Автор: Элар Шевела
Ещё прохладно. Солнце просыпается и сонно потягивается своими лучами. Так ласково, будто не планирует прогревать воздух до отметки «зной».
Мишке всё-таки удаётся отдышаться, разлёгшись посреди лесной поляны. Высокая трава щекочет босые, мокрые от росы пятки. Мальчик поглубже вдыхает сладкий аромат цветов, треплет за ухом щенка, запрыгнувшего сверху. Хорошо, что четвероногий товарищ успел проскочить в калитку следом за юным хозяином. Теперь они вместе наслаждаются свежим утром. Беззаботные. Юные. Свободные. И кажется, что солнце только для них освещает лесные тропы, а птицы поют про их приключения. Ветер всегда готов укутать в мягкие объятия от жары, а дождь – смыть испарину со лба. И лето, кажется, будет вечным. И свобода — абсолютной.
Со стороны деревни, перекрикивая не унимающихся петухов – старательно выясняющих между собой, кто громче и настойчивее – доносится голос бабули. Она привыкла, что внук каждое утро сбегает то к речке, то на полянку. Она тоже была юной, и мир казался ей шире, выше и глубже, чем он есть. Чем он стал в старости.
Мишка чмокает преданного друга в мокрый нос, не мешая тому облизнуться в ответ. С задорным хохотом и звонким лаем, распугивая птиц с ближайших деревьев, юные друзья бегут в бабулин дом: завтракать блинами с черничным вареньем и слушать дедовы истории.
Солнечные лучи бисером рассыпаются сквозь кружевные занавески. В доме тихо, как всегда прохладно и сонно. Мишка дырявит взглядом потолок, напевая дурацкую песню из рекламы себе под нос. Щенок сопит под боком и изредка поскуливает. Поскуливает и подпрыгивает, испугавшись сам себя. Юный хозяин осторожно поглаживает пушистый комочек, отчего тот зевает и снова проваливается в один из своих авантюрно собачьих снов с погонями за опавшей листвой и неуловимым хвостом.
Часы на стене щёлкают. Стрелки замирают в высшей точке циферблата. Мишка шумно зевает и прикрывает глаза, сдаваясь полуденной неге. В воображении уже мелькают пёстрые картинки. Сознание окутывает туман…
Дверь со скрипом отворяется. Дед Мишки со скрипом посмеивается и выдаёт бодрую тираду о том, как много на сегодня дел в огороде. Не обращая внимания на причитания и гундёж внучка, поджарый старик стаскивает мальчишку за ногу с кровати. Тот успевает взвизгнуть и схватиться за металлическое изголовье.
В приоткрытое окно заглядывает бабуля и бухтит сразу на обоих мужчин: и на старого, и на молодого. Ещё и щенку достаётся. Для порядку.
Авантюрно собачьи и авантюрно ребячьи сны откладываются. Клубника сама себя не прополет, а горох сам себя не соберёт.
Щенок довольно пыхтит, зарывая в землю очередной трофей – бабулин крючок для вязания. Мишка не мешает четвероногому другу проказничать и лениво пинает высокую траву, украдкой заглядывая к соседям через забор. Детей там никто не заставляет работать в огороде. Они радостно хохочут, бегая по двору. Чересчур замахнувшись для очередного пинка по траве, Мишка с размаху попадает по забору. Вскрикнув скорее от удивления, нежели от боли, мальчик ещё раз, но уже нарочно и со всей силы дубасит ногой по деревянной доске, отделяющей его от беззаботной беготни. Соседские девчонки хихикают, поглядывая на Мишку, и так же весело скрываются в доме: их позвали пить чай.
Мальчик ещё несколько раз лениво пинает забор и устало вздыхает:
– А меня вот припахали…
– Куда это? – раздаётся за спиной голос бабули.
Щенок поджимает хвост и семенит поближе к юному хозяину. Кусочек вязального крючка предательски торчит из недозакопанной ямки.
– Ну, баааа! – мальчик оборачивается. – Весь день из огорода не выпускаете! То траву почему-то надо вырывать, то что-то собирать, то поливать, то…
Мишка соображает, что ещё его просили сделать, и задумчиво осматривает грядки.
– То-то ты много сделал? – вздыхает бабуля, стряхивая землю с вязального крючка в руках.
Щенок пятится и, протиснувшись в щель под забором, опасливо подсматривает за происходящим.
– Много, – выпрямляется мальчик. – Горох вот собирал. Клубнику там всякую полол.
– Эх ты, – улыбается бабуля. – Собирал-то собирал, но надо было в ведёрко, а не в рот.
Она становится рядом с внуком и глубоко вздыхает.
– Всё это мы высаживали сами. Вон тем деревьям лет больше, чем твоей матушке. Наутро после её рождения дед яблоки с них срывал, чтобы порадовать меня вкусненьким.
Бабуля тонко улыбается, погружаясь в воспоминания.
* * *
Лет семнадцать мне исполнилось, когда отгуляли свадьбу и переехали в эту деревню. Ничего у нас не было, кроме клочка земли, надежды и любви. Муж сразу принялся строить дом, чтобы было где поспать. Мне досталось заниматься землёй, чтобы было что поесть. Сложным казалось всё. Да таким и было.
Мы старались не унывать. Соседи у нас добрые, помогали чем могли: то приютят, то накормят, то опытом поделятся. Без помощи людской затянулось бы строительство да возделывание аж до твоего рождения. А вот появился бы ты, если б иначе всё сложилось? Родилась бы твоя матушка, если б жили мы тут все разрозненно? Если б не принято было друг другу помогать? Ох, а что нам было? Молодые, весёлые, с горящими глазами. Пока муж дом по камушку собирал, я на земле хозяйничала: сеяла, возделывала. Ждала, пока прорастет, пока взойдёт, пока плоды даст.
Так и жили. Утром до рассвета уже на ногах: в огороде, по хозяйству. Земля наша нас и кормила, и всё время занимала. Другой работы тогда и не было. Да и не работа для нас это, а счастливая жизнь, каждый день которой у меня в памяти. С запахом земли, хвои и свежих яблок. Помню даже, как корову первую завели. Глашу. Как твой дед курятник строил. Ругался с соседом, чьи наседки больше яиц давать будут. Мужья спорили на щелбаны. Жёны смеялись, но каждая думала, что её несушки победят. Как раз в тот год, високосный, я сына родила. Муж дерево посадил. Дом мы уже все вместе достраивали. Семьёй.
Твои тёти и дяди. Ох. Они с твоей матушкой по детству, да и по юности весь огород перепахали вдоль и поперёк. Уставали, конечно. Ленились, что уж. Но всегда сами шли и дело делали. Трудились. Каждый сколько мог. Дома. В огороде. Другого мы и не знали. Да и не хотели. Всё же есть: свежее, натуральное. Все же при деле: от старого до малого.
В жизни можно много хотеть, добиваться. Но вот что нам хоть и свыше даётся, да для чего трудиться приходится поболе, чем в огороде – это семья. У меня есть мои муж, дети, внуки и родная земля. И для этого можно и рано вставать и поздно ложиться, чтобы всё у нас было просто хо-ро-шо. Для каждого такого хорошо, хорошо потрудиться нужно.
Разное бывало. И трудное. И тягостное. Проходить это мы старались вместе. На нашей земле. С улыбкой и упрямой надеждой на лучшее. Да, дети выпорхнули из гнезда в гнёзда побольше – эти шумные многоэтажки, где все друг по другу ходют. Но птенцы, став птицами, всё ещё слетаются в отчий дом. На родную землю. Ведь циклично всё в природе. Семена прорастают, чтобы дать свои семена и усеять землю. Чтобы цвести и увядать. Чтобы в итоге вскормить собой землю, которая вскормила их. Однажды мои дети родились на этой земле и когда-нибудь вернутся на неё умирать.
* * *
Мишка удивлённо моргает. Бабуля понимает, что последние слова резки были ушам младшего из внучков, но всё уже сказано. Пусть это будет важным уроком, который тем лучше послужит, чем раньше выучится.
– И тебя мы не заставляем в огороде работать, Мишутка. Попросили собрать горох, так ты его налопался и убежал играть. Попросили клубнику прополоть, так ты вырвал пару сорняков, да так испричитался, что дед пришёл помогать. Всё сам и прополол. Даже ни слова не сказал, когда ты ушёл. Так же и с яблоками: парочку себе за пазуху положил и рванул коня соседского угощать.
Мишка виновато дырявит взглядом свои сандалики, спрятав руки в карманы. Бабуля не ругает его. Даже интонация у неё добрая и спокойная:
– Мы, внучик, и сами справимся по хозяйству. И накормим тебя. И напоим. Но вместе оно быстрее и проворнее получится. Ты молодой, шустрый. Нам, старикам, за таким не угнаться. Что ты прополешь за час, деду дастся за три. С моими суставами это вообще на весь день затянется.
Бабуля чмокает внука в макушку и, покачиваясь, уходит в сторону дома. Нужно вернуть на место крючок и подальше припрятать вязание, чтобы не пришлось снова искать «сокровища» по всему огороду.
Мишка бросает последний взгляд за забор, где так же резвятся соседские дети, и уверенным шагом пересекает огород, чтобы узнать у дедушки, с чем ещё нужна помощь. Старик своего удивления не показывает, чтобы не спугнуть, и до конца дня только и успевает принимать у внука проделанную работу. Мальчик воодушевлённо берётся за всё новые задания, а соседские девчонки украдкой заглядываются на него через забор.
Уже прохладно. Солнце едва виднеется над линией горизонта и сонно потягивается своими лучами. Так ласково, будто не прогревало воздух до отметки «зной».
Мишке всё-таки удаётся отдышаться, разлёгшись на берегу реки. Ветер обдувает босые, мокрые после купания пятки. Мальчик поглубже вдыхает вечерний воздух, треплет за ухом щенка, запрыгнувшего сверху. Хорошо, что четвероногий товарищ успел проскочить в калитку следом за юным хозяином. Теперь они вместе наслаждаются летним вечером. Уставшие. Немного взрослее, чем утром. Но такие же свободные в праве выбирать, чем заняться летом в деревне. И кажется, что закатное солнце только для них играет бликами на шумной воде, а сверчки обсуждают их приключения. Ветер всегда готов укутать в мягкие объятия от жары, а дождь – смыть испарину со лба.
Со стороны деревни, перекрикивая вой собак – старательно выясняющих между собой, кто громче и настойчивее, – доносится голос дедули. Он привык, что внук по вечерам сбегает то к речке, то на поляну. Он тоже был юным, и мир казался ему шире, выше и глубже, чем он есть. Чем он стал в старости.
Мишка чмокает преданного друга в мокрый нос, не мешая тому облизнуться в ответ. С задорным хохотом и звонким лаем, распугивая птиц с ближайших деревьев, юные друзья бегут в дедулин дом: пить перед сном топлёное молоко и слушать бабушкины сказки.
И лето, кажется, будет вечным. И свобода — абсолютной.