Текст: Татьяна Набатникова (переводчик с немецкого, писатель)
Надо начать с того, что этот роман Манна-младшего, несчастного Клауса, проведшего свою недолгую творческую жизнь в тени своего великого отца Томаса, невероятным бестселлером, в общем-то, никогда не был. В отличие от одноименного фильма Иштвана Сабо (1981). Более того: фильм в прямом смысле спас роман от полного забвения. В 1966 году, через три года после смерти немецкого актера и крупного театрального администратора Густава Грюндгенса суд удовлетворил жалобу его приемного сына о запрете публикации романа – в главном герое которого Хендрике Хёфгене его приёмный отец узнавался слишком отчетливо. И лишь после успеха фильма запрет явочным порядком был снят – потому что утратил смысл.
И вот – две русские публикации в один год! Причем в одном и том же переводе Константина Богатырёва. В московском издательстве «Текст» – под названием «Мефистофель», и в петербургском «Лениздате» – под названием «Мефисто».
С чем же это связано?!
Проще всего сказать, что в такие времена, как наше, тянет к осмыслению. Причём желательно не на собственной шкуре, а на чужом примере.
И этот роман дает пищу для размышлений. Один герой, Миклас, мечтает (в 1936 году!) о дне, когда «наступит конец капитализму и господству бюрократов». Господи, мы же тоже это порой слышим…
Или в качестве предостережения? На наших глазах в романе (1936 года!) происходит многоплановое размежевание общества – на примере одной театральной труппы. Истерическое, нервное время, чехарда героев...
Но ведь история циклична, а не замкнута. На каждом витке всё повторяется по-другому. Впрямую сравнивать разные эпохи невозможно и просто губительно.
Может, секрет успеха в сверхценной художественности романа? Как уже было сказано – до успеха фильма Сабо его мало кто помнил.
Боюсь, все гораздо проще. И причина в другом: иссяк поток новой переводной литературы. Где-то авторы гордо отворачиваются от нас, где-то зарубежные издатели нос воротят, а самое главное: наши издательства не могут купить права на перевод, платёжные системы-то не работают.
Приходится заглядывать в старые запасники. Надо же пополнять полку иностранной литературы. А роман ничего так, и успешно экранизирован.
Написан, конечно, не самим Томасом Манном, а его сыном Клаусом, над этим уже тогда посмеивались. «Весь мир говорит о Клаусе Манне, сыне Томаса Манна. Так кто же такой, наконец, этот Томас Манн?» – язвительно пошутил однажды Бертольт Брехт.
Да, это и везение, и неудача: родиться в семье великого писателя. Тем не менее, Клаус написал шесть романов, один из них («Патетическая симфония», 1935) посвящён жизни Чайковского.
И Клаус Манн действительно талантливый портретист. Википедия приводит целую таблицу в двадцать строк: какой персонаж какой персоне соответствует. Самому благородному персонажу соответствует отец автора, Томас Манн. Себя самого Клаус Манн вывел в скромном образе Себастиана, друга жены Хефгена, а эту жену писал со своей безупречной сестры Эрики (действительно недолгой жены Грюндгенса). Хефген оказался сексуально несостоятелен с женой, поскольку его прототип был гей, но Клаус Манн, будучи сам геем, придал этой несостоятельности другую причину, более мягкую – «негроидный мазохизм». Доминантная негритянка Джульетта, в зелёных кожаных сапогах и с красной плёткой вылеплена в романе очень живо. Когда со временем её заменит артистка Николетта фон Нибур, у неё будут красные кожаные сапоги и зелёная плётка.
Есть в романе три очень важных персонажа, они не названы по именам, но их читатель узнает сразу: Гитлер, Геринг и Геббельс. В 1936 году они еще не одиозные военные преступники, не общепризнанные символы зла. Но Клаус Манн уже всё про них понимает. И к ним как можно ближе и пробивается его главный герой, талантливый актёр и директор театра. Он тоже всё понимает, а артистическая способность к перевоплощению позволяет ему мимикрировать политически в любую выгодную ему сторону, приноровиться ко времени и правильно сыграть свою роль в жизни.
Ему блистательно удаётся роль Мефистофеля в Фаусте. Это так красиво, что невозможно не процитировать:
«С грацией танцовщика скользит Хендрик Мефисто в чёрном шёлковом, тесно облегающем костюме по сцене, легко и точно, приводя в замешательство, обольщая; с кроваво размалёванных, вечно улыбающихся уст слетают каверзные двусмыслицы, рискованные остроты. Кто же усомнится в том, что наводящий жуть элегантный весельчак способен превратиться в пуделя, выбить из дерева винную струю, парить по воздуху, расстелив плащ, – была б у него только охота? Этот Мефисто способен на всё! Все в зале чувствуют: он силён – сильнее самого ГОСПОДА БОГА, «с которым он ладит» и к которому обращается с насмешливой куртуазностью. Разве у него недостаточно причин смотреть на него сверху вниз? Он куда остроумнее, куда образованнее и, во всяком случае, куда несчастней, чем тот. – Может быть, он сильнее именно потому, что он несчастный. Неисчерпаемый оптимизм великого старика, заставляющего ангелов состязаться в стихотворных хвалах ему самому и его творению, и болезненное добродушие отца вселенной производят впечатление наивности, если не старческого маразма, рядом с жуткой меланхолией, ледяной печалью, к которой ставший сатаной любимец Господа, проклятый и погибший, вдруг переходит от самой сомнительной весёлости. Мороз продирает по коже публику, сидящую в зрительном зале».
Переиграть на сцене самого Бога!
А вот роль Гамлета никак ему не даётся. Чтобы сыграть Гамлета, надо хоть раз усомниться в своей правоте. Знать, как это делается. Гамлет – герой рефлексий и сомнений, нравственного поиска и интеллектуального выбора, тогда как для Хефгена выбор сделан изначально: успех и благополучие.
Гамлета пришлось в некотором роде сыграть самому автору: в 1949 году в свои 42 года Клаус Манн покончил с собой в Каннах. Причиной называют финансовые проблемы и социальную изоляцию. А роман его всё никак не уйдет в область истории литературы.