- Бубин, ты Бубин,
- Сядь-ка на бочку,
- Продай свою дочку
- за нашего князя,
- за нашего боярина.
- У нашего князя,
- у нашего боярина
- трои сени, трои палаты.
- Козе не пройти. Коза прошла,
- рога обломала.
- Где коза? Коза в клетку ушла.
- Где клетка? Водой унесло.
- Где вода? Быки выпили.
- Где быки? В Красну Гору ушли.
- Где Красна Гора? Вся цветами поросла.
- Где цветы? Девки вырвали.
- Где девки? Замуж выскакали.
- Где мужья? На войну ушли.
- Где война? Посреди гумна.
- Где гумно? В море ушло.
- Где море? На заборе.
- Где забор? Упал Насте в подол.
- Песня, записанная Александром Антипиным у Калиственьи Ивановны в деревне Кижма
- Мезенского района Архангельской области.
Текст: Дмитрий Шеваров
Посматриваю на городской телефон, а он молчит. Никто мне больше не звонит с Белого моря.
Так все наши телефонные разговоры начинались. Саша важно гудел в трубку: «Вам звонят с Белого моря...»
Я смеялся, а Саша продолжал: «Прут гуси косяками. Вышел утром, а они летят, летят, кричат...»
Ну чем я ему мог ответить, что рассказать? Гуси Москву далеко облетают, нечего им тут делать.
Оставалось пересказывать Саше долетавшие до меня литературные новости. Он жадно слушал, а потом ругал себя: «Бездельник я, Димка, лентяй. Один рассказик год мусолю...»
И правда: написал Саша совсем немного – в одну не толстую книжку всё поместится. Но все рассказы его – каждая строчка! – останутся в русской литературе.
Вы скажете: а почему же мы не слышали о таком писателе? А вот потому и не слышали, что не всё то золото, что блестит.
Антипин тихо перешагнул наше время как таежный охотник перешагивает ручей. Минуя шорт-листы, он сразу встал рядом с теми, кого любил. Рядом с Юрием Казаковым, Валентином Распутиным, Василием Беловым.
Кстати, Белов – человек суровый и предельно строгий – благословил Сашу на писательство, еще не читая его рассказов. Василий Иванович увидел в застенчивом поморе редкую подлинность.
Многое сближало Сашу с Беловым, а более всего то, что матерей у них звали одинаково – обе были Анфисы Ивановны. От мамы Саше достался тончайший слух на слово. Из поездок по глухим деревням Саша привозил песни. Одну из них он прислал мне в письме. Герой песни по имени Бубен – странное существо, кто-то вроде Робина-Бобина. Дочку этого заморского Бубена сватают за русского князя и поют забавную песню с грустными словами:
- Где мужья? На войну ушли.
- Где война? Посреди гумна.
- Где гумно? В море ушло.
- Где море? На заборе...
Первые рассказы Александра Антипина принес в «Новый мир» Борис Екимов – тоже, как и Белов, взыскательный художник (и ныне последний, увы, «деревенщик» в русской литературе).
В своем предисловии к рассказам («Новый мир» № 8, 2008) Екимов писал: «Так легко, так славно было читать рассказы Александра Антипина, в которых все просто: замысел, сюжет, исполнение. Командировочные будни, ожидание самолета при нелетной погоде, гостевание у старых людей. Но как хорошо, как радостно читается, строка за строкой. Как светло думается, когда недолгое чтение закончилось. Теперь, когда пишу эти строки, за окном — зима. Полгода прошло, но как хорошо все помнится, словно не из рассказов, а из моей, неведомой или подзабытой жизни: как живут-доживают свой век старик со старухой да слепая, но веселая собачонка Пронька на берегу Белого моря. Так и хочется побывать у них, поглядеть. Но уж очень далеко. Что же, будем читать Александра Антипина...»
Господь хранил Сашу от суеты. Он не выпрашивал лайков в Интернете, не получал престижных премий, не читал лекций в Америке, не представлял Россию на зарубежных книжных выставках и не сидел с умным видом в телевизоре.
Пока все спали, Саша сидел у телефона в комнате дежурно-диспетчерской службы Мезенского района Архангельской области. Такая у него была работа – следить, чтобы никакой беды с его земляками не случилось.
И надо сказать, при нем ничего особенно плохого в Мезени не случалось. Правда, однажды в погреб провалилась лошадь, но ее достали трактором живую и невредимую. А в другой раз кот забрался на высоковольтный столб; так его благополучно сняли пожарные.
Последнее бумажное письмо от Саши я достал из почтового ящика в конце зимы и, как всегда, читал его родным вслух на кухне. Почерк Саши напоминал морозные узоры на окне. Письма были как рассказы – со своим сюжетом.
Саша словно боялся проститься, поставить точку в письме. Прощание растягивалось у него на страницу, а то и две.
Саша ушел в апреле 2019 года. Внезапно, во сне, оставив на столе неоконченные рукописи.
«Шедший сзади стал впереди меня...»
1 июня Александру Антипину исполнилось бы 60 лет. Сколько горя в этом «бы»...
«Какая жизнь короткая...»
Из писем Александра Антипина Дмитрию Шеварову
...Главная моя печаль – смерть папы. Отец мой, Александр Антонович, был удивительным, мудрым, могучим человеком. И все казалось мне, что сносу ему не будет, все казалось, вечно будет наставлять меня на ум.
...Извини, Димка, что заставил тебя погрустить вместе со мной. Хочется что-нибудь послать тебе в подарок, но из-за переезда нет ничего под рукой. Даже любимые книжки остались на прежней квартире, вожу их потихоньку на санках.
* * *
На улице мороз, ухают и скрипят мостки под ногами, а я сижу дома, топлю печь и пишу тебе свое письмецо. Да еще слушаю Тютчева по радио и разглядываю узоры на окнах. Кстати, знаешь ли ты, что у всякой печки, как у человека, свой характер? Вот кухонная плита, что я теперь топлю – «подкладистая»: топится быстро (я уже трубу закрыл, пока тебе писал) и поет звонко-звонко!
Вторая у нас – «тугодумка», десять раз надо подойти, поклониться ей, пошевелить угли, прежде чем она возьмется жарким трескучим гулом.
Больших новостей в нашей маленькой Мезени нет. Погода стояла теплая, реки встали поздно, охота была худая.
* * *
У тебя, поди, уже и пароходы видны из окна? И слышно ли, как они гудят?
Повестушку свою я, кажется, доканал. Хочу послать тебе на рецензию! Можно? Если да, то напиши, приглянулась ли она тебе. Только честно.
Хочется тебя повидать, поговорить, да и помолчать вместе тоже полезно и хорошо.
* * *
Если тебе интересно, то сообщу, что лето было бесконечно дождливым. Не выпало и недели ясной погоды – дожди, слякоть, туманы, а на море – шторма. Я ходил на сухогрузе, попали в шторм, пришлось стоять неделю в устье речки Чижа у мыса Черного, ждать погоду. На судне кончился хлеб и курево. Пришлось страдать без табака, грызть сухари.
Чудной была поездка и на мыс Абрамовский. Там старый деревянный маяк, неработающий, покосившийся, как Пизанская башня.
* * *
Вот наконец-то добрался я до стола и авторучки. Уже и писать разучился. А все почему? Все дни не вылезал из машины, накручивал километры. Что же я повидал по дороге в 2 тыс. верст? Одну лису, 6 куропаток, 2 тетерева, 1 белку. Развалившиеся деревянные храмы, непроезжие дороги, разоренную матушку-Россию. Фермы как после гитлеровских бомбежек. Как же не будет горько на душе после увиденного...
* * *
На Мезени у нас морозно, снежно, сугробы навалило под самые оконницы. Каждое утро встаю и начинаю зарядку с метлой и лопатой.
Но с другой стороны, зимнее время – раздумчивое. Долгими темными вечерами есть о чем подумать и помечтать. Вот все вспоминаю Москву, нашу встречу...
Особенных новостей у нас на Северах нет, на днях провалились машины под лед, на Мезени, и дорога на Архангельск опять закрыта.
Только что прошел чемпионат нашего городка по шахматам, занял я 2-е место, но особенно ярких, комбинационных партий не было.
А снегири уже улетели.
* * *
Привыкаю к новой работе, хотя главные мысли о литературе. Не знаю, правда, как пойдет дело. Задумал новый рассказик, не пишу еще, но таскаю его в голове.
* * *
Пишу тебе на работе, рано утром.
За окном туман, +1, и высокая рябина вся в красном цвете. За ночь, слава Богу, ничего не случилось... Литературная моя работа не движется, как я ее ни пихаю под бок, ничего путного не читаю... Работа и опять ремонт дома. Хотел поменять нижний венец у туалета, а пришлось – и стойки в пять рядов.
Как утекает сквозь пальцы время, какая жизнь короткая, а, Дима? Впрочем, что это я разнылся? Жизнь прекрасна!
Прекрасна и красотой, и любовью, и рябиной за окном, и добрым другом, с которым ты можешь поделиться этим душевным чувством.
* * *
Картоха уродилась. Дровами тоже запасся. Если говорить о литературной работе, то пытаюсь что-то царапать. А что получится, пока не знаю. Хочется написать о позабытой вятской деревне, откуда родом моя мама Анфиса Ивановна. Деревни уже нет, и даже местные краеведы не помнят о ее существовании. А мои летние каникулы в детстве часто проходили там, в Боброво. И все окрестные леса и перелески, хлебные золотые поля, дороги пыльные, грибы, ягоды, бабушкина корова Розка – все осталось в памяти до сих пор.