Текст и фото: Михаил Визель
Открывая презентацию, на которую собрались как "аборигены" поселка писателей, так и приехавшие специально из Москвы, автор напомнил, что этот фундаментальный (более 1100 страниц!) компендиум - второй том, следующий за выпущенной тремя годами ранее подробной хроникой «Оттепель. События. Март 1953 - август 1968 года». И что его изыскания базируются на собственной концепции о "четырех оттепелях" XX века:
- 1905 (царский манифест)
- 1922 (НЭП)
- 1956 (XX съезд)
- 1985 (Перестройка)
При этом все эти "оттепели" имели общие черты:
- Все оттепели шли с разрешения начальства;
- Все они прямо отражались на литературе.
Самого Чупринина по понятным причинам интересует именно та из них, которая вошла в историю России как Оттепель с большой буквы - и чисто биографически (в 1956 году Сергею Ивановичу было 9 лет, в 1968-м - 21, значит, именно в эту эпоху происходило его формирование как личности), и как самый длительный оттепельный период. Хотя, разумеется, верхнюю границу можно считать по-разному: 1964 годом (смещение Хрущёва), 1968 (ввод советских войск в Чехословакию) или даже, как предложил выступивший на презентации Андрей Немзер, февралем 1970-го - разгон редакции "Нового мира" во главе с Твардовским.
Книга представляет собой 358 снабженных подробной библиографией очерков о литературных деятелях - писателях, редакторах, переводчиках, советских чиновниках, которые в совокупности определяют то, что можно назвать "литературой оттепели".
"Я филолог, но я неправильный филолог, - объяснил свой подход автор. - Филолога должны интересовать тексты, а меня интересуют судьбы. Поэтому в числе 358 главок есть главки про Хрущёва, Андропова, Микояна".
Вторая особенность книги, ее "ноу-хау" - все главки были предварительно "оттестированы" на читателях путем последовательного размещения их в официально запрещенной ныне в России соцсети (но задолго до ее запрещения, разумеется). "Это был мой коллективный внутренний рецензент, - признал автор. И добавил: - Суд и приговор моих старших друзей особенно важен".
Эта технология наложила и технологические ограничения: размер каждой статьи ограничен предельным размером поста. Но, разумеется, были и ограничения творческие. "Я рассматриваю эту книгу как огромную пьесу. У каждого персонажа должна быть своя роль, я удалял тех, чью роль кто-то сыграл более ярко". Были и сложности хронологические: всё-таки человеческая жизнь не ограничивается полутора десятилетиями. Кого куда отнести? Например, в книге Белов, но нет Распутина, он для автора - "семидесятник". Но есть Трифонов. Почему? "Я автор, я так вижу!"
В книге есть персонажи безупречные, как Пастернак, есть совсем негодяи, вроде Якова Лернера, их несколько десятков, но большинство были "людьми сложными". И автор выбрал кое-что "не видеть". Например, "у Ивинской прямо во время гонений на «Доктора Живаго» был страстный роман с Шаламовым. Стоило ли об этом писать? Я убрал имя Шаламова, но оставил, что она была любвеобильна".
Выступивший следом Игорь Волгин сравнил Сергея Чупринина с пушкинским летописцем Пименом ("еще одно последнее сказанье, и летопись окончена моя..."), а Евгений Попов напомнил, что "у каждого советского писателя был свой скелет в шкафу. Причём "советский писатель" - это не только Бабаевский и Грибачев, но и Вознесенский, и даже Бродский - все мы жили тогда!"
Издательница книги Ирина Прохорова, отвечая на вопрос из зала, признала, что перевести два огромных энциклопедических тома в вид онлайновой системы, вроде Википедии, было бы замечательно, но самому издательству делать такой колоссальный онлайновый проект не под силу. Но НЛО готово в этом содействовать тем, кто возьмется, и готово решить вопрос с правами.
На другой вопрос: "когда настанет пора писать хронику нашего времени?" Чупринин ответил так: