мне друга совсем недавно. Приберегал его, видно, на вечер жизни.
И зовут его, конечно, – Андрей. И он поэт.
Видимся мы редко, но когда видимся, в наших разговорах непременно звучит имя Андрея Карликова. И получается, что нас за столом не двое, а трое. Два Андрея и я.
Карликов
- Жил на свете ангел Карликов,
- Прятал крылья в рукава,
- И для всех окрестных гавриков
- В песни складывал слова.
- Лишь звонок раздастся с лестницы,
- Как сигнал с другой земли –
- Все ровесники, ровесницы
- Знают – карлики пришли.
- Чёлка светлая поповича,
- Губы тонкие, очки,
- Были как у Шостаковича
- Пальцы, нервные смычки.
- Побывать мечтал в Австралии,
- В Антарктиде, на Луне,
- Сочинял романы, арии
- О невидимой стране.
- Так уж принято у ангелов –
- Прятать крылья в рукава,
- Чистый снег грузить из танкеров,
- В песни складывать слова,
- В девятнадцать лет рассеянно
- Зваться Карликов Андрей,
- Утонуть в реке на севере
- И гулять по дну морей.
- Андрей Анпилов
- Вена, 2021 год
Строки биографии
Андрей Николаевич Карликов – журналист, начинающий переводчик английской и американской поэзии. Родился 9 августа 1962 года в Свердловске. Отец Николай Адрианович – испытатель моторов на турбомоторном заводе. Мама Нина Матвеевна – инженер, родом из уральского поселка Талица. Дед Матвей Александрович служил пожарным. В 1937 году его арестовали. Он погиб в лагере. Второй Андрюшин дед не вернулся с войны. Прадед и прабабушка погибли в немецком концлагере. Детство Андрей провел в бараке № 15 в рабочем поселке на Эльмаше. Учился в английской спецшколе № 99. Увлекался биологией. Мечтал стать писателем-натуралистом. В 1979 году поступил на факультет журналистики Уральского университета. 27 июня 1982 года погиб на Алтае во время практики.
«Здравствуйте все, кто дома!..»
Колхозные письма Андрея Карликова
31 августа 1979 года. Студенческий отряд «Урожай». Деревня Подгорная Красноуфимского района Свердловской области.
Здравствуйте все, кто дома!
В складчину купили ящик яблок и всей бригадой доедаем их. До сих пор сосу конфеты, взятые с собой. Вьетнамскую рубаху сменил на лыжную куртку. Хожу в джинсах и штормовке. Часы идут, очки не разбил.
Кино в местном клубе показывают часто. Можно ходить за 20 коп. Уже был «Служебный роман», а сейчас идет «Афоня».
Работаем мы пока не самыми передовыми темпами, так что на скорое возвращение надеяться трудно: сорок дней – это минимум.
Мечтаю о доме.
Пишите, все письма выкладывают в столовой, и я каждый день смотрю, нет ли чего мне.
Андрей.
5 сентября 1979.
Здравствуйте все!
Встаем без пятнадцати шесть, в полседьмого завтрак, потом работа в поле до полвторого, к двум приходим на обед, потом до полдевятого снова работа.
2 сентября прошел первый дождь. С тех пор я надел сапоги и не снимаю, и не сниму до конца колхоза, наверное. Деревенские улицы развезло, и хожу, все время рискуя шлепнуться в грязь. В поле, конечно, еще хуже ходить по раскисшей земле. У нас в бригаде три парня, мы носим ведра и засыпаем картошку в мешки, а девчонки собирают ее с борозд.
Не мерзну пока, надеваю майку, теплую рубаху, лыжную куртку, потом пиджак, а сверху – штормовка.
Стирать здесь почти невозможно. На улице холод, вода ледяная, не мылится.
Вчера нас повезли на двух автобусах в баню. Баня хорошая. Помыли нас вне очереди.
Теперь, наверное, грязи на теле будет меньше, потому что с дождями не стало пыли.
Очень много человек сваливаются каждый день, и их отправляют в Свердловск. Я пока чувствую себя хорошо. Недавно болела голова, но я принял таблетку цитрамона, заел конфетой – все прошло.
Хлеба не ограничивают, поэтому не голодаю.
Свободного времени нет совсем. Ни о каком сельмаге, тем более о телефоне не может быть и речи. Говорят, что если пойдет сильный и долгий дождь, не будем работать. Может, удастся тогда вырваться и позвонить.
Пришлите сосательных конфет – они поддерживают силы. Еще пришлите перчаток и конвертов.
Вернусь, наверное, уже в октябре.
Ну все. До свидания.
Андрей.
Пишите, как можно чаще.
10 сентября 1979.
Здравствуйте все, кто дома!
Сегодня в общей пачке нашел целых два письма сразу – от Лёшки (младший брат Андрея. – Прим. ДШ) и от мамы. Это для меня событие огромное.
Живу я в общежитии, номера которой уже не разобрать. В ней около 30 человек. Некоторые кровати стоят друг на друге как нары.
Хорошо познакомился со всей бригадой. Парни хорошие: Андрей Зайков – первокурсник филологического факультета и Саша Классен – студент журфака, пришел сюда после армии.
Мы, трое, таскаем от десяти девчонок ведра с картошкой и ссыпаем ее в мешки. Как-то подсчитал: за день прохожу только от столовой на поле и от столовой до дома около 20 км, а если учесть, сколько бегаю с ведрами, получится гораздо больше.
В поле летят паутинки; от кого-то я слышал, что это обещает хорошую погоду. Хорошо бы... Жду следующей бани, которая будет 14-го, в пятницу. Считаю дни банями.
14 сентября 1979.
Здравствуйте все, кто дома и читает мое письмо.
Пишу вечером и сразу на все вопросы отвечаю по тому порядку, в котором мама их задала.
Я здесь держусь, и, наверное, если погода не испортится, продержусь определенное время, но не более чем до 1 октября.
100 га мы сделали еще 8 сентября. А сейчас, когда я вам пишу после очередного трудового дня, у нас осталось не больше 30 га. Надеемся сработать их за три дня. В общем, сообщаю вам с великой радостью, что в тот день, когда придет это письмо, или в последующие дни ждите меня. Если будет возможность – дам телеграмму о точном времени прибытия поезда. Но вообще-то я хочу выйти на ВИЗе и пойти домой пешком.
Посылку получил еще 11 сентября, вечером. Прихожу в общежитие, а она лежит на кровати. Конечно, очень обрадовался.
Протестую, чтобы кто-нибудь из вас сюда ехал. Во-первых, здесь просто нечего будет делать: с раннего утра до позднего вечера все в поле. Стоит ли ехать в такую даль? Ватник – хорошо, но везти его сюда не надо.
Удивился, что прислали шарф и сахар. Шарф с собой брал, голубой. А сахар непонятно зачем. В столовой чай сладкий. Буду, пожалуй, грызть его вместо конфет, которых не осталось уже: сообща съели, как и пряники.
Вчера второй раз ездили в баню. Там, в Красноуфимске, напились соку, квасу, газировки. В гастрономе тамошнем даже хуже, чем здесь в сельмаге: конфет нет. Как там люди живут, непонятно.
Страшно скучаю по Свердловску, по дому. Пускай там хоть трава не растет, все равно дом. Приеду, сам наготовлю себе всякой еды: компота, блинов и т. д. Хочется мороженого.
Заготавливай, мама, на зиму всего и чем больше, тем лучше.
У нас тоже была подписка прямо в колхозе – деньги вычитаются из зарплаты. Я выписал журнал «Журналист» на полгода за 2 р. 40 к.
Стали часто давать молоко. Кстати, хорошее молоко, не городское.
За заметку спасибо, прочитал и другим дал.
Привет всем и Тяпке передайте.
До скорого свидания.
Андрей.
26 августа 1980.
Привет всем из колхоза!
Пишу в 10.15 вечера 26 августа 1980 года на деревянных нарах, где нас устроили. Доехали хорошо, но места пока мало, хотя первокурсники еще не приехали. Спать мне тепло. Я на нары запихнул кроватную сетку, на нее – ватник и подушку, которую выдали, сверху одеяло.
Здесь грязь непролазная. Мы пока на луке – дергаем его и режем, потом возьмемся за картошку. Поле такое, что конца-краю не видно. Приехало нас очень мало – 85 человек, и будем до 1 сентября так перебиваться.
Что еще? Буду ждать письма, конечно. Вот еще что: подпишитесь на «Правду» и «Комсомолку», а «Журналист» я здесь выпишу.
О французском уже не думаю, лишь бы выспаться.
Да! Очки-то не забудьте получить в «Оптике» на Первомайской.
27 августа 1980.
Пишу на другую ночь после первого письма. Сегодня целый день моросил дождик и был ветер. Все промокли и замерзли. Накидки нам наконец выдали, но это уже, наверное, поздно.
31 августа 1980.
Последний привет из колхоза, потому что конвертов больше нет – все отправил или раздал. Держусь из последних сил. Конфеты, правда, еще не кончились. Все в грязи и промокло – штормовка, телогрейка, носки, перчатки, шапка. Почты никакой до сих пор нет.
Пишу сейчас в семь часов вечера – нас отпустили после обеда с поля из-за проливного дождя, а до обеда все равно все успели под ним искупаться. Как вы там? Идет ли дождь в Свердловске? Есть ли горячая вода, жив ли Шурка?
Я, наверное, сумею захватить с собой репчатого луку, его много выросло.
26 августа 1981.
Пришли ведь меня проводить девчонки... Ленка Лиханёва – давно я ее не видал. Они мне вручили в дорогу два огурца и поллитра клубничного варенья. Огурцов уже нет, а варенье стоит, ждет. Приехали как всегда в 12 ночи, в час добрались до общежитий, ну, опять, конечно, не хватило места, сплю с друзьями на полу, на кроватной сетке с матрасом. Попал в хорошую бригаду, с другом, с бригадиршей-однокурсницей (Наташа Петрашова. – Прим. ДШ).
Посылку мне слать по адресу: 623319 Св. обл., Красноуфимский р-н, деревня Подгорная, Васе Нелюбину (для меня).
14 сентября 1981.
Сейчас уже без десяти одиннадцать, а временем тут приходится дорожить. Вчера наша бригада была дежурной на кухне, чистили картошку, спать легли в два часа, так что хочу в эту ночь выспаться. Обещают завтра баню. Вашу новую посылку очень жду.
Это хорошо, что на «За рубежом» подписались.
Со мной все нормально, насморк мучит, как и всех, а так ничего.
Едим мы пока лучше некуда, то к одной девчонке из нашей бригады родители приедут, то к другой.
Папка пускай не едет – что ему тут делать, даже переночевать негде. Пришлите лучше килограмма четыре морских камушков. Вот это было бы дело.
17 сентября 1981.
Тут у нас одно постепенно улучшается, другое ухудшается. Вдосталь пряников, печенья; повидло за хорошую работу едим всей бригадой. С другой стороны, ухудшилась донельзя погода, да еще со всех сторон снег обещают. Колхозный агроном нынче – зверь. Не принимает поле, пока на нем есть хоть одна картофелина, на подборку ходим по десять раз. Это такое муторное дело – подборка картошки за культиватором. Так делают, когда надо убить время, потому что мешков нет и не предвидится.
Холод зверский. Приходится укрываться поверх одеяла штормовкой и курткой.
Осталось нам 88 га.
16 сентября 1981.
Сегодня получил сразу две приятных вещи – письмо и посылку.
Портянки я себе сделал очень приличные из мешка, но они опять-таки сносились, а теперь нам привозят мешки грязные и сырые, так что не хочу я их на свои ноги надевать. Дождь идет второй день почти непрерывно, еле просушиваем все в сушилке.
Накидка присланная хороша. Для города. Но не для колхоза. Ну, у меня сейчас одна штормовка промокает, дальше вода не проходит.
Настроение полусумрачное – вроде остался мизер, а нет ни мешков, ни погоды.
Вот за перчатки спасибо.
Ездили вчера в баню – последний раз, наверное. Пели новую песню:
- На горе колхоз,
- Под горой ручей,
- Провожал меня
- Сама не знаю чей.
- Провожал меня,
- Заглянул в глаза:
- «Ты колхозница,
- Тебя любить нельзя».
- Ай-яй-яй, яй-яй,
- Ай-яй-яй, яй, яй,
- Ты колхозница,
- Тебя любить нельзя.
- Я колхозница,
- Не отрицаю я,
- А любить тебя
- Не собираюся.
- Выйду в поле я,
- Где высока рожь,
- Полюблю того,
- Кто на меня похож.
Ну ладно, песен у нас тут много, все записывать – книгу можно написать.
Так что ждите, авось скоро вернусь.